Журналист и писатель Давид Гай – один из немногих русскоязычных эмигрантов в США, кому в Новом Свете удалось не только остаться в профессии, но и завоевать новых поклонников. Его творчество буквально пронизано ощущениями прожитого опыта и в каком-то смысле представляет собой нашу коллективную исповедь. Его последний роман-антиутопия «Террариум» рассказывает о Преклонии и ее Властителе. Об аналогиях, «Черной книге» Холокоста и замкнутом русском круге Давид Гай рассказал в интервью нью-йоркскому корреспонденту Jewish.ru Юлии Абелев.

Кем вы себя считаете в большей степени – журналистом или писателем?

– Журналистом я был, есть и останусь. Где-то лет с 15 я знал, что буду заниматься именно этим. В 1961 году конкурс на вечернем отделении журфака МГУ был 15 человек на место, но меня приняли, как и многих других евреев, которые тогда поступали. Закончив университет, я трудился в районной газете в Подмосковье, оттуда перешел в «Вечернюю Москву», где и проработал вплоть до эмиграции. Конечно, параллельно я занимался и писательской деятельностью, и Гай-журналист что-то отнимал у Гая-писателя, но в то же время многое давал ему. Я стремился совместить то, что казалось несовместимым: строгую приверженность фактам, необходимую журналисту, и раскрепощенность художника, для которого реалии – лишь кирпичики для выстраивания привлекательных сооружений из вымысла и фантазии.

Документальность лежит в основе всех моих художественных произведений, она добавляет им то, что особенно влечет читателя, – ощущение подлинности. Все мои документальные книги, а у меня их вышло столько же, сколько и художественных, родились благодаря работе в журналистике. «Вторжение», например, – книга о войне в Афганистане, где я бывал в командировках. Она написана в соавторстве с Владимиром Снегиревым и дорога мне тем, что стала первой масштабной работой на эту болезненную тему. А «Десятый круг» с подзаголовком «Жизнь, борьба и гибель Минского гетто» основан на уникальных материалах и воспоминаниях уцелевших узников, бежавших из гетто и сражавшихся с врагом в партизанских отрядах.

В «Десятый круг» также вошли материалы знаменитой «Черной книги», пролившей свет на трагедию Холокоста?

– В перестроечные годы я активно занимался еврейской тематикой. Однажды в редакцию позвонил незнакомец и сказал, что хочет зайти в «Вечерку» кое-что мне показать. Он принес завернутую в целлофан папку и раскрыл. Читаю: «Черная книга». Я был потрясен! Это был экземпляр верстки, которую удалось спасти после разгрома Еврейского антифашистского комитета (ЕАК). Тогда конфисковали всё, что связано с этим изданием, посвященным Холокосту: рукопись, гранки, верстку, корректуру.

Идея публикации такой книги принадлежала Альберту Эйнштейну. Поскольку трагедия Холокоста происходила на территории Европы и СССР, решили создавать редакцию на месте. Илья Эренбург и Василий Гроссман ее возглавили, начали собирать материалы среди очевидцев и жертв. Они получали огромное количество писем, содержащих уникальные свидетельства и документы. В 1947 году книга была готова к изданию, но к тому времени уже начинались гонения на «безродных космополитов», в январе 1948 года в Минске был убит Соломон Михоэлс, а в ноябре – закрыт Еврейский антифашистский комитет. С того момента книга стала неуместной и опасной.

А как же сохранился первый экземпляр верстки?

– Корректор передал его на хранение своему другу, а тот зарыл у себя на даче, и она много лет там пролежала, пока он не счел нужным передать верстку с корректорскими пометками мне. Я тогда опубликовал в «Вечерке» серию статей о «Черной книге», а через некоторое время она была издана в Вильнюсе, затем в Иерусалиме. Видимо, сохранились еще экземпляры. Но для меня встреча с тем человеком, принесшим рукопись, стала толчком к созданию «Десятого круга». Работать над этой книгой было очень тяжело, прежде всего, в психологическом отношении. В «детской» главе я описывал судьбу пятилетнего Яши, который, чудом уцелев после расстрела, грелся у костра, где догорали тела его родителей. В этот момент почувствовал, что начинаю сходить с ума. Я написал ее за 37 дней и ночей.

В ней было всё: страх, горе, отчаяние, бессилие, мужество, стойкость, героизм, подполье, уход в партизаны и даже любовь. Любовь немецкого офицера к юной еврейке, привезенной в гетто из Германии. Я разыскал Ильзу Штайн – героиню этой невероятной истории. Впоследствии по этому сюжету немцы сняли фильм. Удалось найти свидетельства многих десятков выживших и боровшихся в нечеловеческих условиях. Удалось реабилитировать человека, который сыграл особую роль в истории гетто, но был оболган и ошельмован – писатель Гирш Смоляр вместе с несколькими евреями создал подпольную организацию. Потом партизанил. В середине 70-х в Белоруссии началась оголтелая антисемитская кампания против евреев, которые решили репатриироваться в Израиль, и советская пресса обвинила Смоляра в том, что он был агентом гестапо. В «Десятом круге» историческая правда об этом замечательном человеке была восстановлена.

Смоляр к тому моменту уже 20 лет жил в Израиле, но всё еще тяжело переживал подлость, совершенную по отношению к нему в Белоруссии. И вот на дворе стоит 1991 год, мне предстоит командировка в Израиль, завтра нужно вылетать, а книга всё еще находится в типографии в Туле. На рассвете я поехал в Тулу, забрал десять экземпляров и улетел в Тель-Авив. Там я нашел 86-летнего Смоляра, он, уже дряхлый, подслеповатый, жил один на окраине города в крохотной квартирке. Мы с ним выпили чарку водки, и я вслух прочитал ему отрывок из книги о нем. Он заплакал. Через полтора года его не стало.

Как эмигрантский опыт повлиял на вас как журналиста и писателя?

– Эмиграция, несмотря на все неизбежные тяготы, дала мне всплеск творческой энергии и эмоций. Я выпустил здесь несколько романов: «Джекпот», «Сослагательное наклонение» и «Средь круговращенья земного», составивших трилогию о двух параллельных мирах, которые в судьбах людей в какой-то момент причудливо пересеклись и переплелись. Герой романа «Джекпот» выиграл в лотерею 28 миллионов долларов, и я описываю его жизнь после этого. В одной из сцен мой герой, Костя Ситников, русский человек, эмигрировавший в Америку благодаря женитьбе на еврейке, приезжает в Москву уже в статусе миллионера и попадает на Рублевку, на дачу к какому-то бонзе. В разгар застолья его спрашивают, кто он все-таки: русский или американец? И Костя выразил мою точку зрения на эту дилемму: «Если несправедливо ругают Россию, то я – русский, а если Америку, то – американец. А если справедливо, то мне вдвойне больно за обе страны».

В эпилоге последней книги этой трилогии незримо присутствует вопрос: так оставаться российскому еврею на родине или уезжать?

– Это вопрос, который всегда будет открытым, и каждый отвечает на него по-своему, повинуясь какому-то внутреннему чувству. Я попытался ответить на него в эпилоге. Сразу оговорюсь: в реальной жизни этого не было, это метафора. Главный герой-эмигрант приезжает на подмосковное кладбище, где покоятся его родители, выкапывает землю, достает из могилы урны с прахом отца и матери и собирается вывезти всё это в США и захоронить на побережье Тихого океана, в Сан-Диего, где живет его семья. Возможно, кто-то осудит автора за такой эпилог, но мой герой решает поступить так. Тем более что у него в России никого из живых родственников нет, поэтому он не хочет оставлять могилы.

Судя по настрою, вы разочарованы в современной России?

– Судя по тому, что сейчас происходит в России, я не нахожу предпосылок для улучшения ситуации в обозримом будущем. Нынешняя власть обосновалась надолго и будет существовать ровно столько, сколько народ будет безмолвствовать. И, наверное, только какие-то тектонические сдвиги смогут что-то изменить. И это не разочарование, а подтверждение моих худших опасений. Я хорошо помню перестроечные годы, когда народ собирался на стотысячные митинги на Манежной площади, в мегафоны кричали: «Назад возврата нет!», «Мы идем в демократию!» Тогда я задавал себе вопрос: что мы знаем о демократии, о свободе? Мы же об этом всём понятия не имеем. Завтра поманят калачом, и все эти убеждения будут с радостью сданы ради сиюминутной выгоды.

Мне казалось, что в книге «Террариум» вы критически оцениваете лишь мировоззрение и психологию нынешнего российского лидера, а не страны в целом…

– «Террариум» написан и о правителе, и о его народе. Эти две части составляют неделимое целое. Президент любой страны, будь он демократ или диктатор, всегда отражает коллективное лицо общества и является порождением коллективного разума этого общества. Я бы очень хотел приезжать и наблюдать развитие России, смотреть, как она на самом деле движется к свободе, а не возрождает идеологию и химеры советского прошлого. Но, к сожалению, не получается.

Что же делать дальше? Замкнутый круг?

– Сейчас я работаю над новым романом под условным названием «Двойник». Это своеобразное продолжение «Террариума», действие происходит уже в 2025 году. Мои предположения о будущем России будут там.

Книга будет оптимистичной или совсем наоборот?