Рами Беэр — руководитель израильского танцевального коллектива Kibbutz Contemporary Dance, гастроли которого по всему миру всегда проходят при неизменных аншлагах. Что и неудивительно, учитывая высочайший профессиональный уровень труппы и современную, очень интересную, концептуальную канву их шоу. А началось все, когда основательница ансамбля, Юдит Арнон, попала в немецкий концлагерь и пообещала себе, что, если выживет, будет учить людей танцевать.

— Рами, какой самый важный урок преподала вам основательница вашего ансамбля Юдит Арнон?

— Юдит — легендарная женщина. Она, как и мои родители, пережила Холокост. Они вместе приехали в Израиль после войны и основали киббуц. Когда Юдит оказалась в нацистском лагере, она сказала себе, что, если выживет, организует танцевальный ансамбль и посвятит жизнь танцу и преподаванию хореографии. Два дня она провела в яме под снегом. И там она тоже «танцевала» — двигала ногами и руками, чтобы немного согреться. И она выжила. А когда оказалась в Израиле, осуществила свой план: создала танцевальный ансамбль. Она была моим первым учителем, причем не только в танце. Я считаю Юдит своим духовным наставником. Она очень сильная женщина, абсолютно уникальная. Для меня огромная честь продолжать ее дело, продолжать выполнять ее обещание, данное Вселенной.

— Поэтому вы не только танцевальный ансамбль, но и известная во всем мире школа танцев?

— Именно так. Для Юдит было важно именно это: создать школу, обучить людей тому, что она считала самым прекрасным на свете. И мы это делаем: мы создали «танцевальную деревню», в которой обучаем студентов со всего мира. У нас есть танцевальная школа для детей, куда мы набираем ребят от шести до восемнадцати лет, мы каждый год открываем международную летнюю школу. Мы постоянно устраиваем какие-то мероприятия, марафоны. Потому что я убежден, что музыка и танец делают человека и общество сильными — физически и морально. Сила движения и танца излечивает от духовных и физических болезней, закаляет человека, делает его сильным. Поэтому мы продолжаем и развиваем то, во что верила Юдит Арнон.

— А вы никогда не думали о том, чтобы изменить название вашего коллектива? Все-таки слово «киббуц» не очень понятно за пределами Израиля.

— Мы постоянно об этом думаем. Конечно, у нас уже сложилась некая репутация, которая связана именно с этим названием. Но мы продолжаем думать об этом.

— И какие у вас варианты?

— Пока мы остаемся с этим именем, так что варианты перечислять бессмысленно.

— Слово «киббуц», пожалуй, единственное, что указывает на происхождение вашего коллектива. В шоу, которые вы представляете, нет ничего еврейского или израильского. Вы намеренно избегаете узконациональных рамок?

— Большинство участников нашей труппы израильтяне, мы работаем в Израиле, мы представляем Израиль, когда выступаем за границей. Но мы в своих шоу не хотим обращаться только к евреям. Мы хотим обращаться ко всему миру. Хотя, конечно, мы еврейский ансамбль, это наши корни, то, что живет в наших душах. Я родился в Израиле и принял решение жить там, быть израильтянином. Конечно, основа того, что я делаю, — моя национальная принадлежность. Но у меня нет цели ее предъявлять.

— А какова ваша цель?

— Главная цель — создавать шоу высокого уровня, делать все, чтобы мои спектакли были произведениями искусства, чтобы я мог выразить в них все мое видение, все мое ощущение мира. Конечно, моя история и история моей семьи — неотъемлемые части моей личности. Но главная моя цель все-таки — создать произведение искусства самого высокого уровня.

— Почему в ваших спектаклях отсутствует сюжет?

— Наши постановки в самом деле бессюжетны. Мы не ставим спектакли, в которых есть понятная зрителям история. У нас принцы не спасают принцесс, а злые ведьмы их не заколдовывают. Но каждый человек, выходя с нашего шоу, может унести что-то свое. Ему есть над чем подумать, что ощутить, он сам становится частью этого представления, потому что видит в нем не только то, что мы показываем, он видит в нем себя. Я же ему предлагаю подумать о взаимоотношениях мужчины и женщины, личности и общества, человека с самим собой. Мои постановки — это определенный мост между человеком и миром. Я все время занимаюсь исследованием смыслов существования личности в мире.

— Чем определяется ваше восприятие этих смыслов? Проще говоря, что вас вдохновляет?

— В первую очередь я, конечно, вдохновляюсь музыкой. У меня музыкальное образование, я играю на виолончели. Все, что меня окружает, меня вдохновляет. Это и архитектура, и скульптура, и живопись. Я с удовольствием наблюдаю за тем, как люди ходят по улицам, как двигаются животные, как ведут себя мои танцоры. Из всего этого и сплетаются образы, которые я потом воплощаю на сцене.

— А публика везде одинаково вас воспринимает? Или бывало такое, что где-то вас не принимали?

— Думаю, что наши шоу в равной степени трогают сердца зрителей по всему миру. Конечно, в разных странах живут люди разных культур, от этого зависит восприятие, то, что видят в наших спектаклях зрители. Но в целом я чувствую, что нам удается достучаться до сердец зрителей. И это для меня самое главное.

— Насколько я знаю, в ваш коллектив довольно сложно попасть.

— Действительно, у меня очень высокие требования, но иначе невозможно, если я хочу делать с этими людьми по-настоящему качественные шоу. Однако, если я вижу человека с потенциалом (пусть даже у него слабая подготовка), я с удовольствием приглашаю его на наши курсы. И дальше наблюдаю. Если вижу, что не ошибся, беру в ансамбль. Однако одной техники мне для этого мало.

— А что еще нужно?

— Мне важно, чтобы танцовщики были яркими и сильными личностями. Они должны хорошо чувствовать музыку, именно понимать ее. И чтобы они умели себя проявить через музыку, я должен увидеть в танце их индивидуальность.

— Говорят, вы очень строгий руководитель.

— Врут (смеется). На самом деле я не хочу быть для своих танцоров руководителем, командиром. Я стремлюсь к созданию диалога с ними — так, чтобы потом участником этого диалога стал и зритель. В сущности, когда я приступаю к постановке нового шоу, я приглашаю свою труппу в путешествие, которое мы должны пройти вместе, рука об руку. Более того, на репетициях я почти ничего не объясняю словами, я вообще не очень верю в слова. Я верю только в музыку и в язык тела. Поэтому общаюсь со своим коллективом, показывая, а не рассказывая. Тем не менее я не могу сказать, что у нас в труппе царит демократия. Конечно, я точно знаю, что мне нужно от танцора и добиваюсь этого. Отчасти танцор для меня — это материал, как краска и кисть для художника. Но мне также важна креативность, индивидуальность танцора, за счет которой мой замысел обретает жизнь.

— Ваш коллектив хорошо известен по всему миру. И лично вы тоже. Наверняка вас приглашали работать в другие страны?

— Когда-то я принял решение остаться в Израиле, это мой дом. Иногда я работаю по контрактам в других странах. Но это краткосрочные контракты. Моя основная работа — Kibbuz Contemporary Dance Company, хореографом которого я являюсь уже 30 лет. Здесь я чувствую себя абсолютно свободным. И чувствую, что я принадлежу этому месту на севере Израиля, где когда-то мои родители построили киббуц.