— Иногда отвечаю. Когда задают вменяемые вопросы. А то спрашивают разные глупости, шлют признания в любви или обвиняют в том, что я когда-то что-то не так сказал. Обычная дежурная совковая байда.

— Политика, а также вопросы, касающиеся продюсирования каких-либо артистов. Вы понимаете, нормальные люди всегда пробиваются сами, а вот всякие «бандерлоги» названивают сутками, присылают свои чудовищные фонограммы... Я этим даже заниматься не хочу — зачем тратить свое время?

— Дело скорее не в том, что у меня есть на этот счет какие-то предубеждения, а в том, что люди приходят — ну совершенно неподготовленные! Недавно, например, произошла следующая история. Моя жена — прекрасный художник. Она делает керамические копии картин выдающихся мастеров — Пикассо, Шагала, Модильяни и других. Подходит к ней на ее первой выставке какая-то дура, начинает задавать вопросы. Последний меня просто убил: «Откуда вы берете сюжеты для ваших картин?» Так что, как видите, вокруг сплошные двоечники. Если раньше люди приходили в журналистику, имея за плечами диплом солидного учебного заведения, то сегодня, каждый блогер — журналист.

— Я сдуру согласился дать концерт в этаком гнезде бардовского творчества, где собираются люди, воспитанные на бардовской песне. Я, естественно, человек другой, и, как правило, в таких местах не выступаю. Меня туда притащил Тимур Ведерников, который решил провести настоящий творческий вечер — как в старые добрые времена, когда актеры ездили по деревням и зарабатывали этим деньги. Называлось это все: «Встреча с прекрасным, или Здравствуй, песня!». Люди пишут записочки, задают вопросы, из запланированных двадцати песен играешь всего пять — все остальное время просто болтаешь. Я почитал эти записки и просто ахнул — ну глупость невозможная! Я подумал и решил: «Да ну вас на фиг!»

— Ездил туда по своим делам. Никого не видел. Прилетел в США на два дня из Канн, где мы играли своей маленькой сольной компанией. В Каннах хорошо! (улыбается)

— За границей? Нет. Не люблю!

— Дело в том, что там на концерты приходят люди «нашенского разлива». Местных на выступление российского исполнителя не затащишь. Это как мы не пошли бы на концерт великой китайской группы. Общаться с людьми, которые эмигрировали много лет тому назад и остались именно в той ментальности, из которой уехали, просто невозможно. Мы с «Машиной времени» уже давно поставили крест на заграничных гастролях. Это совершенно невыносимо. Организаторы концертов, как правило, тоже выходцы из Советского Союза и привыкли все делать плохо. Лучше мы здесь будем выступать. Хотят нас послушать — пусть покупают диски или воруют песни из Интернета.

— Это совсем другая история. В Израиль я приезжаю как к себе домой — даже визу делать не надо. Израиль — это отдельный формат. Как раньше говорили, 16-я республика Советского Союза. Там я чувствую себя вольготно, правда, немного тяжеловато — уж очень много друзей и родственников хотят со мной встретиться. Обычно я приезжаю в Израиль на несколько дней. Отыгрываю концерты и сразу сваливаю. Евреи — существа обидчивые! Если я зашел в гости к одному своему другу, а к другому заглянуть не успел, то все, обида на всю жизнь! Что поделаешь — люди пожилые, нервные...

— Нет! Там слишком много евреев. Или нет, пусть будет так: там слишком много арабов.

— Вы знаете, это, опять же, чисто совковая история. В нашей стране искусство денег не приносит, поэтому люди начинают торговать своим лицом. Я в этом отношении — абсолютный западник. Если я занимаюсь музыкой, то занимаюсь ей всерьез. В России музыканты занимаются не тем, чем надо, именно поэтому у нас и музыка такая поганая. Возьмем, к примеру, Америку или Англию. Уж если ты решил встать на путь музыканта, то и занимайся музыкой. Остальные заботы оставь своим представителям.

— Медиком я так и не стал. Бросил медицину к чертовой матери, о чем совершенно не жалею!

— Когда мы были молодыми, я пользовался некоторыми своими умениями. Лечил своих друзей-негодяев от кожно-венерических заболеваний.

— Весьма!

— Да, именно так и было, хотя жил я у бабушки, которую музыка очень раздражала. Она была настоящей еврейской бабушкой... Мою скрипку, кстати говоря, она выкинула в окно. Уж очень ей не нравились извлекаемые мною из этого инструмента звуки. И до пятнадцати лет интереса к музыке не было — как отрезало. Уже потом я понял, что молодые люди, играющие на гитаре, больше нравятся девушкам.

— Все были из очень хороших семей. Тетка была заместителем директора Государственного музея Пушкина, мама преподавала русский язык и литературу, ее родная тетка заведовала кафедрой немецкого языка, дядька — авиаконструктор, закончивший с отличием Академию имени Жуковского, отец — инженер, двоюродная сестра — преподаватель музыки. Стать негодяем в такой компании у меня, как вы понимаете, не получилось!

— Еврейские — скорее нет. Время для этого было неподходящее. Были субботне-воскресные посиделки. Мы все жили рядом, в районе метро «Аэропорт», и часто бывали друг у друга в гостях.

— Из моих никого не тронули. В основном, потрепало инженеров, строителей. Отца посадили, но ненадолго. Когда сдох Сталин, его выпустили.

— Крайне мало и редко. Наш район «Аэропорт» всегда был «рассадником» культуры: там жили и актеры, и режиссеры. Не знаю, я с антисемитизмом никогда не сталкивался. Жидовской мордой меня никто не называл.

— В Росконцерте нас называли «Машиной с евреями». Хотя и в самом Росконцерте евреев было процентов 90-95.

— Потому, что евреи талантливы!

— Я очень иронично отношусь к себе и всему, что я делаю. Когда ирония во мне иссякнет, я исчезну как личность.

— К конструктивной критике — положительно. По этому поводу хорошо сказала Коко Шанель: «Мне наплевать, что вы обо мне думаете. Я о вас не думаю вообще».

— Фоном звучит тихий американский джаз. В машине слушаю всякую брехню, например, информационные радиостанции. Телевизор не смотрю. Во Франции мне не нужны были ни телевизор, ни компьютер — я их даже не включал. Неохота было. Наслаждался природой!

— Детеныш мой к музыке не имеет никакого отношения. Закончил механико-математический факультет МГУ, сейчас возглавляет отдел в банке. Недавно прислал мне в смс-сообщении описание того, чем же он занимается. Должность состоит из кучи слов, так вот: я ни в одно не въехал. Занимается Б-г знает чем!

— Фильм мне очень понравился. Достоверно или нет — это совершенно не важно. Важно то, что мои друзья сделали очень хорошее кино. Бывает такое, что твой близкий друг сделал какую-то работу, а она — из рук вон плохая. Это омерзительное чувство. Ведь, как-никак, приходится что-то говорить ему на этот счет… Сыну сниматься абсолютно не понравилось. На этот короткий эпизод у него ушло часов 10, а он не привык к такой жизни. А на меня действительно похож! Мы даже нашли такие же очки, какие носил я в его возрасте.

— Да. За это меня и не любят. Я всегда говорю по-честному. Если хочешь со мной поругаться — лучше не задавай вопросов.

— Общаюсь, но в Москве — сравнительно редко. У каждого из нас своя жизнь, семья, круг интересов. Кроме того, вокруг немало других интересных людей, а этих-то я знаю уже двести лет…

— В свое время я оттуда свалил — на 11 лет — поэтому чувствую себя прекрасно!

— Уже не так часто, как раньше. Если когда-то мы могли на несколько месяцев уехать на гастроли, то сегодня даем от силы пять-шесть совместных концертов в месяц. Этого достаточно. На гастролях видимся, в Москве перезваниваемся, иногда встречаемся. Такой дружбы взахлеб, как это было раньше, когда мы не могли друг без друг обходиться, уже, разумеется, нет. Мы были холостяками и у нас были другие интересы.