В интервью Jewish.ru Тамара Присада рассказала, почему её папа стал Праведником народов мира, как ее мама прятала в подвале еврейских детей во время войны и кого очень нужно разыскать в Америке.

Как ваши бабушка и папа стали Праведниками народов мира?
– Моя бабушка Екатерина Васильевна Полищук была дочкой урядника царской армии, который, выйдя на пенсию, получил большой земельный надел в Романовском районе Житомирской области. Семья жила на хуторе Ставки. Был свой дом. Рядом – три озера, лес, поля. Потом – коллективизация. Хутор ликвидировали, землю отняли. Семье пришлось перетягивать сруб в село Лесная Рудня. Маму бабушки, мою прабабушку, звали Христина. Местные говорили Харитина. Она была знатной повитухой и знахаркой в тех местах. К ней приходили люди со всей округи. В любое время дня и ночи. Она их травами и молитвами лечила. Когда подросла дочь, научила всему и ее.

Однажды поздно вечером – это было в конце 1941 года – в их дом постучали. Ничего странного и страшного в этом не было. Обычное дело: кому-то помощь нужна. Баба Катя открыла дверь и увидела на пороге мешок. Дом их стоял на краю села, в полукилометре от леса. Бабушка посмотрела по сторонам – никого. Подумала: может, кто поросят или гусят передал в знак благодарности. Принесла мешок домой, развязала, а там – две маленькие девочки-погодки примерно двух-трех лет. Ну что с ними делать?! Бабушка помыла, накормила и угомонила. В доме у нее было четверо своих детей: Владимир – мой отец, Андрей, Борис и Михаил. Старший сын бабушки Павел ушел на фронт в первые дни войны. «Запомните, это ваши сестры – Аня и Таня!» – сказала бабушка утром своим сыновьям. Через пару дней в дверь дома снова постучали. На пороге стояла женщина.

– Я тебе мешок оставила.
– Никто мне ничего не оставлял!
– Это дети мои! Береги их! Разговоры ходят, что евреев убивать будут. Мне нужно уйти. Жива буду, заберу детей. В долгу не станусь!
– Платы мне от тебя не нужно. Иди, куда шла. А девочек буду растить, как своих.

Жили они так большой семьей. Но вы же понимаете – это село. Там же все друг друга знают и знают, у кого сколько детей. Тем более к бабушке в дом постоянно кто-то приходил. Одни девочек увидели, другие. А у бабушки от отца сторожка в лесу осталась. Ее муж Василий там самогонку гнал, а рядом на пасеке пчел разводил. Бабушка решила девочек там спрятать – от греха подальше.

Папе моему тогда 14 лет было. Он как старший из детей ходил в сторожку, носил Ане и Тане еду, присматривал за ними. Домой приходил на несколько часов, пока девочки спали. Как-то бабушка вернулась откуда-то домой, а там – только ее старенькая мама Христина.
– А где дети? Где муж?
– Полицаи забрали.

Бабушка бегом в полицию. Она грамотная была. И немецкий, и польский, и украинский, и русский язык знала. Увидела немца и спрашивает его по-немецки: «За что семью мою забрали?»

– А где еврейские дети?
– Какие еврейские дети? Я всех сама рожала и воспитываю!
– Как же они могут быть твоими, если у евреев черные волосы?!

Бабушка сняла с головы платок, а у нее волосы черные, как воронье крыло.
– Волосы-то и у меня черные, но я – украинка! И хлопцы мои все темноволосые. И девочки мои!
– Забирай своих. Скажи спасибо, что знаешь немецкий язык, и впредь будь осторожна. Плохие у тебя соседи.

А соседями бабушки поляки были. Их дом как раз напротив стоял. Когда немцев с Украины погнали, за Аней и Таней пришла их мама-еврейка. Она чудом выжила. Конечно, бабушке было очень горько. И она, и все домашние привыкли к девочкам. Помню, баба Катя все повторяла: «Как появились они, так и исчезли. Хоть бы знать о себе дали».

Так больше и не встретилась бабушка с Аней и Таней?
– К сожалению, нет. В конце 1990-х в село Лесная Рудня из Америки приезжали две уже взрослые женщины. Они искали бабушку. Бабушка давно из этого села переехала в другое село – Рожны Броварского района Киевской области. А в Лесной Рудне у нее осталась младшая сестра Маня. К ней-то и зашли эти две женщины. Это были Аня и Таня. Баба Маня дала им адрес в селе Рожны. Но встреча так и не состоялась. Бабушка Катя в этот самый момент гостила у меня – в поселке Вакуленчук. Она уже старенькая была, болела. За ней нужен был уход. Мы с папой забирали ее к себе, и она жила с нами по несколько месяцев. Бабушка ушла из жизни в 2002 году. Ей было 98 лет. Представьте, 11 детей у нее было, а выжили всего четверо. Кто-то в младенчестве умер. Андрей – он был чуть младше папы – погиб при взрыве снаряда: пошел с друзьями гусей пасти, мальчишки, сами понимаете – нашли в поле снаряды, стали их в огонь кидать. Бабушке его останки в тазу принесли. Старшего Павла – того, что на войну ушел – чуть живьем не похоронили. Он был тяжело ранен: пробито легкое и перебита правая рука. Бабушка получила письмо из госпиталя. Поехала к сыну и нашла его в морге. Живого. Оказалось, что его туда отнесли как безнадежного. Бабушка такой крик подняла. И Павла спасли! После войны у него семья была: два сына, четыре дочки, жили в Одесской области. Еще один сын бабушки Борис погиб после войны на строительстве Каховского водохранилища.

Бабушка не знала, что ее назвали праведницей?
– Нет. Да, и мы сами не сразу об этом узнали. Все случайно выяснилось. Однажды мне на домашний телефон позвонили. Женщина представилась корреспондентом какой-то газеты, названия я не запомнила. Сказала, что ей нужен мой папа – Владимир Васильевич Полищук. Еще сказала, что долго нас искала и что моему папе и моей бабушке присвоено звание Праведников народов мира. Отец мой тогда еще работал. Как представилась возможность, поехал в Житомир в синагогу. Там и выяснилось, что все это правда.

Аню и Таню вы разыскать не пытались?
– Последние годы были тяжелыми для меня. Один за другим уходят близкие: дедушки, бабушки, мама. В мае прошлого года не стало папы, не дожил двух дней до 91 года. В марте этого года ушли родная сестра и дядя. Сама я вдова со стажем. Мне 60 лет, а мужа я потеряла, когда мне 25 лет было. Да, мне бы хотелось узнать, как сложилась судьба у Ани и Тани: живы ли, есть ли дети. Конечно, у них сейчас другие имена. Живут где-то в Америке. Но я надеюсь, помнят украинский или русский язык. Как звали их маму-еврейку, бабушка, к сожалению, не говорила. Может, сама не знала. Не завершена для меня эта история, понимаете?

Вы родились уже после войны, но видно, что вас все это трогает до слез.
– А как иначе? Историю бабы Кати я узнала, когда уже взрослой была, а вот рассказы другой бабушки, Валентины – ее местные Ливоней звали – и рассказы моей мамы Евгении я с детства слышала. Они в Чуднове жили. А там же евреев много было. Мама моя дружила с еврейскими детьми и прекрасно говорила на идише. Как-то мама спрятала в подполе двух своих подружек и их маленького братика – без ведома своих родителей. Ей тогда лет 11-12 было.

Полицай из местных по фамилии Тарасюк знал, что моя мама с евреями дружит. Он схватил ее на улице за косы и потащил вместе с младшим братом Митей к тому месту, где расстреливали людей. Митя укусил полицая за руку, прибежал домой, рассказал обо всем родителям. Бабушка Валентина – тут же к Тарасюкам. Отец полицая побежал к месту расстрела и сам лично привел мою маму домой. Вероятно, хотел таким образом замолить грехи сына. А сыну своему влепил пощечину со словами: «Ты что, уже соседей расстреливаешь?!» После войны этого полицая Тарасюка посадили. Он где-то на севере отсидел и вернулся к родителям свой век доживать. А вот куда из подпола исчезли мамины подружки с братиком – неизвестно. Когда мама вернулась домой, их уже не было. Мамин отец, мой дед Ульян, во время войны подпольщиком был. Но никогда ни на какие награды в мирное время не претендовал. И я на всю жизнь запомнила его слова: «Была война, и каждый выполнял свой долг, как мог».