Top.Mail.Ru

Интервью

«Дмитрий Астрахан. Еврей»

28.01.2011

Режиссер Дмитрий Астрахан — один из наиболее ярких представителей современного российского кинематографа. Среди его работ такие всенародно любимые хиты, как «Все будет хорошо», «Ты у меня одна», «Перекресток», «Зал ожидания», «Подари мне лунный свет». Любовь зрителей к творчеству Дмитрия Астрахана не угасает уже на протяжении многих лет, о чем свидетельствуют регулярные показы его фильмов по главным телеканалам страны. Театральный режиссер по образованию, Астрахан всегда мечтал снимать кино. «Мне казалось, что я могу сделать что-то не только для тех зрителей, что каждый вечер приходят на спектакль, но и для гораздо более многочисленной аудитории», — говорит он. О секретах своего мастерства, национальном вопросе и о семье Дмитрий Астрахан рассказал в интервью Jewish.ru.

— Дмитрий, в режиссерской среде вы держитесь особняком. Вашим фильмам присуща особая эмоциональность, человечность... А как вы думаете, что отличает ваши фильмы от картин других режиссеров?

— На этот вопрос мне самому хотелось бы услышать ответ! Самому оценивать собственное творчество очень сложно. Мы вместе со сценаристом Олегом Даниловым стремимся сделать что-то особенное, индивидуальное, то, что волновало бы зрителя. Стараемся не повторяться, стараемся открывать что-то новое. Наверное поэтому наше кино индивидуально. А если честно, то вы имеете дело с выдающимися художниками с яркой индивидуальностью, острым, пронзительным взглядом на окружающий мир и ни с чем не сравнимым талантом... Наверное так (смеется).

— Вы представляете свою аудиторию? Задумываетесь о том, кто будет вашим зрителем?

— Все дело в том, волнует ли тебя тема, которой посвящен снимаемый фильм, или нет. Талант художника заключается в том, чтобы сделать что-то такое, что было бы нужно людям. Конкретной целевой аудитории у меня никогда не было — мне всегда хотелось, чтобы мои фильмы смотрели все.

— Выбирая тематику своего будущего фильма, вы исходите из своих личных предпочтений или опираетесь на вкусы зрителя?

— Сначала я читаю сценарий. Если он меня волнует, это значит, что будет волновать и аудиторию. Расчет в этом деле не всегда работает — лучше доверять своей интуиции, своим эмоциям.

— Как получилось, что вы, театральный режиссер, решили уйти в кино?

— Хотя я учился на театрального режиссера, снимать кино мне тоже было очень интересно. Мне казалось, что я могу сделать что-то не только для тех зрителей, что каждый вечер приходят на спектакль, но и для гораздо более многочисленной аудитории. Наверное это и было основной движущей силой.

— Что легче — ставить спектакли или снимать фильмы?

— Понимаете, делать что-то хорошо — всегда сложно, однако поставить средний спектакль, например, сложнее, нежели снять средний фильм. В кино есть люди, которые могут выполнять работу за тебя — это актеры, операторы, монтажеры. В театре же — только ты и артисты. Поставить хороший спектакль и снять хорошее кино — одинаково сложно.

— В вашем творчестве четко прослеживается еврейская тема...

— Мы приступили к созданию «Изыди», нашей первой картины, в то время, когда национальный вопрос стоял особенно остро. На дворе стоял 1989 год, а в то время вражда между народами практически витала в воздухе: межнациональные столкновения в Баку, ожидание еврейских погромов, к которым открыто призывало националистическое общество «Память». В тот момент нам было важно сказать, что для нормального человека национальная вражда — явление совершенно чуждое. Каким образом мы могли донести эту мысль? Конечно через кино. Речь идет о любой межнациональной вражде, вовсе не обязательно о еврейских погромах. Любое деление по национальному признаку исходит прежде всего от государства, а не от простых людей. Об этом наш фильм «Изыди», в котором звучит и тема человеческого достоинства: человеку легче умереть, чем жить в постоянном унижении. «Из ада в ад» — фильм о животных чувствах, которые живут в человеке и могут проснуться в любой момент на почве алчности и закомплексованности.

— Актуален ли национальный вопрос в современной России? Что вы думаете по поводу недавних событий на Манежной площади?

— Этот вопрос всегда стоял достаточно остро. Виновата власть, которая не справляется со всем, что происходит в стране. Вещи, которые в определенный момент пустили на самотек, выливаются в то, что произошло на Манежной площади. Я не думаю, что в наших людях живет национальная вражда. Я не чувствую антисемитизма. Конечно, он есть, но не в той форме, в какой существовал раньше. Слава Б-гу, в современной России больше нет националистической государственной политики — нет четкого деления по национальному признаку, нет ограничений при поступлении в институт и так далее.

— Приходилось ли вам сталкиваться с бытовым антисемитизмом?

— Я знал, что я еврей, мне периодически давали это почувствовать. В четвертом или пятом классе я перешел в новую школу. Тогда в классном журнале напротив фамилии ученика указывалась и его национальность. Учительница начала опрос, и когда очередь дошла до меня, я произнес: «Дмитрий Астрахан. Еврей». Помню, как взоры всех учеников тут же обратились ко мне. Еврей?! Это же почти то же самое, что инопланетянин... Я со многими дружил в классе, однако слово «еврей» всегда звучало как-то неловко, его старались избегать. А все потому, что существовал государственный антисемитизм. Многие и евреев-то никогда не видели, но при этом все равно их не любили! Лишь после более тесного общения оказывалось, что это обычные люди, со своими достоинствами и недостатками... Это уже потом, в конце 80-х, иметь в родственниках еврея стало выгодно — с его помощью можно было уехать в Израиль, Америку.

— Ваши родственники живут в США. Почему вы не уехали вместе с ними?

— Большинство моих родственников, представителей интеллектуальных профессий, уехали из страны в начале 90-х. С развалом Союза, как известно, наука пришла в состояние кризиса. Как профессионалам своего дела, работать в другой области им не хотелось. Это было смутное время, когда многие потеряли свою профессию, переквалифицировавшись в обслугу или занявшись бизнесом. Мои родственники уехали, чтобы заниматься тем, чем они хотели. Я же был реализован — руководил театром, ставил спектакли, начал снимать кино. Мне было сложнее решиться эмигрировать, ведь я был успешен в своей области. Для меня эмиграция стала бы драмой, ведь я очень люблю свою страну, ее культуру. Возможно, если бы я уехал, то не снял бы всех тех фильмов, что сегодня у меня есть.

— Дмитрий, вы работаете в совершенно разных жанрах, но при этом вам удается сохранять свой неповторимый авторский стиль. «Зал ожидания», «Алхимики», «Из ада в ад», «Все будет хорошо», «Перекресток» — в чем секрет вашего умения снимать столь разноплановое кино?

Знать бы мне этот секрет... Разный материал рождает разные эмоции, разные чувства. На просмотр моего первого фильма «Изыди» вместе со своей дочерью пришел мой учитель — Александр Александрович Музиль. Они стояли в коридоре, и я услышал, как дочь спросила у него: «Папа, как же так? Ведь он театральный режиссер, а тут такой фильм...» Музиль ответил коротко и ясно: «Талант!» (смеется).

— Кстати, кем бы вы могли стать, если бы жизнь не свела вас с кино?

— Гениальным финансистом! Шучу. Вообще, в детстве мне неплохо давалась математика. Как известно, история не терпит сослагательного наклонения. Кем стал — тем стал.

— То есть, вы довольны своим выбором? Вы считаете себя состоявшимся человеком?

— Так считаю не только я. Так считала и моя мама, которой уже нет в живых, и мой педагог, профессор Санкт-Петербургской академии театрального искусства Александр Музиль... Об этом говорил голливудский режиссер Джордж Лукас, когда смотрел мои фильмы. Видимо, доля правды в этом есть. Главное, что так считают миллионы зрителей, которые, как я знаю, с удовольствием пересматривают мои фильмы.

— Над чем вы сейчас работаете?

— В прошлом году на экраны вышел фильм «На свете живут добрые и хорошие люди». Он очень отличается от всех моих картин. Скоро выйдет картина «Ночной товарный огонек». Это история отца и сына. Роль отца играет актер Анатолий Журавлев, известный по моему фильму «Все будет хорошо». Его герой — это персонаж из «Все будет хорошо», только 10 лет спустя. Он пьет — и он счастлив. Он любит играть со своим восьмилетним сыном, сын любит папу и все у них хорошо. Все говорят, чтобы папа бросил пить, наконец-то стал человеком. Он бросает, но становится очень несчастным. Давайте заставим всех людей бросить пить. Станут ли они от этого счастливыми? Все очень индивидуально. Шкала ценностей, принятая в нашем обществе, не всегда ведет к безоговорочному счастью. В этом фильме много фантастики, это комедия с элементами драмы. Есть в нем какая-то тоска... «Мне не нравится эта жизнь, она как-то неправильно придумана», — говорил герой Александра Абдулова в нашем фильме «Желтый карлик», и я часто сам так думаю.

— Насколько я знаю, у вас шестеро детей. Смотрят ли они ваши фильмы? Как относятся к вашему творчеству?

— Положительно! Дети интеллигентные, как они могут относиться к творчеству папы? Либо хорошо, либо никак!

— Не собирается ли кто-нибудь из них пойти по вашим стопам?

— Пока не знаю. Я не давлю, каждый будет решать сам. Конечно я рассказываю детям о профессии, о том, как снимать кино; дома же они регулярно ставят детские спектакли.

— Чем занимается ваша жена?

— Лена — балерина. Она танцевала в Кировском театре, однако после встречи со мной ее карьера закончилась. Еще бы — столько детей!

— У вас очень плотный рабочий график. Хватает времени на семью?

— Как говорится, все знали, на что шли. В основном заботы о семье лежат на плечах жены. Я же выполняю воспитательные функции, то есть в нужные моменты меня привлекают в качестве тяжелой артиллерии, чтобы нанести сокрушительный удар по взбунтовавшимся противникам, детям то есть. Тем не менее, карательным мерам я предпочитаю ласкательные. Мои дети — хорошие, чудные ребята. Во всяком случае, на людях ведут себя прилично, и пока больше радуют, нежели огорчают.

— Вы живете в Санкт-Петербурге?

— Нет, в Москве. Я уже много лет снимаю фильмы в Белоруссии, поэтому одно время приходилось мотаться между Минском, Москвой, Ленинградом. Заказчики были в Москве, а ездить в Минск из Москвы было гораздо удобнее — больше самолетов, поездов, да и потом Москва мне всегда нравилась.

— Значит, у вас, коренного жителя культурной столицы, нет предубеждений против столицы фактической?

— Былая слава Ленинграда, как культурной столицы, испарилась. Ленинграда времен моей студенческой юности больше нет. Каким был тогда «Ленфильм», режиссура, театры... Это был культурный уровень. Сейчас это все размыто — большая часть тех, кто мог и умел что-то делать, уехали в Москву. Сегодня принято ругать советскую власть, хотя у нее было очень много сильных сторон! Недавно я побывал в Бресте и впервые увидел монумент мемориала «Брестская крепость» — огромную голову воина, выполненную из грубого камня. Я был совершенно потрясен! Невероятное впечатление на меня произвел мемориальный комплекс «Героям Сталинградской битвы» на Мамаевом кургане в Волгограде, который я однажды увидел по телевизору. Все эти шедевры были сделаны при советской власти. Худсовет того времени из всех предложенных проектов выбрал не дежурных отстреливающихся автоматчиков, а вот такую голову. Каким талантливым должен был быть человек, отбиравший эти работы, чтобы дать деньги именно на этот проект! Я не уверен, что сегодня у такого памятника был бы шанс — выбрали бы очередную гламурную размазню. Это я говорю к тому, что тогда у каждого города был свой уровень. Сегодня мы имеем совершенно другую модель того, что хорошо, а что плохо.

— То есть, разрушить-то мы разрушили, а новое еще не построили?

— Возможно, не достроили. Строительство идет, но того уровня уже нет. Уезжая из Питера, я не чувствовал, что покидаю культурную столицу — я уезжал из обломков великой культурной империи. Сегодня все съезжаются в Москву, основные вещи генерируются все-таки здесь.

Соня Бакулина

{* *}