— Маша, задам вопрос, который интересует многих: чем вы сегодня занимаетесь? В прессе о вас практически ничего не слышно...

— Я много выступаю, к тому же у меня есть своя мастерская, где я занимаюсь вокалом и провожу тренинги со своими коллегами. Это состоявшиеся люди, которые, избрав вокал делом своей жизни, перед выходом на сцену хотят получить дополнительную профессиональную поддержку. Я занимаюсь творчеством, пишу музыку, делаю новый проект, так что у меня очень насыщенная жизнь. Я мама, моей дочери Серафиме девять лет.

— В первую очередь это клубы и, конечно, корпоративы. Мы никогда не исполняем ничего на заказ, у нас есть своя концертная программа. Иногда на корпоративах люди пытаются вести себя непотребным образом, причем это не зависит от их статуса. Глава крупной корпорации может быть благодарным слушателем и прекрасно себя вести, а какой-нибудь менеджер среднего звена может возомнить из себя невесть что. Обо мне говорят, что я никогда не пою на корпоративных мероприятиях, но это не так. Это замечательная возможность выходить к публике и петь для нее.

— Конечно. Но в моем случае концерты — это, в первую очередь, удовольствие, а не заработок. Если бы речь шла о деньгах, я бы исполняла совершенно иной репертуар, и вы бы чаще видели меня по телевизору.

— С образованием все не так просто. Когда его нужно было получать, я работала. Я из очень бедной семьи, и мне необходимо было помогать родителям. С 14 лет я работала нянечкой в детском саду, а в 15 уже записывалась в студии. Сейчас я получаю образование, но, скорее, для галочки. К сожалению, сегодня в вузах не преподают того, что я ищу.

— Оно раскрыло мне глаза, ведь до участия в конкурсе я была совершенно наивной девочкой. Не было никакого блата, я абсолютно честно прошла отборочный тур. В моей жизни «Евровидение» сыграло скорее роковую, злую роль. Сегодня «Евровидению» создаются рейтинги за счет звезд высокого уровня, а ведь изначально конкурс предназначался для молодых, никому не известных ребят.

Меня, занявшую девятое место, на родине приняли так, будто я проиграла все на свете. Обычно дебютанты не прорываются дальше 19-й строчки, но это мало кого волновало. Пиар — дело управляемое, а у меня в тот момент не было ни ресурсов, ни статуса, чтобы ответить на колкости и нападки в свой адрес. Я была просто раздавлена и следующие пять лет никто не хотел иметь со мной дела: меня никуда не приглашали, отовсюду вырезали, совершенно не объясняя причины. Однажды Гидон Крамер предложил мне сымпровизировать вместе с ним и Леонидом Аркадьевичем Десятниковым. Это был судьбоносный для меня проект, который снимал на Новый год Никита Михалков. Вырезали.

Я прошла массу кастингов на телевидении — никуда не брали. Сколько гадких статей было обо мне в прессе! Раздувала скандал Вика Цыганова. Писали, что я принадлежу к еврейской мафии, ведь как иначе девочка по фамилии Кац могла оказаться на «Евровидении»? Говорили, что за мной, якобы, стоит Иосиф Кобзон... А ведь я с ним даже не знакома!.. Рафинированная москвичка, которая всю жизнь занималась музыкой, я была совершенно не подготовлена к такому потоку грязи.Я из настоящей еврейской семьи, в которой много внимания уделялось образованию. Родители всегда оплачивали мои частные занятия, хотя сами недоедали и относили вещи в ломбард. В 21 год мне, привыкшей заниматься музыкой, творчеством, самореализацией, просто открыли глаза на истинную сущность шоу-бизнеса. Чтобы стать известной артисткой, нужно было быть Аленой Апиной, которая училась в консерватории, а работать пошла в «Комбинацию». Я не смогла переступить через себя. Я абсолютно счастлива, что у меня этого не получилось.

— Нисколько. У меня нет надобности вкачивать в себя силикон до потери сознания, чтобы соответствовать параметрам поп-звезды, я могу позволить себе тот цвет волос, который мне дал Б-г. Могу позволить себе все то, что я сама хочу себе позволить.

— За полгода до конкурса я подписала контракт со звукозаписывающей студией и в качестве сессионной вокалистки записала песню «Вечный странник» для композиторского альбома Льва Землинского. Текст песни на английском языке написала я и мои близкие. Подписались мы просто: «Пилигрим». Дальше следует аболютно леденящая кровь история... Мне позвонили и сообщили, что нашу песню без моего ведома отправили в редакцию «Программы А» на телеканале РТР. В то время эта передача занималась отбором конкурсантов на «Евровидение». За день до съемок мне сказали, что песню необходимо срочно перевести на русский язык, что мы молниеносно и сделали. В отборочном туре «Евровидения» я принимала участие вместе с группами «Ногу свело», «Мегаполис», «Квартал» (в которой раньше пела). Я болела за «Ногу свело», так как с ее вокалистом Максом Покровским мы выросли буквально в соседних дворах. Я абсолютно неожиданно выиграла с перевесом в один голос. В тот же вечер мне настоятельно посоветовали сменить фамилию, или, например, взять фамилию мужа. А муж носил фамилию Лиокумович. Тогда посоветовали взять фамилию мамы или бабушки. Мама у меня Шкляр, бабушка — Муха. Ну не было у меня в роду никого кроме евреев! Дело закончилось тем, что меня пригрозили заменить любой другой певицей. Они не знали, что автором текста была я и моя семья, а, значит, по правилам конкурса я имела право ехать и, более того, просто обязана была там быть. Мне угрожали, звонили по ночам — все по законам жанра. На официальной пресс-конференции мне задали вопрос: «Как вы отнесетесь к тому, что телеканал примет решение заменить вашу кандидатуру?» И тут я возликовала, пояснив, что под псевдонимом «Пилигрим» стою я и моя семья, а это значит, что телеканалу будет очень невывогодно менять не только певицу, но и автора текста. Наступила тишина... и речи о том, чтобы меня заменить, уже не было. Спонсором нашей поездки на «Евровидение» стал Сергей Крылов, которого я видела всего один раз в жизни, да и то со спины! Он предложил свою помощь, сказав, что найдет для меня деньги, так как я ему очень понравилась. Сказал — сделал. С тех пор мы практически не общаемся, судьба нас развела. Это был какой-то неожиданный порыв с его стороны. Так я поехала на «Евровидение».

— Я живой человек, было обидно, но меня это не сломало. Мой характер построен из совершенно других кирпичиков. С завистью я распрощалась еще в детстве, когда мама сказала мне, что зависть разъедает душу. Я абсолютно спокойно наблюдаю за всеми этими «поющими трусами». Кстати, этот термин придумала именно я. Ко мне часто подходят и говорят: «Они отбирают ваш хлеб, они заняли ваше место». Честно признаться, я бы хотела посмотреть на того человека, который бы хотел оказаться на моем месте. Один раз продавец в музыкальном магазине узнал меня и говорит: «Скажите, а Кац — это ваш псевдоним?» Это ж до чего нужно додуматься! (смеется). Фамилией я своей очень горжусь. Я три раза была замужем, но фамилию свою никогда не меняла. Более того, моя девятилетняя дочь, которая носит русскую фамилию отца, намерена поменять ее на мою.

— Она у меня очень одаренный человек: поет, играет на фортепьяно, кларнете, флейте, даже выступает со мной. Как и у любого талантливого человека, у нее очень мало усидчивости. По себе знаю, что сложно жить, когда все легко дается. Рано или поздно все равно приходится добирать. Она выберет для себя такой путь, какой посчитает нужным. Наша профессия — это компромисс. Конечно я во многом могла бы ей помочь, но, если честно, не пожелала бы ей столкнуться с проблемами, которые были у меня.

— Начнем с того, что мой прадед еще в начале века был раввином. Он похоронен при синагоге на еврейском кладбище в Нью-Йорке. Позже, при Сталине, всех евреев, в том числе и мою семью, ужасно запугали. Но, так или иначе, еврейские традиции в семье все равно сохраняются. В этом году мы впервые с дочкой были на Песахе в синагоге на Большой Бронной. Ее очень поразил раввин, она в него просто влюбилась! «Какой красивый мужчина, мама!» — сказала потом Сима. У нее русский папа, и она первая в моем роду, на ком прервалась абсолютно еврейская линия. Из Иерусалима я привезла ей крестик, сама же ношу могендавид. Как-то Сима приболела, и я, подсев к ее кроватке, заметила, что крестика-то на груди и нет. Так вот, она сознательно его сняла, заявив, что она еврейка и хочет носить могендавид. В девятилетнем возрасте у нее уже выработалась четкая позиция по этому вопросу.