Вадим Кругликов – художник-концептуалист, его картины выставляются в Третьяковке, «Гараже» и даже за рубежом. Недавно он переехал в Тель-Авив, где устроился на работу в столовую и провел пять перформансов. В интервью Jewish.ru Кругликов рассказал, какой партией руководил в начале 90-х и зачем сейчас стоит на площади с советской авоськой в руках.

Вадим, вот вы, уважаемый художник, переехали в Израиль. И вдруг надели штаны и майку, взяли сетку, положили туда молоко и хлеб и вышли в центр города, чтобы там просто постоять. Зачем?
– Ну, я творю, и на площадь я вышел творить. Вы говорите про первый из серии перформансов, которые называются «Перформансы с целью заработать». Жизнь и искусство связаны между собой, а главная моя цель сейчас – зарабатывать деньги. Я просто не хочу работать там, где сейчас работаю, то есть в столовой. Я хочу жить, как в Москве, а в Москве я жил, зарабатывая искусством, то есть продавал работы, кураторствовал, писал разные тексты. Пока не знаю, могу ли я этим заниматься здесь, – я приехал совсем недавно. Так что я проверяю.

Ваши работы здесь не продаются?
– Я еще не пытался их продавать. Для того чтобы продавать работы, нужно войти в рынок – мня же здесь никто не знает, кроме, может быть, пяти-шести человек, которые знают меня по Москве. Рынок здесь меньше московского. Я, в общем-то, и в России не был особо знаменит, есть такая утешительная формулировка – «довольно известный». Пока мне сложно начать серьезно завоевывать местный рынок – я целыми днями убираю объедки в столовой. Но скоро обучение в ульпане заканчивает жена, после нее туда пойду я – и вот тогда я развернусь!

То есть в майке и с советской авоськой в руках вы пытаетесь войти в местный арт-контекст?
– Я не пытаюсь, я просто занимаюсь творчеством. У этих перформансов нет промоушена, это экзистенциальное противостояние улице. Я один, никакой прессы, там была только моя жена, которая фотографировала происходящее. Мне хотелось абсолютно честной ситуации взаимоотношений меня и прохожих, сновавших мимо.

Итак, в чем была суть вашего первого перформанса?
– Угрюмый мужик выходит в магазин, а потом решает постоять на площади и немного подзаработать. Для этого у него на груди табличка на трех языках: «Со мной можно сфотографироваться за 50 шекелей». Подзаработать, естественно, не удалось. Целью этого персонального высказывания было не заработать, а продемонстрировать поведение некого персонажа, от имени которого я создаю свои работы в данной конкретной ситуации. Мой персонаж – дурак, неудачник, он предлагает то, что заведомо не будет продано. Он – честный дурак от искусства. Если бы с ним кто-то сфотографировался, я был бы сильно удивлен.

А зачем начинать с этого персонажа? Почему нельзя сразу выбрать персонажем успешного человека, у которого все получается?
– Я продолжаю ту же стратегию, которую начал в России. Там был этот персонаж, а теперь он приехал сюда. Он изо всех сил хочет быть художником, но не умеет рисовать. Он слышал про каких-то концептуалистов, которым рисовать вроде как не положено. И вот он становится концептуалистом. Но это его как-то не вполне удовлетворяет – он же знает, что художник должен рисовать. Поэтому он использует всякую атрибутику традиционного художника – ходит с этюдником на этюды, где вместо пейзажа буквами пишет название объекта изображения. По-другому-то он не может. Или портреты делает, на которых пишет имя портретируемого, и при этом просит его не вертеться. В России это работало, потому что комьюнити меня знало, на эту игру велись. Если бы я встал с подобным перформансом в Москве на Арбате, то меня бы либо сразу забрали, либо чуть позже, когда я бы уже наслушался оскорблений от публики. Там бы тоже никто не сфотографировался. «Заработок» был бы возможен только в локальных точках Москвы типа Винзавода, ArtPlay и так далее. Но мой персонаж – идиот, и он рассуждает так: все продается на рынке, самый известный рынок Тель-Авива – Кармель, значит, нужно идти туда. Рыночная площадь – это же вообще культурно-мифологическое пространство, с древних времен.

Так, давайте пройдемся по всей серии перформансов, ведь их было пять?
– Пять. По логике моего персонажа, после того как он постоял с сеткой с «эвакуационным набором», он должен был продемонстрировать сервильность. Для этого он в моем лице принарядился, нацепил бабочку в виде цветочка, надел детскую корону и начал улыбаться. Естественно, к такому дураку опять никто не подошел. Кстати, интересно наблюдать за реакцией публики – никаких наездов, никакой агрессии, но контакта тоже нет, есть доброжелательное безразличие. Итак, никто не подошел, так что наступило время третьего перформанса – мой персонаж решил торгануть своим «широко известным» именем, ведь он – сам концептуалист Кругликов! Это тоже не сработало – никто его, оказывается, не знает, это ведь не Джозеф Кошут. Впрочем, и Кошута здесь не очень знают.

И тогда мой персонаж понял, что нужно не просто стоять, а что-то делать, потому что платят за работу, за труд. Так что на четвертый раз он решил заняться простым трудом: он начал забивать гвозди в доску и делал это в течение часа. И тут люди стали интересоваться, а чем я тут таким занимаюсь. Если выйти за рамки персонажного высказывания, то в данном случае мне хотелось найти какое-то очень знакомое, законченное, короткое и понятное действие, вырвать его из привычного контекста и перенести на площадь, чтобы вызвать полное недоумение.

Человек зачем-то забивает в палку гвозди, но почему здесь? Возможностей для интерпретации нет. Ко мне подходили люди и задавали вопросы, я честно отвечал – я делаю то, что делаю. Интерпретации, кстати, были самые разные – спорт, работа и почему-то терроризм. Один бывший соотечественник посоветовал мне пойти поработать. Но, главное, я заработал – какая-то девушка, видимо, подумала, что я нахожусь в полном отчаянии, и положила в специально приготовленную огромную коробку 2 шекеля 30 агорот, а через какое-то время принесла мне бутылку воды. И наконец настало время последнего перформанса: моему персонажу надоело стоять на жаре, так что он поставил коробку, на которой было написано: «Это перформанс, деньги за него нужно класть сюда. Вернусь через час». То есть предыдущими перформансами я создал контекст, а теперь мне стало интересно сделать перформанс без перформера. Мне кажется, все получилось.

Слушайте, а если бы вам удалось на каком-то из перформансов что-то заработать – ну, или вам, или вашему герою, – вы бы стали делать следующий?
– Думаю, что да. Правда, тот перформанс был бы другим, потому что логика стала бы другой.

Я все-таки хочу разобраться. Правильно ли я понимаю, что ваш герой пытался заработать, делая то, что точно не принесет заработка, а вы при этом не ставили перед собой цели заработать, хотя были бы не против?
– Если ты занимаешься честным искусством, а я занимаюсь именно таким искусством, то ты делаешь то искусство, которое хочешь делать. При этом ты хочешь, чтобы оно продавалось, но это – во вторую очередь.

А вы отдаете себе отчет, что эти перформансы практически никто не заметил?
– Это прекрасно! Повторюсь, это – мое интимное общение с публикой. Мне нравится честное искусство, когда работает сам акт этого искусства, а не то, что с ним происходит. Еще в России, в начале 1990-х, у меня была партия – «Самая Хорошая Партия России», и я собирался с ней провести политическую демонстрацию, но эта акция должна была отрицать саму идею демонстрации: я хотел провести эту демонстрацию вообще без зрителей, в глухом лесу. Это понятная идея – сделать искусство, замкнутое само на себя. Теперь я как бы продолжил эту идею. Правда, совсем честно не получилось – все-таки мы документировали происходящее.

Слушайте, а почему обыватель должен понимать, что это – искусство?
– А он никому ничего не должен, это с моей точки зрения искусство, а с его точки зрения я не знаю, что это такое. О том, что это искусство, я сообщил только одному полицейскому, который подошел узнать, что происходит.

Не могу понять, вы издеваетесь над публикой?
– Я не издеваюсь, я предлагаю зрителю интеллектуальную игру, ищу своих людей, которые понимают. Так что я уважаю своего зрителя – того, который понимает, о чем идет речь.

Это должно быть смешно и забавно или это искусство с большой буквы «И»?
– Естественно, все это пронизано иронией и, что самое главное, самоиронией. Мой персонаж занимается искусством с большой буквы, а я – нет. Это веселая интеллектуальная игра, в которой я предлагаю правила и сам же по этим правилам играю.

Вадим, давайте я задам вам главный вопрос – вы художник?
– Сообщество считает меня художником, и я себя тоже считаю художником, так что – да.

Вы умеете рисовать?
– Нет. Я очень плохо учился и в результате не закончил художественную школу. Так что я, конечно, умею рисовать, но очень плохо.

Художник должен уметь рисовать?
– Традиционный художник – да, в этом состоит его ремесло. Современный художник – необязательно.

У вас есть предшественники?
– Целая толпа, и прежде всего – московская школа концептуализма. Ну и, концептуализм и авангард вообще, вплоть до Марселя Дюшана.

А последователи?
– Был в Москве один последователь, он принес мне на подпись мой портрет, который написал в моей манере (то есть в прямом смысле – написал «Вадим Кругликов»), и я его подписал.

Скажите, что будет дальше? Как дальше будут развиваться взаимоотношения вашего героя с окружающим миром?
– Зависит от обстоятельств.