Молдавия вводит в школах новый предмет – «Холокост: история и жизненные уроки». В интервью Jewish.ru преподаватель истории из города Бельцы Инна Гортолум рассказала, как подружилась с выжившей в Освенциме Шурочкой Победой, зачем называет Холокост «своим» и что будет рассказывать о нем детям.

Что думаете о новом уроке вы как учитель истории?
– Это прорыв! Я всеми руками «за» такое решение Министерства образования, культуры и исследований Республики Молдова. Подобный опыт, насколько я знаю, уже есть и в других странах. Название предмета там немного отличается, но тема Холокоста изучается однозначно. Изучалась она, конечно, и у нас в Молдове, но не было разработанной программы, методических рекомендаций. Теперь они есть. Учебный план продумывали не один месяц. Работала целая команда: молдавские и международные эксперты, сотрудники Министерства образования, культуры и исследований, педагоги, которые прошли стажировку в «Яд Вашем».

В методических пособиях для учителей собрано максимальное количество библиографического материала на русском и румынском языках, этот материал можно будет найти и в библиотеках, и в интернете. Там так же – большой список видео, фильмов, которые может учитель использовать на уроках истории. Курс рассчитан на представление Холокоста сквозь призму простых человеческих историй. Но они не будут понятны, если детям в самом начале не объяснить, что такое гетто, что такое Нюрнбергские законы, что такое антисемитизм. Поэтому первая часть курса – теоретическая. А вторая – практическая. Это просмотр фильмов, изучение литературы, поисковые работы в селах, опросы местных жителей, знакомых, соседей, посещение мест массовых расстрелов. Я представляла еврейскую общину Молдовы в этом проекте и взяла на себя разработку тематики курса. Упор, конечно, делался на истории детей, переживших Холокост, например, историю Анны Франк. Предложена и такая тема урока: «Освенцим. Дорога в ад». Но что именно будет обсуждаться: история лагеря, судьба спасенного узника, судьба спасителей – каждый педагог решит сам. Это его мастерство и желание.

Выбор, как я понимаю, будет не только у учителей истории, но и у учеников?
– Конечно! Навязываться курс не будет никоим образом! Это предмет по выбору для учеников 9–12-х классов. Решение принимают педагоги, дети и их родители. Все вместе. Уверена, будет интересно. А главное – это нужно. И именно сейчас, когда в разных частях света разыгрывается национальная карта. Я не хочу, чтобы мои ученики были вандалами, чтобы на еврейском или христианском кладбище у них даже мысль появилась что-то разрушить. Хочу, чтобы, встречаясь с людьми, они интересовались не национальностью человека, а тем, чем он живет, чем интересен. К сожалению, история жестоко наказывает нас за невыученные уроки.

Интерес к теме Холокоста как-то связан с историей вашей семьи?
– В нашей семье, к счастью, никто не пострадал во время войны. Но тема войны мне была интересна с детства. Я любила смотреть фильмы про войну, почему – не знаю, любила слушать рассказы бабушки о войне. Моя мамочка родилась в Бельцах 11 июля 1941 года. На кладбище. Там прятались мои бабушка с дедушкой, когда жилую часть города сильно бомбили. Закончив школу, я решила стать учителем истории, поступила в университет. Дипломную работу писала по Второй мировой войне. Интересовалась Нюрнбергским процессом. У меня дома много литературы на эту тему. А вот работать мне всегда хотелось в школе, с детьми. В этом году 30 лет будет. И, знаете, именно благодаря детям, их исследованиям я узнала много нового про Холокост, открылись двери в совершенно иной мир.

Выходит, что сначала «чужие» дети рассказали вам про Холокост, а теперь про Холокост будете рассказывать своим ученикам вы?
– Получается так. Началось все в 2007 году с конкурса эссе у нас в Бельцах, он назывался «Мое понимание Холокоста». О Холокосте писали школьники. Мои ученики тогда заняли первое место, и мы смогли поехать в Брест – на международный конкурс, организованный центром «Холокост». Там я познакомилась с работами детей из разных стран и столько нового для себя узнала. Например, что для евреев, которые находились в гетто в городе Лодзь, выпускали специальные деньги. Я понятия об этом не имела. У меня тогда возникла масса вопросов: кто печатал, где? Как евреи получали эти деньги? Узнала, что у газенвагенов – автомобилей, в которых немцы уничтожали людей – была разная мощность. И существовали целые предприятия, которые над этим работали. Я познакомилась с узником Брестского гетто Романом Левиным – фактически единственным, оставшимся на тот момент в живых. Побывала в Брестском архиве и увидела чудом сохранившийся архив Брестского гетто. Все это настолько меня потрясло, что я начала задумываться о вещах, о которых я никогда раньше не задумывалась.

В сознании все перевернулось после двухнедельной стажировки в «Яд Вашем». Потом были дом Анны Франк в Амстердаме, мемориал Шоа в Париже, дом Ванзейской конференции в Берлине, институт «Эли Визеля» в Бухаресте. И, конечно, я много раз была в Москве. В 2015 году мы приехали вместе с Шурочкой Победой. Потрясающая у нее была история. Она совсем маленькой попала в Освенцим. Маму и старшую сестру отправили в другой лагерь – Равенсбрюк. Чудом Шурочка выжила. Когда лагерь освободили, ее, завшивленную, дистрофичную, взяли к себе советские солдаты. Стала она у них дочерью полка, дошла до Берлина. После войны воинскую часть перебросили в Бельцы. Шурочку солдаты сдали в приемник-распределитель. А фамилию ей дали Победа, чтобы не потерять из виду. Девочку со временем усыновила бездетная еврейская семья. Фамилию ей дали другую. Но в 1960-е годы благодаря радиопередаче Агнии Барто Шурочку нашла родная мама, которая чудом осталась жива. Мама помнила лагерный номер, который был выколот на руке дочери.

Только в 75 лет Шурочка снова встретилась с одним из солдат, освобождавших Освенцим. Два года назад ее не стало. Жаль. Но я рада, что застала ее и могла с ней общаться много лет. Помню случай один: у Шурочки сломался телевизор, и мы обратились к людям за помощью через местную газету. Столько откликов было! У Шурочки тогда могло быть сразу несколько телевизоров. А еще помню, как некоторые говорили: «Что это вы так о ней рассказываете? Кто знает, еврейка вообще она или нет». На это покойный председатель общины нашего города Лев Шаевич Бондарь сказал фразу, которую я запомнила на всю жизнь: «Мы не будем сейчас копаться в ее крови. Но одно то, что она лежала на нарах с еврейскими детьми, дает право говорить и помнить о ней».

Знаете, я за последние годы настолько вошла в эту тему – тему Холокоста, что в прямом смысле живу этим. Представить только, на территории Транснистрии ­– между Днестром и Южным Бугом – во время войны было расстреляно или погибло от голода и холода во временных лагерях примерно 350 тысяч евреев. Я изъездила весь север Молдовы. Именно там до войны компактно проживало еврейское население, и именно с теми местами связаны самые страшные страницы Холокоста. Я нашла свидетеля самого массового расстрела на территории Молдовы. То место еще называют молдавским Бабьим Яром. Я изучила историю своего родного города Бельцы, население которого до войны на 60 % составляли евреи. Теперь я знаю каждую улицу, каждую трагедию. Знаю, где были лагеря временного содержания, первые расстрелы. Ко мне стали обращаться люди, предки которых жили на территории Бессарабии, я делала запросы в архивы, выясняла их судьбу. Все это стало моей историей.

Я так и говорю: это мой Холокост! Но где бы я ни была, где бы ни встречалась с представителями еврейских организаций, мне задают один и тот же вопрос: «Вы из наших?» Я не знаю, кого вы называете «нашими», но то, что я преданный друг – это правда. В этом смысле я из «ваших».