Top.Mail.Ru

Интервью

Анна Халдей

«Пуля прошла через мать и застряла в нем»

17.03.2017

Евгений Халдей – автор знаменитого кадра «Знамя Победы над Рейхстагом». Он же снимал Потсдамскую и Парижскую конференции, был свидетелем на Нюрнбергском процессе. После войны он был уволен отовсюду как еврей, а в 90-х годах потерял свой архив, который вывез в США сын его фронтового товарища. Дочь фотографа Анна Халдей в интервью Jewish.ru рассказала, что на днях ей удалось вернуть работы отца, а также вспомнила, как он пережил погром 1918 года в Донецке и что чувствовал, оставшись за бортом по «пятому пункту».

Во время еврейского погрома в марте 1918 года мать вашего отца была убита, а сам он получил пулевое ранение в грудь, будучи годовалым ребёнком. Как это произошло и кто его спас?
– Они жили в Юзовке – это нынешний Донецк. Семья держала бакалейную лавочку. Это было накануне еврейского Пейсаха – они готовились к празднику. Лавка сообщалась с домом. В первой комнате были мой годовалый отец на руках матери и двое старших детей: сестра Фрида и брат Алексей. Дальше в доме были дед, подруга матери и нянька. А папин отец Ананий находился в лавке. Там же были два покупателя – городские жители, соседи, они купили папиросы и ушли. Он закрыл за ними дверь на щеколду, а через время в неё снова постучали. Он открыл и увидел тех же соседей – один был с обрезом, второй с ножом. Папин отец получил по голове и упал. Это его и спасло. Они перешагнули через него и вошли в дом. Один из убийц выстрелил в мать моего отца. Пуля попала ей в спину, но на выходе прошла в тело маленького отца, задела лёгкое и застряла между рёбер. Старшим детям чудом удалось спрятаться, а всех остальных, кто был в доме, зарезали. Остался дневник папиного отца, где всё это описано. Дед в итоге и выходил моего отца, а через какое-то время женился ещё раз, и у отца появились три сводные сестры. Судьба деда и этих его дочерей сложилась трагически. В самом начале войны жителей Сталино отправили копать окопы. Ананий уже был старым и ждал дочерей с работ, чтобы уехать вместе. К моменту возвращения девочек фашисты заняли город. Их выдал кто-то из соседей как еврейскую семью, и всех забрали прямо из дома. Застрелили и тела сбросили в шахту.

Отец в это время был уже в Москве?
­
– Да, конечно, его еще в 1936 году 19-летним мальчишкой приняли на работу фотографом в «Союзфото». Все вообще как начиналось. Отец работал с 12 лет – чистил паровозные топки и помогал кормить семью. Изредка он покупал себе «Огонёк» – уже в те годы журнал был хорошо иллюстрирован, и фотографии зачаровывали отца. Рядом с его работой было ателье братьев Клейманов, и отец устроился туда подмастерьем, внештатно, в свободное от основной работы время. Разводил растворы, бегал на посылках, получал подзатыльники и первые уроки мастерства. Свой первый фотоаппарат он сделал сам из картонной коробки, старых очков своей бабушки, зеркал и стеклянных пластинок. Устройство было даже со вспышкой – коробочкой из-под ваксы, куда был засыпан магний. В 1931 году отец снял свою первую фотографию – это был потрясающей красоты Свято-Преображенский собор в Сталино. Второй снимок был сделан совсем скоро, когда тот же собор взорвали. В 1932 году отца взяли работать на Донбасс в агитбригаду – он ездил, снимал, выпускал стенгазету. Стал отправлять свои первые фотографии в «Союзфото», за что ему платили по пять рублей. Тогда он в рассрочку купил себе первый фотоаппарат, по-моему, это был «Фотокор-1». В 1936 году его отметили как мастера и пригласили в Москву. В 1937-1938 годах он служил в Карелии, где продолжил снимать. Оттуда у него есть небольшие серии «Карелия» и «Пограничники Тянь-Шаня». Потом с фотографии, на которой Молотов объявляет о начале войны, началась серия его военных работ.

Как отец рассказывал вам об истории съёмки водружения флага над Рейхстагом?
– Официально героями этого фото были Кантария, Егоров и Самсонов, именно они и подняли знамя над павшим Берлином. Просто никто не заснял их в этот момент для документального подтверждения. Отец рассказывал мне, что флагов на самом деле было много, разных размеров и форм, вплоть до маленьких красных тряпочек – все, кто там находился, начиная от солдат и заканчивая генералами, хотели водрузить свой флаг над Рейхстагом. Но на его знаменитой фотографии всего три солдата. Первый – это киевлянин Алексей Ковалёв, второй – дагестанец Абдул-Хаким Исмаилов, третий – Леонид Горычев из Белоруссии, вот такая интернациональная бригада. Их имена после войны нигде не всплывали. Только в 1995 году, к 50-летию Дня Победы, все участники были найдены. Отец встретился тогда с Ковалевым, и они стали крепко дружить.

Фотокорреспондент, всю войну прошедший как представитель ТАСС, снявший знаменитое водружение флага над Рейхстагом, Потсдамскую и Парижскую конференции, после войны был уволен с формулировкой о профнепригодности?
– Пятый пункт. И никакие заслуги не могли на это повлиять. 90 процентов тогдашних фотокорреспондентов были евреями, я знала и помню до сих пор многих из них, всё это были удивительные, уникальные люди. Из «Фотохроники» вместе с ним уволили ещё пять человек. У меня сохранился протокол, где написано, что «у Халдея от успехов закружилась голова, понизился культурный и интеллектуальный уровень» и что «он больше не может представлять фотохронику ТАСС и быть ее корреспондентом».

Чем он занимался после увольнения?
– Были случайные заработки, разные редакции. Он также снимал при клубах художественной самодеятельности. За это время накопилась масса интересных материалов: советская жизнь, колхозы, совхозы, хлопковые поля, Азербайджан, Грузия, Украина, Белоруссия и другие республики. В 1959 году Константин Симонов, с которым отец познакомился на фронте, помог ему устроиться в «Правду», хотя в 1972-м его снова уволили, и снова по той же причине. Но отец все равно работал в советской культуре, занимался подвижничеством, организовывал различные выставки, позже стал биографом Симонова, они много путешествовали вместе. Он не оставил свою профессию и никому не доверял работать с его материалами: сам все снимал и сам же проявлял плёнки в лаборатории, которая всегда находилась дома.

Как архив вашего отца оказался в Америке?
– У папы был военный товарищ по фамилии Каспиев, они с отцом очень дружили. После смерти Каспиева его сын Калман переехал в Москву, и отец помогал ему устроиться. Он стал близким другом нашей семьи, у нас были практически братские отношения. В конце 70-х годов он эмигрировал в Америку и как-то исчез из нашего поля зрения, а папа тем временем продолжал работать. Наступили 90-е годы – период забвения для всей страны – папа лишился работы, остался с пенсией примерно в 30 долларов, у него случился инфаркт, затем потребовалась операция, денег у нас не было. В 1994 году в Москву приехал немецкий фотограф Эрнст Фоланд и заинтересовался работами отца. Он издал первую книгу об отце в Германии, стал делать выставки по всему миру. И люди начали проявлять интерес, только не у нас, а в Европе: Голландия, Италия, Франция, Германия – везде собирали толпы зрителей. Немцы, нужно отдать им должное, особенно заинтересовались этой темой, снимали фильмы, даже возили отца в Германию.
И где-то в начале 90-х годов объявился тот самый Калман Каспиев. Он прислал письмо с приглашением в США, и папа поехал к нему в гости. Там Каспиев предложил отцу сделать выставку в Америке, так что через два месяца мы снова туда поехали. Выставка из 90 работ была представлена в Колгейтском университете. Отец, человек абсолютно не меркантильный, одним росчерком пера оставил всю выставку в подарок университету. Всех изумил этот поступок, но папа всегда был таким, человеком широкой души, никогда не понимал, как можно зарабатывать на своём творчестве. 10 марта 1997 года ему исполнилось 80 лет, мы в тот момент находились в Нью-Йорке. Мы отметили его день рождения, а на следующий день он вместе с Калманом пошёл к юристу и подписал договор, согласно которому назначил его своим агентом. Договор заключён был на 20 лет – с 80-летним человеком! И с условием, что половина всей прибыли достаётся агенту. Так у Калмана остались отцовские негативы тех работ, что были на выставке. В конце сентября у нас началась выставка в Брюсселе, в Бельгии отца и не стало. Я позвонила Калману, он прилетел и привёз нам взаймы две тысячи долларов, на которые мы и проводили отца в последний путь. Это случилось в октябре, а уже где-то в начале декабря Каспиев позвонил мне и сказал, что хочет возврата всех долгов. Денег не было, поэтому я отобрала 260 фотографий и прилетела с ними в Америку. К счастью, мне хватило ума все их переписать по размерам и содержанию, и Калман расписался на этих пяти листах. Часть фотографий мы продали, какие-то я отдала ему в качестве компенсации долга. Затем я вернулась в Россию, а негативы так и остались у Каспиева.

Почему вам в итоге пришлось отстаивать права на эти негативы в американском суде?
– В какой-то момент Каспиев стал уходить в подполье. В 1999 году я полетела в Нью-Йорк, чтобы с ним встретиться – уже понимала, что он ведёт себя некорректно. Всю неделю, что я была в Нью-Йорке, он от меня прятался. Из 260 фотографий он привёз в итоге штук 20 и начал врать по поводу остального. Я улетела ни с чем. А через несколько месяцев после этого мне позвонил нью-йоркский адвокат Дэниел Ротштейн – он работал тогда в Москве, каким-то чудом сам достал мой номер телефона и просто сказал: «Вам нужна моя помощь!» В итоге он 15 лет помогал мне отстоять права на архив отца. Только благодаря ему мы и выиграли – он работал абсолютно бескорыстно, исключительно из уважения к памяти отца. Я сама ещё семь раз летала в Америку, присутствовала на всех судебных заседаниях, на перекрестных допросах с синхронными переводчиками, это был ад! Каспиев менял показания, условия, требовал денег, одним словом, вёл себя ужасно. И вот только спустя 20 лет со дня папиного ухода и 15 лет судебных разбирательств архивы вновь оказались в России. Позавчера я прилетела домой с победой, привезла негативы и где-то с десяток фотографий, негативы которых не сохранились. Я теперь разбираю негативы, обнаруживаю кадры, которые считала безвозвратно утраченными, и это большое счастье. Многие из возвращенных фотографий будут на выставке, которую мы устроим в Московском доме фотографии 3 апреля, в честь 100-летия со дня рождения моего отца.

{* *}