Бывший главный редактор «Большого города», известный музыкальный критик Алексей Мунипов представил свою новую книгу «Фермата. Разговоры с композиторами». В эксклюзивном интервью Jewish.ru он рассказал, как кулинария способна поссорить людей и почему нам надо лететь не на Луну, а внутрь стола.

Кто он, ваш читатель, а заодно и современный читатель вообще?
– Это не обязательно человек, который специально интересуется современной академической музыкой. Более того – я как раз хотел, чтобы он интересовался не музыкой, а просто жизнью во всех ее проявлениях, в том числе и феноменом творчества. Поэтому я получил очень неожиданные отклики, к примеру, от дизайнеров, которые говорили, что эта книжка про дизайн, а от богословов – что про современное богословие. Так что музыка – это только отправная точка для разговора про мир. Метафора, через которую людям любопытно понять что-нибудь про себя. И рычаг – чтобы поддеть мир.

Новые направления в музыке появляются чуть ли не ежедневно. Кто сейчас слушает классическую музыку?
– К счастью, это очень разные люди. И Россия тут отличается от многих европейских стран тем, что ее аудитория гораздо моложе, чем публика в Англии, Франции или Германии. Когда я приезжаю на фестиваль современной американской музыки в Хаддерсфилд, то вижу, что там людей младше сорока нет вообще, и для меня это удивительно. В Англии классическую и современную академическую музыку слушают элитарные круги, а «простые» люди – очень широко беря это слово, – в том числе молодежь, её обычно не слушают. Чтобы изменить эту ситуацию, британские умы придумывают разные трюки, пропагандирующие классику. А России в этом смысле прилагать усилий не требуется, но приходится прилагать усилия другого характера: институционального и денежного.

В книге вы пишете, что Россия переживает эпоху музыкального возрождения. Разве отсутствие денег и институций не противоречит этому?
– Нет, не противоречит. Она переживает эпоху подъема, потому что есть много прекрасных новых композиторов, и у них всё больше увеличивается публика, но это всё происходит не благодаря, а вопреки! Это никто не поддерживает. Государство в лучшем случае это игнорирует. Есть отдельные примеры того, как со стороны государства исходит что-то неплохое, но это скорее исключение, чем правило. В целом у нас нет институций, которые поддерживают современную академическую музыку. Да и нет институтов заказов, без которых композитор не может жить. Нет достаточного количества ансамблей современной музыки. То есть музыка есть, но ей приходится сложно.

На Западе проще работать?
– Это неоднозначная история, потому что конкуренция там, конечно, гораздо выше. Большинство композиторов эмигрировали ещё в 90-е годы, потому что в России невозможно было работать, но оказалось, что за рубежом свои сложности. Впрочем, у многих наших молодых композиторов все неплохо с заказами на Западе. Например, Дмитрия Курляндского много играют. Есть даже композиторы, которых играют чаще на Западе, чем в России: к примеру, Александра Хубеева.

Где молодой композитор в России сегодня находит площадку для исполнения?
– Я бы сказал, что молодые композиторы отчасти создают эти площадки сами. Какое-то время назад это было заметное явление в Москве: собирались композиторы и просто играли свою музыку или занимались свободной импровизацией. Это происходило не на филармонических площадках, а в галереях и театрах – именно они стали новым местом для новой музыки.

Герои вашей книги – минималисты и авангардисты – спорят друг с другом. В чем все-таки конфликт между ними?
– Мне кажется, что нет такого идейного конфликта. Есть конфликт между одними людьми, и он носит больше персональный характер. Знаете, мне долгое время казалось, что композиторы – вообще довольно бесконфликтная среда. Есть какие-то трения, но по сравнению со срачами в мире поэтов – это детский лепет. А уж по сравнению с кулинарными блогерами! Оказалось, что кулинария удивительным образом способна поссорить людей – как никакая музыка. Самые непримиримые из известных мне конфликтов происходили между двумя историками русской кухни: они судились и обвиняли друг друга в клевете – короче, это бесконечная свара. Поэтому музыка – это просто цветочки.

Влияет ли национальная идея на искусство? В Израиле, к примеру, не принято играть Вагнера.
– Начиная со второй половины XX века идеи национализма в искусстве глубоко немодны. В современной музыке чаще всего нет национальных мотивов. Тем не менее Тигран Мансурян, музыка которого выросла из творчества Веберна, уверен, что в его музыке спрятано армянское. Хотя его армянская прописка проявляется лишь в том, как он «разговаривает музыкой», и на слух это так прямо и не уловишь.

А в музыке Бориса Филановского, к примеру, замечена склонность к проявлению русских широковещательных обобщений и больших идей и в то же время – склонность к каббалистическим пермутациям, перестановкам и внутренним размышлениям. Но при этом он, перебравшись в Израиль, быстро оттуда уехал, потому что не хотел быть еврейским композитором так, чтобы это было слышно. А от него хотели, чтобы было именно слышно. Когда от тебя хотят, чтобы твоя «еврейскость» была слышна, это может оказаться сложным запросом.

Тема национальности вообще очень зыбкая и уж тем более, когда ты садишься за инструмент: в каком месте проявилось твое еврейство, а в каком – детский садик, в который ты ходил? Или няня, которая тебе что-то напевала? Или мама что-то рассказывала? Или ты услышал в семь лет Малера. Или не Малера, а наоборот – «Руки вверх». Это все очень сложные вопросы, как и вообще сложна тема национального определения в XXI веке.

Нынешние композиторы уделяют большое внимание отдельным звукам и паузам. Это отражает потребность современного человека в тишине?
– Это свойство концептуалистов. А внимание к тембрам – это общая для второй половины XX века история. В какой-то момент в музыке произошел переход от тональной системы к гораздо более сложной – серийной, додекафонной. От мелодичной музыки к той, у которой с мелодиями всё гораздо сложнее. От музыки благозвучной – к музыке, которая ценит диссонансы. И композиторы начали вслушиваться в звуки, что очень сильно связано с развитием ядерной физики и идей, что надо вглядываться в микромиры, поскольку у атома есть ядро, а в ядре есть что-то, где и сокрыт смысл всего сущего. Эта история не про то, что надо «вглядываться вширь» и лететь на Луну, а про то, что нам нужно лететь внутрь этого стола!