До кризиса 2008 года Марта Солинджер возглавляла судебный отдел Lehman Brothers, а после – ликвидировала этот банк. В эксклюзивном интервью Jewish.ru она рассказала, как пал один из столпов американской экономики, и раскрыла, почему в Вашингтоне решили его не спасать.

С банкротства Lehman Brothers стартовал мировой кризис 2008-09 годов. Как вы оцениваете спустя десятилетие, можно ли было избежать этого кризиса?
– Несомненно. Но для этого требовалось сделать то, что начали делать уже только после банкротства Lehman Brothers. А именно – вкачать ликвидность в финансовую систему и дать определенные гарантии банкам и финансовым компаниям. На грани банкротства были ведь не только Lehman Brothers, но и другие, как, например, страховая компания AIG, но Федеральная резервная система и надзорные органы их поддержали, и они выжили. Да и финансовая система, а вместе с ней и мировая экономика устояли.

Почему тогда американские власти не спасли банк Lehman Brothers, но помогли многим другим?
– Это сложный вопрос. Некоторые считают, что Ричарда Фулда, возглавлявшего тогда Lehman Brothers, не очень любили, поскольку он предпочитал держаться несколько обособленно от других глав крупных инвестиционных банков и регулирующих государственных организаций. Возможно, поэтому Lehman Brothers и стал козлом отпущения.

Складывается ощущение, что Lehman Brothers стал жертвой, потому что не вписался в какие-то теневые договоренности. Разве это не пример пресловутого «капитализма дружков», против которого США так борятся в других странах?
– Возможно. То, как весь этот кризис был ликвидирован, какие компании были спасены от банкротства и каким способом, было очень на руку Goldman Sachs. Что, в общем, и неудивительно: ее менеджеры всегда представлены в любом правительстве. Они то в Вашингтоне занимают видные посты, то возвращаются в родную фирму на Уолл-стрит. Так что они ее в обиде не оставляют.

Однако нельзя отрицать, что на рынке существовал пузырь, и он обязан был в какой-то момент лопнуть.
– Да, но при определенных действиях этот кризис мог оказаться не столь болезненным и затяжным, а компании и обычные люди вышли бы из него с меньшими потерями. Ведь активы значительно превышали пассивы, просто возникла нехватка ликвидности, и нам пришлось объявить банкротство.

Был ли тот кризис результатом политики Буша?
– Да, Буша, конечно, но и Клинтона тоже. Именно он начал отменять те ограничения в банковской деятельности, которые были введены в финансовой системе еще после Великой депрессии. Как следствие, надзор за банками значительно ослаб, и они принялись спекулировать. А спекуляция закончилась финансовым кризисом как 90 лет назад, так и в 2008 году.

Во многих странах считают, что кризис 2008-09 годов – это целиком вина США. На американском рынке надулся и лопнул финансовый пузырь, а пострадали от этого все страны.
– А другие страны что в это время делали? Были ли они осторожны в своих финансовых операциях? Конечно, мы самые большие и мы должны были осуществлять более жесткий надзор над нашей финансовой системой. Но ведь и в других странах шли те же самые процессы.

Почему же все инвестиционные банки в мире оказались замешаны в этих спекуляциях?
– Это был вопрос конкуренции. На ипотеке и на производных инструментах делались такие большие деньги, что никто не мог себе позволить уступить свою долю на этих рынках конкурентам.

Как так получилось, что после банкротства Lehman Brothers вы остались в нём работать?
– Заявление о банкротстве такой гигантской и разветвленной компании, как Lehman – это не конец истории, а, скорее, её начало. Банкротство – это не просто погасить свет, закрыть двери и уйти домой. У вас же остаются огромные активы и пассивы, контракты и договоры, кредиты и производные финансовые инструменты. Для начала нужно вообще понять: кто, кому и сколько должен. И понятно, что выяснение этого сопровождается, конечно же, множеством исков и длительными судебными тяжбами. А потом уже происходят выплаты кредиторам в порядке установленной приоритетности.

Откуда брались средства для выплаты кредиторам?
– У банка же оставалось своё имущество. Он владел зданиями и оборудованием, интеллектуальной собственностью и корпоративными самолетами. Это всё нужно было ликвидировать и по возможности не в панике, когда все дёшево, а подождав, пока рынки восстановятся и цены опять поднимутся. Кроме этого, банк ведь кредитовал различные компании. Когда разразился кризис, многие из них оказались неплатежеспособны, и банк получил их залоги, включая недвижимость, отели и массу другого имущества. Всем этим нужно было управлять, ставить на ноги, а затем постепенно продавать. Была создана специальная корпорация, которая этим всем занялась.

И сколько это продолжалось?
– Я ушла в прошлом году, когда практически вся работа была уже завершена. На сегодняшний день остаются уже просто какие-то мелочи.

Значит, больше 10 лет длилась процедура банкротства. И сколько же она сама по себе стоила?
– Больше миллиарда долларов. Меньше двух миллиардов, но значительно больше одного. И это не считая всех остальных убытков. Не говоря уже о том, что кредиторам выплатили значительно меньше, чем полную сумму долга, ну а держатели акций банка вообще ничего не получили – и это тоже многомиллиардные потери.

Были ли проведены какие-то системные реформы после кризиса, чтобы подобное не повторилось в будущем?
– Поначалу реформы были, но их все последующие годы старательно разбавляли и ослабляли. Так что в этом отношении мы вернулись сейчас примерно туда, где и были десять лет назад.