— На мой взгляд, успех первого фильма заключается в том, что мы прошли по тонкой грани зрительского интереса. «О чем говорят мужчины» — фильм для всех: и для молодежи, и для людей среднего возраста. Мне кажется, что он очень смешной и легкий, серьезные темы в нем, конечно, затрагиваются, но совсем чуть-чуть, очень аккуратно. Второй фильм — намного серьезнее. Нам очень помогло то, что он вышел под Новый год. Мы собрали 19 миллионов долларов, хотя фильм «Елки-2» собрал еще больше — 27. Такая разница в сборах, конечно, не дает нам покоя... У нас было две цели — заработать хорошие деньги и при этом остаться верными себе и своим творческим интересам. Важнее всего для нас — делать то, что хочется, однако мы не альтруисты, нам тоже надо зарабатывать. Будь второй фильм немного легче, собрали бы еще больше. Но мы сознательно пошли на этот шаг.

— Того, чем мы сейчас и занимаемся.

— Ну что вы! Мы же тогда ничего не соображали: делали — и делали. Последние два фильма — это как раз то, что нам хочется. То же самое можно сказать и о наших четырех последних спектаклях.

— Ну, не знаю. Думаю, здесь нет никакого четкого акцента. У нас, скорее, московский юмор, нежели еврейский или одесский. Я и сам одессит, очень этим горжусь, но в плане юмора у нас никакой такой привязки нет.

— Да я вообще не понимаю, что это такое.

— Меня окружала атмосфера моих мамы, папы и брата. И если я и впитал какой-то дух, то это — их дух. Правильно сказал Жванецкий, что нет никакого специального юмора — ни одесского, ни московского — есть юмор, вызывающий смех, и тот, что вызывает улыбку сострадания. Надеюсь, что мы вызываем смех.

— Жванецкий и мой папа — хорошие друзья, знакомы еще с 60-х годов. Папа попросил его помочь, Михаил Михайлович позвонил заведующему кафедрой, на этот звонок обратили внимание и меня приняли. На тот момент — незаслуженно. Надеюсь, что впоследствии я оправдал оказанное мне доверие.

— Не могу сказать, что меня особенно воспитывали. В семье я чувствовал себя достаточно свободно.

— Каждый год провожу там весь август; пару раз приезжаю на несколько дней в течение года.

— Он с 1987 года играет в КВН, с 1991 по 1999 год был художественным руководителем «Джентльмен-шоу». Сейчас работает на телевидении.

— Когда мне было 15 лет, и я учился в школе, это было интересно. Потом я поступил в театральный и заниматься этим было бы уже немного странно. Ну какой КВН после ГИТИСА? Надо было в театр идти — вот я и пошел.

— На меня никто не давил. Я был свободен в своем выборе. Если бы я стал футболистом, они бы и с этим смирились.

— Да. Занимался с девяти лет.

— Наверное, во всем виновата моя лень. Будущему футболисту надо приложить значительно больше усилий, чем будущему актеру.

— Поначалу я очень скучал по Одессе. С одной стороны — пьянящее чувство свободы, с другой — тоска по дому. Одному было, конечно, тяжеловато. Я года два привыкал к такому существованию, потом потихоньку освоился.

— Родители помогали до 28-29 лет.

— Всегда была, есть и будет. Но, как говорится, хорошая конкуренция еще никому не помешала! Так что в этом плане все в порядке.

— Нет, я от этого далек. Я еврей, но мне от этого ни жарко и ни холодно. Еврей? Ну и слава Б-гу. Меня вообще очень раздражают еврейские тусовки. Выступать перед евреями — хуже всего.

— Я не имею в виду молодежь. Мы часто приезжаем с театром в культурные центры — и там все проходит хорошо. Речь идет о богатых евреях, которые приглашают нас на Хануку или Пурим. Сыграешь им «Хаву Нагилу» — вот только тогда они рады. А так их вообще не интересует, что происходит на сцене. Это чудовищно. Очень раздражает.

— Мне там совершенно не понравилось. Правда, я был только в Эйлате. У евреев есть особенная гордость. Работаешь официантом — так работай. А у него гордость. И принести тебе сок — это целое дело. А это жуткое унижение на таможне!.. «Что вы вчера делали в восемь часов вечера? А какие рестораны посещали?» Желания поехать в Израиль снова у меня нет.

— Пишем новый спектакль. Выпустим его, скорее всего, в начале лета, может быть, осенью. Впервые за четыре года.

— Наверное, будем делать «Быстрее, чем кролики». Хотим, чтобы фильм вышел на экраны осенью 2013 года.

— Я нормально себя ощущаю везде. Кино случается реже, поэтому и надоедает меньше. В театре мы играем примерно 80-90 спектаклей в год. Это многовато. А если учитывать 5-6 корпоративов в месяц, то получается, что каждый третий вечер в году у тебя занят. В плане ответственности это довольно-таки тяжело. Кино бывает реже, поэтому доставляет большее удовольствие. Хотя полноценное удовольствие ты испытываешь тогда, когда выходишь на сцену и видишь отдачу. В кино эту отдачу можно почувствовать только на премьере.

— Положительно. У нас нет «театральной гордости». Все зависит от того, куда ехать, перед кем выступать и, разумеется, от суммы гонорара. На днях мы выступали на двух корпоративах: на одном было 1700 человек, на другом — 80. Приятнее выступать было на последнем: чувствовался живой контакт. Мы не только работали, но и получали удовольствие: здорово, когда люди отрываются от тарелок, когда им действительно интересно.

— Дело в том, что у меня ограниченный актерский потенциал. Вы не думайте, что я хочу нарваться на комплименты, просто это и в самом деле так. Я могу перевоплотиться и сыграть абсолютно другого человека, а вот нюансы мне неподвластны.

— Вопрос в том, считаю ли я себя актером в принципе... Я себя считаю деятелем шоу-бизнеса: немного театра, немного кино, немного продюсерской деятельности, немного авторства, немного организаторства.

— Кого бы привести в пример... Ну, например, Сергей Маковецкий — это актер. А вот Высоцкий — потрясающая личность, поэт, но не актер. Если хочешь быть актером, то на этом надо сосредоточиться. И не быть больше никем. Мне так кажется.

— Выносить сор из избы я, конечно, не буду, но скажу точно: бывают — куда без них...

— Думаю, нет. Очень эмоциональный, но отходчивый. И не очень обидчивый. Нам удается поддерживать человеческие отношения. Больших гадостей мы друг другу не делали. Средние, наверное, были, но их мы сумели простить.

— Не женат. Свободно ли сердце? Ну, мне кажется, что нет.

— Красивая, сексуальная, неглупая.

— Нет. Я еще очень молод! (смеется)