Он написал хиты «Такого, как Путин», «Круто, ты попал на TV» и еще множество для групп «Ария», «Шпильки» и «Рабфак». В интервью Jewish.ru поэт-продюсер Александр Елин рассказал, что испытывал на Болотной под свой хит «Наш дурдом голосует за Путина», чем его творения отличаются от пропаганды и почему Израиль нужно спасать.

Вы специально говорите, что скрываете свою политическую ориентацию? Чтобы все спрашивали?
– Я активно педалирую, что я неолибертарианец, и это недалеко от истины. Это имеет значение? Когда я уезжал из Израиля в 2000 году, мне нужно было как-то обставить свой отъезд. Последние пять лет в Израиле я занимался политикой, причем довольно серьезно – был даже начальником подразделения партии ИБА в целом регионе. Участвовал и в разных кампаниях как копирайтер, райтер и штатный пропагандист. Так что когда меня спрашивали в России, почему я уехал из Израиля, я говорил, что Израиль может спасти только военный переворот. И что я к нему призывал и в результате вынужден был уехать, потому что это было небезопасно. Это чистое вранье, но забавное. Хотя я действительно считаю, что Израиль надо спасать: военное положение мобилизует и дисциплинирует, но до известного предела, как говорил Бродский.

Есть же все-таки какой-то закон, правило, которое является для вас основой отношений в мире?
– Я считаю, что надо до последнего работать. Если есть возможность поскандалить, то надо скандалить. Если можно найти брешь в какой-то крепости, которую надо разрушить, надо немедленно туда ударить. Политика всегда нам объясняет, что надо работать с так называемым забором. То есть не с людьми с ушами, людьми большой культуры, которые достаточно либеральны и демократичны, понимают в технологиях и в том, как устроен мир. И не с теми, кто ничего не понимает вообще и считает, что кто сильнее, тот и прав. Надо работать с забором – людьми, которые не очень пока понимают, на какой они стороне – цивилизации или архаики. Эпатируя их и раздражая, особенно если делать это по-доброму, не перегибая палку и со вкусом, ты их немножечко сдвигаешь в правильную сторону. Вот я, наверное, и сформулировал свое кредо.

Ваши песни – «Такого, как Путин» и «Наш дурдом голосует за Путина» – воспринимают пропагандой и прокремлёвская тусовка, и оппозиция. Сами-то вы рупором себя чувствуете?
– Это было бы манией величия, но в целом любой человек, который производит контент, должен заставлять вас думать. А моя профессия – как раз производить контент. Пропаганда – это когда я вкладываю в голову готовый рецепт. Такой пропаганде грош. Сегодняшней поддержке нашего царя – грош, потому что завтра прилетит новая птица-говорун, и старую забудут. Пропаганда всегда обречена, потому что завтра придет другая, еще более изощрённая пропаганда. Но когда человек умеет анализировать текст и приемы, понимает, как это работает, он делает более глубокие выводы. Задача обычной массовой культуры – производить такую попсу, чтобы человек после работы бежал домой к телевизору и нигде не задерживался для хулиганства и преступлений. А я – как по классику – «возомнивший о себе хам», хочу немножко приподняться. И соорудить над этим такую историю, чтобы у человека, непривычного к парадоксам и сарказму, разрывало голову, но припевы, мемы он всё равно бы повторял, потому что они привязчивые. И чтобы люди ироничные сразу бы понимали, о чем речь. «Такого, как Путин» – это же история о том, как девочка смотрит телевизор. Песня «Перемен требуют наши сердца» Цоя – ироническая ж песня про кухонных трепачей. Но Цой был страшно популярным, и все решили, что эта песня годится на роль гимна перемен. А герой песни – образец диванного бойца, напоминаю. Так же и здесь – какая тут может быть пропаганда?

Тексты песен – это вид драматургии, они пишутся от лица злодея, героя, мамы злодея или бабушки героя. Когда я пишу песню, я пишу и от имени вокалиста – то, что мог петь Саша Семенов, будучи пожилым, растерзанным человеком, не могут петь девочки в коротких юбочках. Изначально мои хиты были вообще шутками для друзей – типа, смотрите, ребята, можно так, а можно эдак. Но в итоге они становились общественно значимыми явлениями. У меня в этом смысле прекрасная компания, отличные друзья, все – волшебные евреи, не примкнувшие ни к чему, и я всегда пишу для них, потому что они меня понимают точно. Антону Носику, с которым я дружил, страшно нравилось, что мы делаем, он был прям фанатом. Из его ЖЖ по 400 тысяч просмотров всегда приходило. Он был моей «сеялкой», причём абсолютно искренней, что в десять раз приятней.

Группа «Рабфак», в которой вместе с вами участвовал Александр Семёнов – это ваше детище или вы там только автор текстов?
– Я придумал эту историю от начала до конца – и кто в ней будет петь, и кто сочинять. Мой партнёр Саша Семёнов, который умер в прошлом году, всю нашу девятилетнюю историю сотрудничества постоянно отбрыкивался. Совместный проект – это как семейная жизнь, так что «Рабфак» – это результат моей борьбы с Сашей. Он боялся, по-хорошему боялся, я к нему без претензий. На Болотную испугался тогда выйти, вышел совершенно другой человек – изображать его. Он был даже не похож на Сашу, просто прокричал песню про «дурдом» в микрофон. Саша не был мотором, тормозом тоже не был, он просто в какой-то момент впрягался, и всё. Будь он активней, мы были бы группой, которая сегодня спокойно собирала бы большие площадки, раз в две недели устраивала бы «хайп» на всю страну, как это делает Шнур. Но Семёнов не был Шнуром ни разу. Он даже не был, к сожалению, Гариком Сукачевым. И не хотел взять вокалиста помоложе, которому интересно было бы петь. Сейчас у меня есть «Рабфак 2.0», и там молодые ребята, они очень хорошие, сделана программа, и я надеюсь, мы еще заявим о себе.

Любите «минуты славы»?
– Первый митинг на Болотной открывали песней «Наш дурдом голосует за Путина». Это была настоящая «минута славы». Три интервью в день для прессы всего мира, документальные сюжеты на ТВ в Японии и Америке. У меня таких было несколько. Недавняя, кстати, в Израиле – с «Рабфаком» и «Новой песней о евреях» («Хамас маст дай»). А началось еще в 80-е, песня Арии «Воля и разум» стала гимном российских металлистов, видел я, как стадионы её хором поют. С песней «Такого, как Путин» отличная «минута славы» вышла. Была песня «Круто, ты попал на TV!», хотя и чистая заказуха, а добавила плюс в карму. Ничего особенного в этом нет, слава Б-гу. У каждого автора свои маленькие радости, и каждый любит рассказывать, как ему аплодировали, я – не исключение.

Изначально вы были известны как автор песен группы «Ария», писали для «пауэр-метал» группы «Харизма», а потом стали создателем проекта под названием «Шпильки». Вам комфортно между такими разными жанрами размещаться?
– Я человек саркастического склада ума. Мне всегда было интереснее писать тексты для своих проектов – там я отвечаю за каждую строчку, за каждую шутку. С группой «Ария» я стал работать, потому что в 80-е вообще готов был сотрудничать с любым профессиональным бэндом, а тут еще и любимый мною «хард энд хэви». Мне казалось, что тяжелый рок – это музыка простых сюжетов, могучих героев, и «Ария» оказалась лучшей в этом жанре. Песни, которые мы написали, оказались мегахитами и остались на годы. Мне ни за одну из них не стыдно. Все в жанре, в стиле, десятки раз переиздавались, и кто только не делал на них кавер-версий. А современная «Ария» – это уже группа поэтессы Маргариты Пушкиной. Она создала свой язык, свою идеологию. В последние годы я просто помогаю, когда она не успевает. С Ритой мы дружим: никто не понимает, кроме нас, какая это тяжёлая работа – писать тексты для «Арии». Бывает, сделаешь всё идеально, так нет, они обязательно захотят что-то исправить. Только что вышел их новый альбом «Проклятье морей», там три мои песни.

У меня всегда была мысль организовывать собственные группы под идею, под образ. До того как я уехал в Израиль, у меня был проект «Примадонна», глэм-рок. Я с ним прекрасно объездил пол-России, побывал на гастролях в Польше и в Ирландии в конце 80-х. Для первых двух роскошных альбомов «Харизмы» я писал тексты в середине 2000-х – мне не стыдно ни за один. Они вошли во все списки лучших записей российского тяжёлого рока. У меня несколько таких попаданий, и я считаю, мне есть чем гордиться.

Давайте поговорим про то, как это начиналось. Вы были завсегдатаем московских музыкальных толкучек в конце 70-х годов. Помните этот удивительный мир?
– Я в пионерлагере впервые услышал «битлов» и «роллингов», году в 70-м, и заболел этим навсегда. У папы была катушечная магнитола «Неринга», он очень увлекался джазом и тогдашней зарубежной попсой. Так что я с детства на Армстронге и Луисе Приме. Новую пластинку западной музыки в 70-х можно было купить или выменять только на музыкальной толкучке, «толпе». С первого курса института я был на всех завсегдатаем. И у цирка на Цветном – мы оттуда бегали через Садовое от милиции. И на Пушке, и у «Мелодии» на Ленинском, и в метро на Октябрьской, и у ГУМа уже в начале 80-х. Милиция давала пожить пару месяцев, а потом место перекрывали. Все перезванивались, и возникало новое место. Приходили люди, у каждого в пакете штук 8–10 пластинок: часть продать, часть обменять. Сегодня у меня всё это переродилось в специализированные сайты и торренты – я качаю в среднем по пять альбомов в день. У меня сейчас коллекция порядка 50 000 «папок» – послушать их не хватит жизни, но я ежедневно слушаю один-два и в курсе всех новинок и всей музыки, которая происходит вообще. Теперь, когда я тружусь продюсером, это моя работа, и я в ней круглосуточно. Короче, я всю жизнь меломан. Хотя слуха у меня нет. Поэтому, чтобы жить внутри музыки, я стал текстовиком, «либреттистом». Мечта сбылась.

Ваш дядя познакомил вас в конце 70-х с музыкантами группы «Автограф». Откуда у дяди такие хорошие друзья?
– Дядя мой, Сережа Елин, на два года старше меня, он учился вместе с Сашей Зейгерманом, светохудожником при «Автографе». Тот таскал моего дядю на все концерты, а потом были посиделки эти с вином и спорами про музыку. Такого же раньше не было: «Мы – звёзды, а вы – неизвестно кто». Всё было намного проще. Я был даже пару раз на их репетициях и договорился написать один текст, но не потянул. Они уже состоявшиеся чуваки, которые фигачили прогрессив-рок, а я студент с восторженными глазами. Дебют состоялся через лет шесть – первые мои стихи спела группа «Альянс» на альбоме «Я медленно учился жить» в 1984-м.

Что за поэтические вечера сейчас у вас проходят в «Шагале»?
– Они много где проходят – и в «Шагале», и в «Штолле», и в «Петровиче». Я с коллегами устраиваю такой поэтический стендап, публика очень смеётся. В какой-то момент лет пять назад я решил, что надо начать сочинять стихи от себя, а не песни для вокалистов. И написал много. Первый год учился, а потом решил, что вполне могу выходить на публику. Собрал команду корифеев, опытных мастеров. Это Сергей Плотов, Лео Каганов, Вадим Седов, Антон Чернин и Борис Влахко. Они меня приняли как равного в свой круг, за что я им страшно благодарен. Хотя они считают, что это я их объединил, и что стихи мои вполне себе хороши. И в этом году у меня вышла книжка стихов, называется «Ничего святого».