В эксклюзивном интервью Jewish.ru ведущий российский кинокритик и главный редактор журнала «Искусство кино» Антон Долин объяснил, откуда идёт заказ на ура-патриотические фильмы, почему во многих российских лентах нет ни слова правды и как Стивен Спилберг создал страшную сказку о Холокосте.

На новогодних каникулах российский прокат возглавил отечественный блокбастер «Т-34», и уже можно сбиться, какая по счету это отечественная картина, снятая на военную тему. Нет ли у вас ощущения болезненного зацикливания на военной теме?
– Безусловно, такое ощущение есть. И переизбыток фильмов о войне вызывает тревогу. В публицистике риторика войны – будь то гражданской войны между условными либералами и условными консерваторами, войны с Украиной, существующей или нет, войны с Америкой и Европой, воображаемой или нет – не замолкает ни на секунду. Так что военная тема в голове у россиян присутствует постоянно. И это отчасти напоминает период накануне Второй мировой войны, когда в СССР к войне готовились все, хотя еще не понимали, с кем будут воевать и на чьей стороне. Схожий период был и в моём детстве: в конце 70-х – начале 80-х все готовились к ядерной войне.

Фильм «Т-34», как и «Сталинград», и «Битва за Севастополь» – это удачные попытки скрестить пафос и патетику советского военного кино с технологиями новейшего голливудского фильма-зрелища, призванного развлекать. Но как диагноз социальный и политический всё это выглядит довольно удручающее.

Это продиктовано только политической ситуацией?
– Тут очень трудно отделить курицу от яйца: в государственной ли пропаганде дело или в искреннем запросе зрителей. Мне кажется, что это не управляемый процесс, а стихия, охватившая все российское общество. Мы же видим, что и режиссеры оппозиционных взглядов, не пляшущих под дудку Минкульта или Госдумы, тоже хотят говорить о войне. Сергей Лозница снял художественный фильм «В тумане» и документальный фильм «День Победы», Алексей Красовский только что представил фильм о блокаде Ленинграда, запускает фильм о блокаде и Андрей Звягинцев. То есть война присутствует с обеих сторон воображаемых баррикад.

Но ведь и в США также снимается много развлекательного кино о войне. В чём разница?
– США давно не воевали на своей территории, и последняя война, о которой американцы говорят с болью, – это Гражданская война между Севером и Югом. А к Первой и Второй мировым войнам отношение у них уже совсем другое. Часто это отношение как к азартной компьютерной игре. Я боюсь, что Россия, которая, похоже, позабыла, что такое война на своей территории, сейчас переходит именно к такому типу рецепции войны в кино.

В Израиле не меньше военных фильмов.
– Там каждый гражданин понимает, что он живёт в стране, которая ведет войну. И каждый в любую секунду может потерять родных или друзей. Поэтому война в израильском кино не имеет права быть развлечением, она всегда – боль. И такой взгляд, конечно, вызывает у меня гораздо больше симпатии.

Какой из последних фильмов лучше всего характеризует сегодняшнюю Россию?
– Россия многолика. Россия – это не только физический, но и метафизический, воображаемый мир. Допустим, в той же франшизе «Ёлки», поклонником которой я не являюсь, нет ни кадра правды, но она великолепно характеризует современную Россию. Если же говорить о фильмах, показывающих современность, то из последних я бы выделил два произведения. Первое – это «Нелюбовь» Звягинцева, в которой, в отличие от «Левиафана», нет разделения на лагеря, нет попыток указать на виновных, а идёт важнейший разговор о том, как все мы ответственны за трагические вещи, происходящие в нашей стране. Второе – «Обычная женщина» Бориса Хлебникова, в которой на уровне метафоры многое сказано о нашей реальности: мы все похожи на эту беременную, запутавшуюся и уставшую женщину, занимающуюся нелегальным бизнесом, разрывающуюся между государственной мафией и уличными бандитами и объясняющую себе, что все эти ужасы – ради блага семьи.

После смерти Даниила Дондурея были опасения, что журнал «Искусство кино» канет в небытие. Однако был запущен новый сайт, а под эгидой журнала проводятся кинофестивали. Кризис миновал?
– Проблемы пока все те же. Финансово мы не выбрались из ямы, хотя находимся уже на полпути. Понятно, что толстый интеллектуальный журнал, который не имеет постоянного спонсора, всегда будет существовать в убыток и никогда не превратится в коммерчески выгодное предприятие, да мы таких целей перед собой и не ставим. Так что первая задача – это выживание. Вторая задача – выживание без потери чести и достоинства. В нашем случае честь и достоинство – это совмещение социального и культурологического анализа с серьёзным поиском в области эстетики и с просветительской программой. Причем просветительство без примитивизации и без популизма – вот идеал, к которому мы стремимся. Поэтому мы совмещаем разные формы деятельности – как исследовательскую работу на страницах журнала, так и взаимодействие с аудиторией на фестивалях, показах и мастер-классах. При этом главная задача журнала – остаться верным «заветам Дондурея» и его идее, что кино – это, прежде всего, искусство, но искусство не ограничивается кино. Поэтому мы пишем не только о кинематографе, а сохраняем мультидисциплинарную направленность издания, как и настаивал Дондурей.

В октябре прошлого года синематека «Искусство кино» устроила повторный прокат «Сталкера» Андрея Тарковского. Зачем был нужен такой эксперимент?
– Мы решили выяснить, действительно ли верны стереотипы, что Тарковский – скучен, заумен, претенциозен и уже устарел. Выяснилось, что всё это мифы. Выросло два поколения людей, которые никогда не видели Тарковского на большом экране, но оказалось, что он им интересен. Вообще, изначально было неочевидно, что показ старых и доступных в интернете фильмов на большом экране привлечёт людей. Но цифры очень скоро доказали обратное – потребность аудитории оказалась колоссальной! Почти во всех городах, где мы показывали «Сталкера», у нас были аншлаги. Думаю, что следующий подобный проект неминуемо привлечет ещё больше зрителей.

Какие фильмы планируете к такому показу?
– Мы думаем об остальных картинах Тарковского, в первую очередь – о «Зеркале» и «Солярисе», а также хотим показать фильм «Асса» Сергея Соловьева, который в своё время перевернул всю Россию, но современному зрителю незнаком.

Недавно исполнилось 25 лет с выхода картины Стивена Спилберга «Список Шиндлера». Это до сих пор самый лучший фильм о Холокосте?
– Для меня лучший фильм о Холокосте, конечно, «Шоа» Клода Ланцмана, но он документальный. Однако Спилберг – это величайший из живущих в Америке режиссеров. Как великий автор, он постоянно развивается и в процессе своего развития прошёл через разные фазы – от отрицания собственного еврейства к отдалённому, а потом явному присутствию еврейской темы в своих шедевральных фильмах.

Я уверен, что страх перед неожиданной опасностью, который вшит в подкорку многих евреев, отразился в фильме «Челюсти». Я убеждён, что одиночество, заброшенность и особенная природа еврея отражена в фильме «Инопланетянин», а поиски Земли обетованной метафорически воплотились в сюжете «Близких контактов третьей степени». Через все это Спилберг пришёл к прямому разговору на тему Холокоста в «Списке Шиндлера».

Он не просто нырнул в эту тему, но привнёс в нее взгляд на мир, как на пространство для страшной и мрачной сказки. Он рассказал сказку о Холокосте, историю трансформации одного человека, который из прагматичного бизнесмена превратился в праведника и спас огромное количество жизней. В принципе, это история об удивительном спасении из мира, из которого невозможно спастись. И это исключение из правил как метафора позволило Спилсбергу сделать идеальную картину того, как должны были реагировать все люди на происходившую тогда катастрофу, которую большинство вполне осознанно предпочли и вовсе не замечать. И эта вера Спилберга в лучшее в человеке и дала картине тот внутренний свет, с которым вряд ли сравнится сила любого, даже самого душераздирающего фильма о событиях Холокоста.

Вспоминая фразу Теодора Адорно о том, что после Освенцима поэзия невозможна, хочется спросить, а разве адекватное кино о Холокосте возможно?
– Адекватное – нет. Но искусство не может быть адекватно реальности. Искусство – это сверхреальность. Адорно ведь имел в виду абсолютно конкретную вещь, как и Варлам Шаламов, сказавший схожее об искусстве и ГУЛАГе, – поэзия не может быть такой же, как была до Холокоста, и должна трансформироваться. И она трансформировалась, как и искусство после ГУЛАГа. И сам Шаламов создал образец этой современной, пережившей трансформацию прозы. Искусство не способно излечить от травмы, но оно может помочь проработать и тем самым преодолеть даже самую страшную травму.

Если бы вам пришлось отправиться на необитаемый остров и взять с собой всего одну картину, какую бы выбрали?
– Может быть, я взял бы с собой «Твин Пикс» Дэвида Линча – все сезоны, и смотрел бы постоянно на повторе.

Книги?
– Я бы взял Гомера и Библию, потому что их никогда невозможно дочитать до конца и всегда можно читать по кругу.