Известный переводчик и религиовед Юрий Табак в интервью Jewish.ru объяснил, почему диалог между религиозными и атеистами невозможен, рассказал, как рухнула мировая еврейская община, и показал, где в Талмуде искать эротизм.

Вы считаете, что в нашем конфликтном мире возможен диалог между цивилизациями, в частности – между иудаизмом и христианством?
– Иудаизм и христианство – две самоценные религии, накопившие гигантский культурный опыт. Не надо друг друга обращать – надо знакомиться, уважать и черпать полезное из обмена опытом и знаниями. Но до этого еще очень далеко. Если либеральные слои обеих религий ближе подошли к этому пониманию, то ортодоксальным присуща абсолютная эксклюзивность сознания: только они обладают истиной, а остальные глупы или несовершенны. Соответственно, таковы и партнеры по диалогу. А с фигой в кармане настоящий диалог невозможен. Но и глубинный богословский диалог вряд ли возможен, поскольку исходные догматические позиции различны и базируются не на едином рациональном поле, а на эксклюзивной вере.

В одном из интервью вы сказали, что значительная часть рассеянных по миру евреев, по сути, атеисты. Это действительно так?
– Грань между религиозностью большинства современных евреев и атеизмом часто неуловима. Например, большинство американских евреев принадлежат к реформистским и консервативным общинам – «чистых атеистов» не так уж много, но в глазах ортодоксов это вообще не иудаизм, а непонятно что. По крайней мере, другая религия, а значит – «убогая», согласно эксклюзивному религиозному сознанию.

Может, это отсутствие «божественного измерения» в нашей советской жизни породило такое ощущение метафизической пустоты?
– Мне никогда не требовалось «божественного измерения». Для меня небо – это музыка Баха и шекспировский «Гамлет». Большое искусство вбирает в себя Б-га. Но древние книги и священные религиозные источники сами в этом смысле являются искусством, поскольку они многомерны, как любые великие книги. Я по природе раблезианец, а Талмуд насквозь эротичен, физиологичен – и я с упоением вчитываюсь в удивительный, сумасшедший еврейский фольклор, лучше которого в мире нет. Меня захватывают доведенные до абсурда логические схемы. Ну и к тому же я большой любитель постмодернизма, поэтому любовно создаю постмодернистские нарративы на основе еврейских текстов. Своего рода литературные игры.
А метафизическая свобода – она внутри тебя, а не на небесах. Да, я ненавидел пионерию и комсомолию – все это вранье, но я жил параллельной жизнью: книги, музыка, друзья. Главное, самое отвратительное ограничение свободы – то, что тебе не дают читать и слушать все, что тебе хочется. Но думать-то мне никто не запрещал. А потом и книжки появились, и музыка. Но жизнь моя и тогда, и сейчас строилась не по вертикали «человек – Б-г», а по горизонтали «человек – человек» – отсюда проистекает и моя этика, и моя свобода.

Многие вас обвиняют чуть ли не в антисемитизме, так как вы выбираете для анализа не самые «лицеприятные» моменты в еврейской истории.
– Сотни раввинов пишут высокодуховные вещи – и это прекрасно, я же обнародую не очень духовные тексты, а с точки зрения современного образованного человека – порой даже пикантные. Меня уже называли эпикойресом и еретиком и возмущались обнародованием фрагментов ряда классических еврейских текстов – дескать, лучше их не касаться. Мол, я выбираю такую «клубничку», нечто «пикантное», соблазняю незрелые умы и отвращаю молодежь от религии. Но меня не очень заботит подобная реакция: я же не рубль серебряный, чтобы всем нравиться. У меня достаточно большое количество подписчиков, и это укрепляет меня во мнении о правильности моей траектории – людям интересно. И я ни с кем не воюю. Будучи человеком мирным, стараюсь быть последовательным либералом. Пусть цветут сто цветов.
Дело в том, что ортодоксальный иудаизм обладает особой спецификой – он укоренен в древних и средневековых текстах, признанных священными. И отблеск святости падает на всё, что сказано не только в ТаНаХе, но и тем или иным авторитетным мудрецом. А сказано там многое такое, что режет современному человеку слух. Как тут современным раввинам поступать? Назвать эти тексты «устаревшей чепухой» – нельзя, но и цитировать их тоже нельзя – неудобно перед современными образованными евреями, а уж перед неевреями...
Какой у них выход? Очень простой – оставить огромное количество тем, текстов и комментариев за сценой, словно их не существует. С универсальной отмазкой, что только подготовленные в иудаизме люди могут понять и только в им известном «контексте» – любимое слово в этих случаях. А для широкой публики подбираются исключительно педагогически полезные и высокодуховные тексты. Такая утилитарная педагогика.
А я не отношусь к читателям, как к стаду, которое пастух должен вести за собой. Я не ученый, не раввин – просто делюсь неизвестным для широкого читателя и ни на что большее не претендую. И оказывается, что и «простой» человек поймет, да и контекст – не нужен. Вот я и дополняю картину своими текстами, и мне кажется, делаю её более объемной. Пусть люди читают тексты десятков высокодуховных раввинов, мои тексты, еще чьи-то – и сами строят свою картину мира, а не бегут в толпе.

Вы считаете, что закрытость вредит и ведет к ортодоксии и обскурантизму? Но, может, она является залогом сохранности евреев как этноса?
– И то, и другое. Закрытость евреев послужила залогом их выживаемости как религиозно-этнической группы в течение двух тысяч лет. Но она породила и известный обскурантизм, и провинциализм. Закрытость не может быть бесконечной, особенно на фоне резких технологических и информационных сдвигов и радикальных общественных перемен в окружающем мире. Не случайно двести лет назад стал неизбежно и резко рушиться традиционный еврейский уклад.
Однако одновременно еврейская закрытость и самодостаточность породила очень своеобразную и невероятно интересную книжную мудрость. Ту мудрость и отточенность интеллекта, которая позволила евреям, стряхнувшим пыль прежних гетто, рвануть в университеты, музыку, живопись, бокс, политику – куда угодно и мгновенно влиться в общий поток мировой цивилизации, сыграв огромную роль в ее развитии. Впрочем, немалая часть евреев тогда же начала еще больше замыкаться на традиционной идеологии и практике. В условиях бурного развития коммуникаций и интернета тяготение к замкнутости и закрытости среди части евреев, кстати, только усилилось. Отсюда демонстративное разбивание айфонов и фильтры на интернет.

У Башевиса Зингера в рассказе «Сын из Америки» в местечко приезжает светский современный еврей, а его престарелые родители пекут халу, соблюдают Субботу, и ему с ними особо не о чем говорить. Но это рассказ о всепоглощающей любви их троих, хотя родителей и сына уже разделяет огромная пропасть.
– Но это все же семья. Да и то – в идеале. А чаще бывало, если сын крестился или женился на нееврейке, что его проклинали. И наоборот: когда сын возвращается к вере, становится «кошерным», то он не всегда с горячей любовью относится к своим светским родителям. Мне известно немало таких примеров. В целом же я не разделяю бытующего мифа о едином еврейском народе-семье, к какой бы группе евреи ни принадлежали. Разобщенность сейчас очень велика, идеологии – полярны, и любви друг к другу эти группы не испытывают. На самом деле, существовавшая почти две тысячи лет модель единой общины при всех различиях в традиции и внешнем облике – рухнула. Рубеж XVIII-XIX веков был поворотным. О каком-то единстве – в традиционном смысле – еврейского народа сейчас говорить невозможно. Отсюда и поиски новых определений: цивилизация, общность. При этом парадоксальным образом слово «еврейский» все равно релевантно – что-то все-таки евреев объединяет.

Для вас быть евреем – это слегка им не быть?
– Что такое еврей – неизвестно. Иудаизм как неразделимый этнорелигиозный сплав – особый феномен. В других религиях такого нет. Это создает как мощную креативность, так и огромную внутреннюю противоречивость. Отсюда многообразие несовпадающих критериев еврейства и его самоидентификации – то ли нос большой и очки, то ли клезмерскую музыку любит, то ли шляпу носит, то ли израильский солдат-красавец. И да: вроде еврей, а вроде как и не еврей. Есть историческое определение еврейства, израильский «Закон о возвращении», самоидентификация человека, антисемитские определения. Матрицы-то разные. От какой плясать будем? Главное – быть приличным человеком. Пусть каждый живет, как хочет, лишь бы – в рамках Уголовного кодекса.