Дерущийся раввин
23.01.2015
23.01.2015
«Дерущийся раввин» (Fighting rabbi) — так в шутку прозвали коллеги израильско-американского боксера, чемпиона мира Юрия Формана, когда узнали, что он поступил на курсы по изучению Торы. Ребенком Форман с родителями репатриировался из Белоруссии в Израиль, в 18 лет уже один эмигрировал в Америку. Не раз ему приходилось все начинать с нуля, соглашаться на самую тяжелую работу. Но все свободное время Юра посвящал реализации своей мечты, родившейся еще в далеком СССР, — стать чемпионом мира по боксу. Теперь, когда эта мечта осуществилась, «дерущийся раввин» идет к новой цели — развеять образ ортодоксального еврея как слабого и неспособного защитить себя и свою семью книжного червя. О том, что привело еврейского мальчика в бокс, как складывались первые годы жизни в Израиле и Америке и как соединить физическое и духовное развитие, Юрий Форман рассказал корреспонденту Jewish.ru в Нью-Йорке.
— «Дерущимся раввином» тебя всерьез называют? И вообще, как все это в тебе уживается? После такой жесткой боксерской карьеры ты вдруг обращаешься к чему-то очень далекому от спорта.
— Это прозвище — шутка, конечно, но с долей правды. Я ведь отучился на раввина, так что теперь я самый настоящий раввин. И я хочу общаться с людьми, помогать им. Для меня быть одновременно боксером и человеком духовным — это нормально. Хотя термин «духовность» уже имеет не тот смысл, который вкладывался в него раньше. Быть духовным не значит уходить в аскезу и все время проводить за чтением умных книг.
— А что значит, по-твоему, быть «духовным человеком»?
— Быть сконцентрированным, сознательным. Каждый человек — и все религии в этом единогласны — состоит из двух частей: души и тела. Выбирать только одну из этих частей — это не путь. Для меня духовность — это гармония, баланс этих двух составляющих, умение развивать обе части в себе. И в боксе мне это очень пригодилось, поскольку там очень много негатива, и для меня было очень важно найти этот внутренний духовный стержень, который бы меня удерживал и не позволял испытывать страх перед всеми этими страшными людьми. А ведь они действительно устрашают, таких даже в кино не показывают. Физическая тренировка — это малая часть успеха в боксе. Самое трудное — сохранить сильный дух.
— То есть это правда, что в боксе победитель определяется еще перед боем, когда противники выходят на ринг и становятся друг напротив друга?
— Да, очень часто бывает так, что боксер проигрывает еще до боя.
— Юра, ты обладатель многих боксерских титулов. Раньше представлял Израиль, теперь — Америку. Как ты настраиваешься на поединок? С какой мыслью выходишь на ринг?
— С мыслью, что я сделал максимум. Я никогда не «срезаю углы» в своей подготовке, как в физической, так и в ментальной. Даже есть такой анекдот. «Боксер выходит на ринг и спешно молится. В зрительном зале сидит священник, и сосед его спрашивает: “Наверное, он должен победить, раз молится перед боем?” “Не знаю, но надеюсь, что он хорошо тренировался”, — отвечает священник». То есть можно молиться сколько угодно, но все равно ты должен быть отлично подготовлен.
Случается, что во время боя, особенно после травмы, тоненький внутренний голосок говорит: «Все, ты устал — расслабься». И тогда я говорю себе: «Ты устанешь тогда, когда я скажу тебе, что ты устал».
— Ты уже много лет живешь в США, в обществе, где ассимиляция стала нормой. Как сложилось так, что для тренировки своей души ты выбрал именно иудаизм?
— (Смеется) Если ты уже зарегистрировался в одной библиотеке, то в другие не пойдешь... Когда ты рождаешься с этой традицией, надо идти с ней по жизни. Я еврей по рождению, поэтому у меня такой путь.
— В твоей семье соблюдают традиции?
— Наша диета кошерная, а я соблюдаю субботу. Я учился на раввина и считаю себя ортодоксальным евреем. Но это слово не люблю, больше мне нравится термин observant (с англ. — «соблюдающий религиозные обычаи»). Потому что при слове «ортодоксальный» у людей возникает множество стереотипов, которые не соответствуют действительности. Например, я не одеваюсь как раввин, мне нравится современная мода. И я считаю, что можно одеться как рокер, но в то же время быть близким к духовности. Каждый должен найти для себя тот вид иудаизма, который ему подходит лучше. Если провести аналогию с боксом, это выглядит так: когда ты приходишь в зал, тебя учат стоять в стойке, наносить удары, обороняться. Но со временем ты должен в этих непривычных действиях найти комфорт, найти себя, свой стиль. В иудаизме то же самое. Для меня, как и для большинства людей, Б-г — это добро, это любовь. И даже если ты Его не любишь, от Б-жественной любви ты не отвернешься. Там, где есть Б-г, не должно быть страха или чувства вины.
— Вернемся к тому, с чего все начиналось. Расскажи, как ты пережил две эмиграции — сначала из Белоруссии в Израиль, потом из Израиля в США.
— Начал я боксировать еще в СССР, когда мне было семь лет. Мой папа работал на заводе, в перестройку фарцевал, мама была парикмахером. По маминой линии все были музыкантами. Дед играл на фортепиано и баяне. Я помню эти огромные, как мне тогда казалось, баяны у него дома. И каждый раз, когда он начинал играть, я почему-то плакал. Сперва меня отправили в секцию плавания. Это был большой спортивный комплекс. И в раздевалке меня как-то раз побили старшие ребята. Мама это увидела и решила, что надо добавить к плаванию секцию бокса. Мой первый тренер Виктор Александрович был для меня героем: гора мышц, легко бил большую грушу... Я прозанимался три года, а когда мне было 10 лет, мы переехали в Израиль.
— И какие первые впечатления были от Израиля?
— Мы обосновались в Хайфе. Моим родителям было по тридцать лет, молодые совсем. Отец, с огромной шевелюрой, был фанатом рок-музыки, мама — практически хиппи. Но, несмотря на их космополитичный менталитет, пришлось им очень трудно. Первый год они убирали офисы, а я ходил в школу, без конца там дрался. Три года бокса позволяли мне постоять за себя. Мои одноклассники ополчились на меня, потому что я был родом из СССР: носочки до колен, рубашечка, заправленная в шортики. Надо мной начали смеяться, и я, хоть и не понимал, что они мне говорят, дрался что было сил. Родители работали в две смены, а я после школы садился в автобус и ехал помогать им с уборкой. Так что с ранних лет я знал, что такое нужда и работа. Все мои друзья были «русские», поэтому мне удалось сохранить русский язык. Моя мама очень гордилась, что она из России, учила меня читать и писать на родном языке.
— Твоим родителям удалось найти себя в Израиле?
— Им пришлось очень трудно. У мамы случались частые депрессии, она порывалась уехать назад. Папа работал сперва на двух работах, потом нашел хорошее место, стало полегче. А мама попала в тяжелую колею, из которой ей было трудно выбраться, она начала выпивать. Потом попала в больницу: депрессия, проблемы со здоровьем… Я все время думаю, что сейчас, с моим опытом и возможностями, я бы ее спас. Но тогда, в 1998 году, я был еще подростком. Она умерла. Мы с папой остались одни. Когда мне исполнилось восемнадцать, я решил уехать в США.
— Легко расстался с Израилем?
— С восьми лет я мечтал стать чемпионом мира по боксу. И в 2009 году я ее осуществил здесь, в Америке, в единственной стране, где это было для меня возможно. Жизнь в Израиле была не самой радужной, но она закалила меня. Это был важнейший жизненный урок. Школу я к тому моменту не закончил, но хотел кем-то стать. И вот наступил момент, когда надо было выбрать свою дорогу. Выбор у меня был небольшой — пойти в мафию или посвятить себя профессиональному боксу. Вот почему я уехал от отца, от друзей. Бокс меня многому научил, дал возможность поездить по миру. Но когда я приехал в Америку, то понимал, что это будет тяжелый путь.
— Как ты выживал?
— У меня был знакомый, он меня приютил на какое-то время. Я приехал в Нью-Йорк с небольшим рюкзачком, где были мои спортивные принадлежности и большая мечта. И если б мне тогда сказали, что через десять лет я буду драться за звание чемпиона на новом стадионе Yankees, то не поверил бы. На второй день я нашел работу на Манхэттене, в Club France. Четыре года я этот большой магазин убирал, таскал заказы по городу, а после работы шел в зал и работал над тем, для чего я приехал в эту страну.
Это был особенный зал. За 80 лет там тренировалось 133 чемпиона мира. Очень серьезное место... Денег у меня не было. Точнее, за первый месяц я заплатил, а на следующий уже не хватало. И хозяин, мистер Сильверглейд... Он еврей, американец, человек, который не обращает внимание на социальные статусы и стереотипы, а смотрит в самую твою суть. Он выслушал меня и взял в программу Give kid a dream («Дайте ребенку мечту»), куда бесплатно берут детей из неблагополучных районов. Он много помогал мне советами, и вообще ему самому уже можно давать титул раввина, потому что его мудрость помогала мне много раз.
— Ты, конечно, помнишь бой, который принес тебе чемпионский титул?
— А то! Я дрался против трехкратного чемпиона мира. В конце, когда объявляют победителя, обычно говорят либо: «And still…» — это значит, что чемпионом остается тот же боксер, — либо: «And a new…» И вот, когда я только услышал эти слова, сразу понял, что выиграл. Но не поверил, подумал: «Я чемпион мира! Что же делать дальше?» В своем номере отеля я сильно задумался, куда теперь. Это был шок и большой вопрос, на который я смог ответить только через два-три года.
Потом была защита титула, самый трудный бой в моей жизни. У меня уже задолго до этого была травма правого колена, я всегда на ринг выходил в наколеннике. Но в этом бою в углу противника было разлито много воды на полу, и ее не убрали. А мой стиль — это пользоваться всем пространством ринга. И вот в этом углу на скользком полу колено подвернулось, и с этого момента бой был предрешен, потому что в этом спорте нужно два колена, а не одно. Но я еще отыграл три раунда. Через неделю после боя колено прооперировали.
—А потом было десять месяцев реабилитации…
— Да, это был непростой период. Тогда же родился мой первый сын. А я на костылях, на обезболивающих… Я начал взваливать на себя горы ответственности, переживал, что не могу полностью включиться в его воспитание. Через месяц мой друг, который на протяжении восьми лет был моим менеджером, внезапно умер от инфаркта. Я потерял очень дорогого мне человека.
Я себя все время гнобил: давай, возвращайся на ринг. Начал искать бой, хотя нужно было заняться вплотную реабилитацией. И я нашел этот бой. Он был для меня проходной, но я недооценил своего противника и поплатился за это. Еще один очень важный урок для меня, после которого я смог осознанно сделать перерыв в боксе. Он длился два года. Я занимался семьей, старшему сыну было четыре года, младшему почти два. Заканчивал учебу. Потом, конечно, надоело сидеть. Опять бокс! Тем более что мне постоянно говорили: если Б-г дал тебе талант, используй его!
Я провел четыре успешных боя, но понял, что этот путь пройден. Мой последний бой состоялся 14 ноября 2013 года и закончился моей победой в первом же раунде. В то же время я искал нового менеджера, но никто не мог заменить моего друга, к тому же было видно, что это такие акулы, которые съедят тебя и не подавятся. И я пришел к выводу, что смерть моего друга была знаком окончания боксерской карьеры и нужно искать другой путь. Бокс помог мне стать личностью, и сейчас мне нужно найти способ быть наиболее полезным человечеству. Может быть, в качестве раввина, может быть, в качестве тренера.
— Интересно, а можно ли это соединить?
— Посмотрим. Как и иудаизм, бокс стал для меня неким путем. И он даже не о том, как развивать свои достоинства, а о том, как бороться со своими недостатками. Я помню некоторые моменты, когда стоял на ринге, а тысячи зрителей скандировали что-то, желая мне поражения. Я чувствовал себя маленьким насекомым, зажатым в коробочке. Где моя сила? Откуда она идет? И в тот момент я понимал, что такое настоящая духовная сила, которая помогает побеждать.
Я понял, что мысль наша на самом деле имеет такую же силу, как и физическое тело, и, если ты хочешь чего-то добиться, начинать надо с мечты, с четко сформулированной мысли. Если ты мыслишь позитивно, то никакие обстоятельства на тебя не повлияют. Иудаизм как раз очень большое внимание уделяет избавлению от негативных мыслей. Мой план — в 2015 году открыть зал или школу, где я смогу соединить свой боксерский, жизненный и духовный опыт.
— Я почему-то нисколько не сомневаюсь, что у тебя получится!