«Приходят налоговики и какие-то упыри»

У литературного критика Александра Гаврилова много занятий, но все они про книги: директор Института книги, владелец сети книжных магазинов «Додо», соучредитель издательской платформы «Ридеро». В интервью Jewish.ru Гаврилов описал «путинскую алию» и рассказал, как ему удалось монетизировать архаическую привычку к чтению, зачем в книжные магазины приходят упыри и почему в России писать можно все, что угодно, а вот продавать – нет.

Кто вообще такой Гаврилов? Взбалмошный Шляпник, вдохновенный просветитель, прилизанный эстет? Вы сознательно меняете маски?
– Театральные образы хороши тем, что за ними себя легко прятать. Они отлично отвлекают от меня внимание. Если надо выйти к людям и не показывать, что на самом деле я страшно растерян или не знаю, что сказать, или ушел в себя, или в одном из депрессивных припадков, которые мучают меня долгие годы, то я, как готовую шкуру, натягиваю на себя маску и уже готов к встрече. Когда я читаю большой важный текст или полностью ухожу в работу, то сижу бог знает в чем, нечесаный, небритый: в этот момент я наедине со своей внутренней жизнью, и мне не нужно выстраивать социальный образ. А потом, когда собранные внутри себя идеи я пойду рассказывать студентам или в телевизор, тогда снова встроюсь в балаган, нарисуюсь белым клоуном и буду так защищать свое приватное пространство. Маски приходят и уходят, играть в них интересно, но я их надолго не запоминаю.

Это очень литературная игра.
– Да, у меня как раз она пошла от книг. Все мое детство и юность книги были для меня возможностью выращивания разных оптик для взгляда на мир. Некоторое время назад я брал интервью у Татьяны Толстой, и она замечательно описала: «Ты ныряешь в Пушкина, выныриваешь оттуда, и вдруг понимаешь, что тебе дали какой-то дополнительный модуль, что ты теперь можешь смотреть на мир немножко другим способом». Я с этим полностью согласен. При этом не важно, нырнул ты в Пушкина или в Гадамера, нырнул ли ты в Набокова, что для меня было огромным событием, или в Эриха Фромма.

Все ваши проекты связаны с популяризацией литературы, культуры, при этом, как ни странно, вам не приходится ходить с протянутой рукой: находятся потребители, заказчики, спонсоры.
– А надо с протянутой? Я никогда не стремился. Когда меня спрашивают, кто ты такой, чем занимаешься, я всегда смело отвечаю, что я профессиональный читатель. Я читаю книги, а люди платят мне за это деньги. Вот это мой приоритетный проект, я его очень люблю. Иногда я читаю книги бесплатно, для собственного удовольствия, но потом тоже стараюсь прочитанное превращать в какие-то теле- и радиопрограммы или другие медийные высказывания, которые позволяют монетизировать мое болезненное пристрастие к чтению книг.

И даже ваша передача «Вслух» о современной поэзии – не чистый жест доброй воли?
– Но послушайте, это нормальная передача, я получаю за нее нормальные гонорары, она выходит на нормальном телеканале! Телеканал «Культура» пытался заказать передачу о современных стихах и поэтах почти пять лет. Разные компании делали пилотные программы, и их обрубали, потому что это оказывалось скучно. Потом «Авторское телевидение» в лице великого Анатолия Малкина нашло в недрах себя великого шеф-редактора Люсю Сатушеву, и мы вместе сделали передачу, которую канал «Культура» с удовольствием покупает вот уже который год.

В общем, вы умеете каким-то образом неконвертируемую валюту превратить в конвертируемую – это совершенно особый талант. Во сколько лет вы начали вашу профессиональную деятельность, я имею в виду читать?
– В четыре, поздно по нынешним меркам. Сейчас меня окружают люди, которые к четырем годам чуть ли не Достоевского читали... А я до девяти лет сказками пробавлялся.

Возможно, в вашей среде обитают именно такие люди четырех лет. Но обычно, наоборот, все жалуются, что их дети совсем не читают.
– Моя дочь, которая, кстати, сейчас по программе проекта МАСА с большим удовольствием совершенствуется в искусстве кулинарии на кухнях эйлатских гостиниц, в детстве была не очень большим читателем, подростком вдруг нагнала и как-то порадовала меня неожиданным признанием: «Папа, как здорово, что у нас в доме было много всякой фигни». Я немного удивился и спросил: «Что, ребеночек, ты имеешь в виду?» Она ответила: «Ну, стояли длинные книжные полки, и можно было идти мимо них и выдернуть что угодно». Там могли быть философские книжки, а мог быть детектив дурацкий, или сказки, или сложные стихи, или филологическое исследование. Если дома есть много «фигни» и ребенок видит, что это не мертвый мемориал, если вы публично уделяете чтению много времени и готовы делиться радостью прочитанного друг с другом, рано или поздно он примкнет к вам. Мне кажется, фраза, что дети мало читают, – это такая форма попытки свалить работу чтения на детей. Если чтения нет в вашей жизни, то его не будет в жизни ваших детей. Вот и все.

Почему бы не посмотреть вместе хороший фильм и не обсудить его? Это ведь проще.
– Конечно, лучше говорить с детьми о кино, чем совсем не говорить. Но мне все-таки по-прежнему кажется, что книжное чтение учит человека важным вещам, которым его не может научить ничто другое. В первую очередь – это работа воображения. Кроме того, книжное чтение предполагает, что мы сначала вбираем большое количество информации, а только потом начинаем по этому поводу что-то говорить или оценивать. Что нашему суждению предшествует большая доверительная читательская работа. Вот это умение временно смириться перед чужой волей, а потом вобрать ее целиком, возобладать над ней – то, чему учит романное чтение или чтение философских текстов – это, мне кажется, важная штука, которой совсем нет в нынешний век интерактивных носителей. Мы уже знакомы сейчас с детьми, воспитанными в интерактивной среде, которые, увидев маму в окне, привычным жестом разводят пальцы на стекле, чтобы сделать маму побольше. Воспитание в мире мгновенного ответа отучает от усилий самостоятельного постижения. А это, также как и стимуляция воображения, кажется мне очень важным навыком, который дает книжное чтение.

В последнее время в России, как ни странно, наиболее популярна современная детская литература стран Скандинавии.
– Я могу понять, почему родители выбирают эти книжки. Скандинавы за последние полвека научились говорить с детьми очень просто и очень точно: о смерти, о разности людей, о жестокости. Все то, что, к сожалению, в русской культуре сегодня задвинуто на очень дальний план. В России придерживаются, на мой взгляд, ошибочной позиции выгораживания блаженного детского мирка. «Ах нет, не будем говорить с детьми, что люди смертны, ах, не будем говорить, что жестоко убивают зверьков, нет, нет, это будет детский мир без травм и боли». Рано или поздно ребенок столкнется со всем этим, только тогда рядом с ним не будет нашей взрослой защиты, и его мирок разобьется. Вспомните историю о принце Шакьямуни, который стал Буддой. Если мы не планируем, что каждый из наших детей непременно уйдет от мира, бросит дом и будет искать пути освобождения духа от страдания, не нужно прятать от них действительность.

Неужели детская литература, говорящая с детьми о печальных вещах, не издается сейчас в России?
– Совсем нет. Существует российское законодательство, которое запрещает подобные темы до определенного возраста, это отдельный закон о защите детей от информации, которая может им повредить. Недавно произошла смехотворная история. Мой друг Юлия Идлис вела семинар для юных писателей. Подростки писали рассказы на интересующие их темы: предательство, одиночество, смерть, страдания. Все эти рассказы мы собрали в сборник и выпустили с помощью нашей прекрасной издательской платформы «Ридеро». И модераторы «Ридеро», которые работают в строгом соответствии с законодательством России, потребовали поставить на обложку этой книги марку 18+, потому что по российскому законодательству эти темы не могут быть предназначены вниманию тех авторов, которые их создали.

Абсурдная ситуация. Значит, и Достоевского в школе нельзя изучать? Связано ли это с политическим режимом в России? Существует ли сейчас в издательском мире цензура?
– В российской Конституции написано, что цензура не может существовать. А что тогда существует? Вот выходит книжка, которая не нравится властям. А дальше в книжный магазин приходят пожарники, потом налоговики, потом Госнаркоконтроль, потом еще какие-то упыри, и каждый производит следственные мероприятия, то есть изымает компьютеры, блокирует на несколько дней работу предприятия, доходчиво объясняя при этом, что они разбираются вот с этой конкретной книжкой: «Может быть, никаких проблем с ней и нет, но разобраться-то надо». Догадайтесь, на какой раз после таких разъяснений магазины перестанут брать книжки, которые, по их мнению, могут вызвать подобную реакцию властей? Главное, что никого не обвинишь. Например, так было задушено издательство «Ультракультура». Та же модель перенесена в интернет. В интернете нет абсолютно никакой цензуры, но только у провайдеров, которые не блокируют доступ к неугодным сайтам, таким, как «Луркоморье», например, начинаются серьезные проблемы. У «Луркоморья» нет никаких проблем, пожалуйста – переноситесь на другой хостинг, вот только у провайдера, который откажется блокировать вашу информацию, начнутся сложности. То есть издатель может выпустить все, что угодно, только продавать это нельзя.

Сейчас возникла новая культурная ситуация вне России. В прошлом году вы вместе с рядом других деятелей были заявлены как представители новой культурной эмиграции Израиля. Что произошло с тех пор?
– Вот, например, появился Женя Коган с его замечательным книжным магазином-клубом «Бабель» в Тель-Авиве. Продюсер Фаина Новоходская построила в Израиле замечательный проект «Линия жизни» – встречи с русскими деятелями искусства: Татьяной Толстой, Женей Додиной, Ириной Богушевской, – и он вполне успешен. Мне представляется, что у «путинской алии» было на старте сильное ощущение: «Ща! Мы быстро преобразим тут все подряд». Этого не случилось и не случится, хотя в израильской русскоязычной культуре есть сильные игроки, интересная русская поэзия, театральный процесс. Израиль вполне включен в мировые маршруты русского искусства, но потребитель этого всего в численном измерении не велик и не очень объединен. Это касается не только Израиля – во Франции, Швейцарии, Италии, Германии то же самое. Новая русскоязычная культурная диаспора не очень склонна к интеграции, пока что этих людей мало что объединяет. Их устраивает позиция одиночек, каждый из них – Робинзон. Кроме того, вся диаспора ориентирована на культурный процесс в метрополии: если, например, писателя наградили крупной литературной премией в Москве – это резко меняет его статус. А что он там, на месте, сочинил или получил – это не считается. Поэтому, мне кажется, процесс изменения глобального русскоязычного культурного пространства будет идти существенно медленнее, чем нам всем еще несколько лет назад казалось.

Фото: Светлана Мишина, Андрей Никольский, Анна Козлова, Мария Пирсон