В интервью Jewish.ru Ирина Паперная рассказала, как 20 лет назад Москва начинала тусить в их клубе «Китайский Лётчик Джао Да», о подпольных концертах Шнура и плясках с Кустурицей.

«Китайскому Лётчику Джао Да» – 20 лет. Весело было стоять у истоков клубной жизни в Москве?
– Весело и пышно. Тогда ж ничего не было, одна страна существовать перестала, другая ещё не родилась. Мы же были молоды, деятельны и уже чуть знакомы с жизнью за границей. Уйдя из театра Марка Розовского, мы несколько лет ездили по миру с «Твербулем» – музыкальным спектаклем моего сына Леши Паперного. А потом Татьяна Друбич придумала клуб, в котором танцевали на столе. В 1990 году появился клуб «Белый таракан» – там собиралась потрясающе разномастная публика: интеллигенция, предприниматели-нувориши и звёзды эстрады. Пугачёва порой заглядывала. Однажды приехали люди в масках и всех уложили лицом в пол, кого-то искали, но все обошлось. Я работала в «Кризисе жанра» и «Пропаганде», в «Вермеле» и «Максим Максимыче» была соучредителем. У Лёши за это время появились группа «Паперный ТАМ» и еще несколько театральных проектов, помимо «Твербуля». И тут Владимир Джао предложил нам подумать, что бы такого интересного сделать из подвала, который он приобрел в Лубянском проезде.

Откуда вы знали Владимира Джао?
– Его мать в конце 80-х открыла эпохальное место – первое в Москве китайское кафе, «Мэйхуа» на Русаковской улице. Кафе полюбили. Туда приходили Познер и Троицкий, Дмитрий Крылов, Александр Молчанов и Гарик Сукачев. А мы просто жили в том доме на пятом этаже.

Кто в итоге придумал концепцию «Китайского Летчика»?
– Креативная составляющая «Лётчика» – поначалу заслуга Алексея Паперного и Петра Пастернака. Ну и немного моя. Владимир Юдзенович Джао пригласил нас посмотреть помещение. После недолгих дебатов было решено отказаться от псевдо-буржуазного стиля бывшей шашлычной – и вообще все снести, оставить только стены. Так родилась новая атмосфера – со сценой, светом, неподражаемыми лампочками, абажурами из перевернутых кастрюлек и картами путешествий «Китайского Летчика». Но главное – с особыми людьми. У нас на сцене выступали финны The Cleaning Women – играли на бельевых сушилках, давала первый открытый концерт группа «Пятница». Пелагея, ещё совсем юной девочкой, тоже именно у нас была с первым концертом. Ману Чао называл меня своей русской мамой, Олег Анофриев пел песни из «Бременских музыкантов», Слава Полунин одно время от нас не вылезал. Осколков-Ценципер, тогда главный редактор «Афиши», и Алексей Казаков, его заместитель, были нашими коллегами-друзьями, мы открылись практически в одно время. Дмитрий Дибров был частым гостем – все понравившиеся группы он приглашал в свой замечательный проект «Антропология». Это было круто!

Эмир Кустурица вместе со своим оглушительным No smoking Orchestra сыграл свой первый концерт у нас еще. А потом еще много лет зажигал у нас со своими друзьями каждый свой приезд в Москву. Был он таким веселым леваком-анархистом, на самом деле он – просто гений. «Время цыган» тому порукой. Сейчас он несколько изменился. Что же, время.

Когда Лёша стал ставить ежегодные спектакли в честь дня рождения клуба, в одном из них сыграли главные роли Пелагея и французский шансонье Нильда Фернандес. Позже Нильда стал нашим другом – с горечью и болью мы узнали в мае, что Нильда ушел в мир иной. Не выдержало сердце. Светлая, светлая память. В конце октября в «Китайском Летчике» пройдет вечер памяти, посвященный этому прекрасному музыканту.

Из компании ваших артистов всегда выделялся Шнур, но на праздновании 20-летия клуба его ведь не было?
– Шнур у нас вообще, можно сказать, начинал – это были одни из первых его концертов в 1999 году. Приезжал всегда немножко пьяный, шумный, мы очень хорошо общались. Ему тогда нравилось у нас, он ещё не был так законсервирован успехом. А потом наши пути стали разными – это не плохо и не хорошо, просто как есть. Последний раз он выступал у нас лет десять назад. Тогда в Москве отменили его концерт – из-за мата в песнях, – и мы предоставили ему площадку, в один день организовали рекламу. Народу было полно, и повеселились все отлично. Теперь Шнур стал таким знаменитым, что нам не по карману. Мы не очень-то часто видимся, хотя, думаю, что встретились бы с удовольствием.

Как вам живётся в окружении людей, весёлых с самого утра?
– Одна голландская газета в своё время вышла с серией моих фотографий и заголовком: «Крёстная мать ночной клубной жизни в Москве». Но ещё до всей этой славы я работала завлитом в нескольких московских театрах: у Табакова в студии на Чаплыгина, у Гедрюса Мацкявичюса в Театре пластической драмы и восемь лет в театре-студии «У Никитских ворот» у Розовского. А это значит – репетиции, в том числе ночные, спектакли, посиделки, читки пьес и, конечно, всякие разговоры под рюмочку дома на кухнях. Отмечали до первых петухов – и в театре, и на скамейках на Тверском бульваре. Это не просто пьяное братство – это жизнь, стихи, романы, горячие диспуты, разборы сцен, страдания, тоска и полет. Бурлящая жизнь «Летчика» стала продолжением. Поначалу там также собирались актёры, журналисты, порой после сдачи номера приходила вся «Афиша» – и мы так же спорили, болтали, выпивали, конечно. Александр Чепарухин выложил на днях видео в сетях с поздравлениями, где прямо заявил: «Без “Летчика” Москвы бы не было...» Вот так же и без веселья.