Хотя бы несколько вещей израильской марки Maya Bash есть в гардеробе всех тель-авивских модников: легко узнаваемые зауженные штаны, причудливо скроенные комбинезоны, асимметричные футболки. Сама Майя Баш приехала в Израиль из Новосибирска и еще помнит, насколько недостижимыми поначалу казались ей джинсы и кроссовки. В интервью Jewish.ru дизайнер рассказала, как бедной студентке удалось открыть магазин в Тель-Авиве, почему она скучает по советским велюровым костюмам и что лежит в основе местного израильского стиля, расслабленного и небрежного.

Ты приехала в Израиль из России в 12 лет. Помнишь, как тогда местные одевались?

– О да! Я приехала в велюровом костюме с плиссированной юбкой, и у меня был гардероб из еще нескольких подобных прекрасных шерстяных костюмчиков плюс туфли-лодочки, а все здесь ходили в джинсах Levi's 501 и кроссовках Reebok. Мы приехали в Израиль большой семьей и были совсем несчастные, денег отчаянно не хватало, хотя родители старались изо всех сил, и им было очень непросто. А мне так хотелось иметь все эти джинсы и кроссовки! Хотя сейчас бы я, наоборот, все отдала за те велюровые костюмы. А тогда мне просто хотелось одеваться классно, как все. И поэтому я очень рано начала работать – в 13 лет. Продавала мороженое, убирала квартиры. Мы тогда жили в Кфар Сабе, я думаю, что я убрала там примерно все. Работала я много, и все мои заработки уходили на одежду. У меня уже тогда был интерес к какому-то минимальному дизайну: я покупала, рвала, обрезала, но все равно все это было в пределах подросткового стиля, чтоб как-то чуть-чуть влиться в общество, потому что я была совсем аутсайдером. В Кфар Сабе было очень мало русских – у меня в классе была всего лишь еще одна девочка, и нас страшно дразнили. Мы были в новинку, и возраст был тяжелый. И мне было суперважно одеться так же, как мои сверстники, создать некий общий язык. И уже лет в 15 я считалась модной, на меня в классе смотрели с уважением. Я все равно еще была с клеймом «русская», но уже по-настоящему классно одевалась.

Видимо, при первой возможности ты перебралась из Кфар Сабы в Тель-Авив?

– Так вышло, да. В 16 лет я начала работать в Тель-Авиве официанткой, начала как-то больше тусоваться, потом была армия, и я поняла, что хочу учиться дальше. Но что учить – не понимала. Тогда была волна программистов и экономистов, и я считала, что мне туда. Вроде как профессия, которая сработает в любой стране. Я долго училась, но, если честно признаться, ничего у меня не шло. А на тот момент у меня был парень, который сразу после армии пошел работать в хай-тек. Он отлично зарабатывал и благородно предложил – давай, дескать, вспомни, о чем ты мечтала, одного программиста пока достаточно. Я тут же подала документы в Шенкар и в Холон на дизайн, архитектуру и интерьер. В итоге я поступила и туда, и туда. Это меня окрылило: в тот год был бешеный отбор, проходил один из двадцати. Я пошла на дизайн одежды в Шенкар, где у меня и начал вырабатываться уже какой-то собственный стиль. Там все невероятно наряжались, каждое утро начиналось с безумного выбора одежды, каждый как-то выделялся.

Когда ты сама стала делать вещи, то ты под кого, для кого их создавала?

– Наверное, под определенные мысли. Я всегда работала с какой-то темой, которую мне хотелось передать в текстиле, в выкройке. То, что интересовало меня лично и что я могла бы визуально передать. Фигура, образ человека – в моем случае это не так важно. Я даже не работаю на кукле – я работаю плоско, на столе, на выкройке, на конструкции. Одежда должна сама за себя говорить. У меня никогда не было идеи, чтоб вещь «сидела» – была идея передать какую-то мысль. Создать какой-то свой язык.

Можно на конкретных примерах?

– Ну вот, хороший пример – мой проект с художницей Зоей Черкасской. Я попросила ее, чтобы она нарисовала мне разных тель-авивских персонажей, одетых в мою одежду. И она в своей юмористической манере нарисовала их. А я их напечатала на фабрике «Негев Текстиль». Это была на тот момент единственная в Израиле фабрика, которая позволяла формат печати метража. Потом она закрылась, и сейчас в Израиле подобных фабрик не существует. Как раз, когда я печатала там свою ткань, шли разговоры, что эта фабрика закроется. В итоге я все-таки еще успела поддержать, что называется, «бело-синее» израильское производство. И отсюда пошла уже другая моя мысль: когда строили государство Израиль, была очень сильная политика поддержки местного производства. Это проявлялось абсолютно во всех отраслях и, в том числе, в текстиле, в шитье. Поэтому я нашла старые фотографии тех времен, рассматривала этих пионеров строительства страны, их одежду. И это тоже стало частью вдохновения для той коллекции – в ее крое было множество элементов с тех старых фотографий. Вот так сложилась цельная тема. И подобным образом устроена каждая моя коллекция.

Так твоя работа была построена с самого начала?

– Ну да. Свою первую выкройку, которая потом отправилась на продажу, я вообще делала девять месяцев. Буквально вынашивала свою первую модель – мне было очень важно, с чем я выйду. Сделала эту выкройку, отшила 10 футболок, отнесла их в три бутика – Shine, Roni Bar и Alma Banker – и пошла на море. Мне казалось, что я сделала свое дело в этой жизни. Часа через два они мне позвонили, и сказали, что все раскупили, скорей неси еще! Я села работать, и где-то через три месяца у меня уже была коллекция. Так и понеслось.

Тогда ты открыла свою студию и магазин?

– Именно. Причем у меня не было ни копейки денег. Работала так – сшила одну майку, продала, вложилась в следующую, и так по кругу. Это все вообще сначала было из любви к искусству и как будто не подразумевало особого заработка. Просто я начала делать то, что мне интересно. Студию я сняла изначально потому, что уже было невыносимо работать дома. Аренда тогда стоила 400 долларов в месяц, и я подумала: сниму студию, максимум, всегда заработаю эти деньги в другом месте. Но постепенно все это развивалось, пока не превратилось в небольшой бизнес.

Теперь твои вещи любимы модницами. Что вообще значит для местной девушки – быть «хорошо одетой»?

– Мы же сейчас говорим про центр Тель-Авива, а это довольно небольшая группа людей, у которой действительно есть свой язык в одежде. Это, как правило, расслабленные вещи сдержанных цветов. Ты видишь, что человек совершенно не напрягался, одеваясь утром, но при этом у него есть четкое представление и уверенность в собственном стиле. В общем, это такой достаточно выдержанный стиль, который прост и одновременно сложен. Еще нужно учитывать, что молодая тель-авивская женщина – она активная, она работает, и еще она, как правило, мама двоих-троих детей. Поэтому она утром выходит из дома, садится на велосипед, работает в кафе или офисе, забирает детей из садика, играет с ними на площадке – и это все должно сочетаться. Конечно же, ты не можешь нарядиться, надеть каблуки и потом аккуратненько с салфеткой и причитаниями кормить детей в парке. Поэтому в этом стиле есть что-то повседневное, сдержанное, многослойное и расслабленное.

Вот, кстати, дети: ты какое-то время назад выпустила детскую коллекцию, но это недешевые вещи, а в Израиле даже состоятельные люди чаще покупают своим детям вещи попроще – «горит» же одежда тут моментально.

– Делая детскую коллекцию, я не рассчитывала на суперпродажи. Это просто некий фан. В плане затрат это совершенно то же самое, что и взрослая одежда – за исключением того, что там на полметра ткани меньше. А так – это все делается вручную, отшивается и кроится у меня в студии, это огромные затраты. Так что это такой мой личный кайф – без всякой коммерческой направленности. Да, люди тут действительно чаще покупают дешевые детские вещи, потому что в этом суть воспитания израильских детей. Ребенок постоянно пачкается, лазает, бегает в грязи – невероятная свобода и счастье. Рядом с садиком моей дочери после ливня всегда образуется огромная лужа. И воспитатели берут детей и идут прыгать в этой луже. Я помню, что в детстве мне всегда этого хотелось, но это было невозможно: испачкаешься, нельзя! А тут – пожалуйста, возись в луже, пачкайся красками. Но кто-то, кто может себе позволить, все-таки покупает и мою детскую одежду тоже. Моя дочь носит много моих вещей. Сейчас она стала постарше и уже сознательно наряжается. А если появляются пятна, то мы рисуем вокруг них текстильным фломастером цветочек или бабочку, и получается почти что новая вещь.

Странное дело: в твоих вещах ходит половина города, а магазин всего один. Это какая-то особенность ведения бизнеса в Израиле?

– Мне очень нравится, что у меня есть этакий «дом дизайнера» – студия и в том же помещении магазин. У меня совершенно прозрачное дело, все происходит в одном месте, есть приятный момент общения с клиентами. Я сознательно не хочу делать еще один монобренд где-то – мне важно, что я сама каждый день присутствую при создании и продаже вещей. Сейчас мы развиваем онлайн-продажи и поначалу думали в дальнейшем оставить только их, но от студии я не готова отказываться. У нас работает слаженная команда, мы все – как семья. Это, кстати, даже не эвфемизм – в команде также работает и моя мама, она вручную вяжет серию юник-свитеров. Это по-настоящему тель-авивская, домашняя история, и я хочу, чтобы она хотя бы отчасти таковой и оставалась.