«Я появился из-за Сталина»
23.09.2020
23.09.2020
Алекс, когда-то вы назвали себя питерским homo soveticus. Но родились вы в дальневосточном городе Арсеньев, где познакомились ваши родители. Расскажете о своей семье? Потом ведь ваша мама пережила блокаду Ленинграда?
– В самом деле так называл? Честно говоря, не помню. Питерский – несомненно, а что касается homo, то скорее antisoveticus. Но с Арсеньевом ошибки нет: мои родители и в самом деле встретились там. Отца по распределению отправили из Московского авиаинститута на тамошний вертолетный завод. Маму – из ленинградского педагогического преподавать литературу в школе рабочей молодежи. Распределялись еще при Сталине. Незадолго до того, как издохнуть, усатый упырь задумал сослать евреев на Дальний Восток, закончить то, что не удалось Гитлеру. В 52-м многих выпускников-евреев отправляли именно туда – загодя, чтобы уменьшить будущую нагрузку на теплушки насильственной депортации. Так что можно утверждать, что я появился на свет во многом из-за Сталина. Отработав повинность, родители вернулись в мамин Ленинград, а не в отцовскую Москву – там было получше с жильем. Тоже коммуналка, но менее населенная. Мне тогда было два года, и от голубого дальневосточного периода в моей памяти не осталось вообще ничего. К сожалению.
Блокада… Мама и бабушка пережили ее от звонка до звонка. Или в данном случае надо бы сказать от бомбы до бомбы. Или от корки до корки. Бабушка родилась в Крыму в интеллигентной семье. Ее отец, мой прадед, был сослан на три года в Сибирь по делу «Народной воли». Потом справка о революционном прошлом спасла их во время крымской резни, устроенной красными по окончании Гражданской войны. Дед с материнской стороны – из киевских Фельдманов. Собственно, я довольно подробно описал историю этой моей семейной ветви в полудокументальной прозе «К отеческим гробам…». Дед со стороны отца – из Бессарабии. Оба деда погибли во времена сталинского социализма задолго до моего рождения. Когда я рассказал своим внукам, что в детстве понятия не имел, что такое «дедушка», они были поражены: неужели такое бывает? У них-то полный комплект, как и положено.
Физико-математическая школа, специальность «Вычислительные машины» в институте – и вдруг литература. Как это вышло? Ведь несмотря на то, что публиковаться вы стали лишь в Израиле, писать стихи в стол начали еще в СССР?
– Тут мне опять придется сослаться на свой роман «Мир тесен для инопланетян». Там говорится, что галутные ассимилированные евреи, наподобие застрявших на Земле инопланетян, очень боятся выделиться на фоне чужого окружения. Казалось бы, затеряться легче, когда ты один такой в толпе чужих землян и землянок. Но, тем не менее, в итоге инопланетяне неизбежно собираются вместе, в одних и тех же местах и компаниях. Что объяснимо: мыслят-то они одинаково. Так вот, в советских городах такими местами сбора часто оказывались физмат школы. Записавшись туда, еврейский мальчик непременно оказывался в концентрированном инопланетном растворе.
Вот и я попал в знаменитую ленинградскую «тридцатку», хотя отродясь не имел склонности к математике, а физику так и вовсе не воспринимал. Я с удовольствием забывал этих Бойлей-Мариоттов на следующий же день после контрольной. Мне достаточно знать, что от ложки сахара чай становится сладким – не вникая в механику этого процесса. С математикой другое – она приучает к дисциплине мысли, к четкости формулировки, к строгости логики. Математику я как раз полюбил. Хотя и не всю: там, где точность сменяется случайностью, как в теории вероятностей, меня тут же начинает колбасить. К литературе меня тянуло всегда, но гуманитарные маршруты были связаны с университетом, а туда, как известно, в начале 70-х евреев не брали. И я пошел туда, куда брали. И, в общем, я доволен, что получилось именно так. Что я стал писать лишь к 50 годам, более-менее сформировавшимся человеком.
Вы переводили многих поэтов – Натана Альтермана, Леонарда Коэна, Лею Гольдберг. Как-то даже назвали поэзию «высшей формой человеческой деятельности, оправдывающей все странности и недоразумения человеческого мира». При этом сами вы в последнее время больше сосредоточены на прозе. Почему?
– Я сочинил несколько десятков стихотворений, но поэтом себя никогда не считал и не считаю. Чтобы быть настоящим поэтом, недостаточно владеть техникой стихосложения – пусть даже самой изощренной. Нужна еще боль. Своя личная боль, желательно – острая и невыносимая. Поэт – это судьба, это отказ от нормальной жизни, уход в раздрай, в разрыв, в несчастье. Я просто не чувствую себя способным на подобные подвиги.
Ваше имя упоминали герои многих наших интервью. Писательница Екатерина Вильмонт называла вас главным для неё открытием, дочь писателя Цви Прейгерзона – лучшим переводчиком книг её отца. А чьи имена в современной литературе являются знаковыми для вас?
– Что ж, спасибо и Екатерине Николаевне, и Нине Григорьевне за добрые слова в мой адрес. Чьи имена для меня особенно значимы? В русской прозе это, конечно, Владимир Набоков. «Дар» и «Подвиг» – непревзойденные вершины русского романа, мастерской прозы. В поэзии – Осип Мандельштам, Борис Пастернак, Марина Цветаева.
Четыре года назад вы оказались в эпицентре конфликта между русскоязычными израильтянами, совершившими алию в разное время. «Стареньким» не нравилось, что «новенькие» критикуют Израиль по поводу и без. Вы тогда написали манифест, рассказали «новеньким», что им не стоит делать, чтобы им не перегрызли глотку. Поэт Игорь Иртеньев даже лез с вами драться. Но потом вы добавили, что через 3-4 года конфликт будет исчерпан, «новенькие» станут «старенькими». Вот интересно – затихли ли войны?
– С теми «новенькими» – да, практически затихли. По очевидной причине: приехали новые «новенькие». Новые люди – новые войны. У нас тут вечно не хватает стульев, как в той детской игре. Правда, я не думаю, что оказался тогда прямо-таки в эпицентре. Одна-две мои заметки «по поводу», написанные уже после того, как через соцсети прокатились несколько «девятых валов» взаимной ругани, на эпицентр вряд ли потянут.
Кстати, насколько я понимаю, вы затронули тему разных волн алии в своем новом историческом романе «Обычные люди». Почему вы решили написать об истории Израиля в художественной форме?
– Израильская историография полна мифов и прямых искажений. В своем официальном, школьном изводе она написана от имени одной победившей стороны. Это не значит, что до правды докопаться нельзя. Проигравшие тоже оставили воспоминания, а их дети и внуки тоже издают монографии. О предательстве, жертвой которого стала организация НИЛИ (еврейская шпионская сеть в Палестине в годы Первой мировой. – Прим. ред.), о ликвидации «Гдуда» (первой в Эрец-Исраэль рабочей коммуны. – Прим. ред.), о кровавом навете по следам убийства Арлозорова, об отвратительных «Сезонах» и «Позорном деле».
Об этом знают многие, но молчат, не выносят это на суд широкого общественного дискурса. Боятся поцарапать «священных коров»: Вторую алию, Бен-Гуриона, «отцов-основателей», Войну за независимость, Голду, Рабина, Переса. Стоит кому-нибудь публично открыть рот – набрасываются с кляпом наготове. Не тронь! Не оскверняй! В итоге в головах царит невежество – особенно в головах тех, кто смотрит со стороны, как новые репатрианты, которые радостно верят в благие сказки.
Мне казалось важным, во-первых, расколошматить фальшивые мифы. А во-вторых, показать ужасающую «революционную» аморальность, которую те «обычные люди» принесли на девственную в политическом отношении почву Эрец-Исраэль. Для тогдашних «революционеров» цель – «светлое будущее» – безусловно, оправдывала любую подлость. И подлость сопровождала многие шаги этих светлооких идеалистов. Мне кажется важным вытащить это на свет Б-жий, потому что цель унаследована и нынешними адептами «светлого будущего», и она по-прежнему кажется им оправдывающей любые средства.
Так как вы не только писатель, переводчик и драматург, но еще и острый на язык публицист, то вас спросить интереснее всего – что вас вообще сегодня больше всего радует и раздражает в Израиле? Или, может, даже в мире?
– Израиль – очень динамичная страна, она не может стоять на месте по очевидным причинам: в статичную цель легко попасть, а желающих, глядящих на нас сквозь перекрестие прицела, увы, хватает. К сожалению, нынешний премьер, вот уже больше десятилетия приклеенный к трону, озабочен лишь собственным политическим выживанием. Он просто бездействует по ряду жизненно важных для страны направлений.
Это и вконец обнаглевший ХАМАС, забрасывающий ракетами южные города, и арабские захваты государственных земель, и безнаказанный сельхозтеррор: бедуины воруют скот, ульи, урожай, технику, вырубают плодовые деревья. А еще это оккупация Южного Тель-Авива суданскими и эритрейскими нелегалами, коррупция в полиции, застой в академии и, главное, беззастенчивая диктатура судейско-прокурорской олигархии. Со всем этим нужно что-то делать – и со всем этим не делается ровным счетом ничего. Так что радоваться я буду, когда это губительное бездействие сменится реальными шагами в нужном направлении.
Думаю, что похожие жалобы можно услышать и от моих консервативных единомышленников в Штатах, Австралии, континентальной Европе. Под натиском очередного левого Интернационала западная цивилизация стремительно теряет свою главную ценность – свободу. Повсюду сейчас – эскадроны хулиганья, удушающая политкорректность, подавление демократического выбора при помощи сфабрикованных дел и политических судилищ, засилье правящего леволиберального класса, диктующего нормальным людям, как жить «по-новому», «по-светлобудущному».
Помните «451 по Фаренгейту» Рэя Брэдбери? Мы сегодня очень близки к этому. Книги и фильмы пока не жгут, только «не рекомендуют», что, впрочем, равносильно запрету. Но уже уродуют вечные детские сказки, сбрасывают с пьедесталов героев прошлого. А то, что людей будут заставлять лизать сапоги погромщиков, не мог предположить даже Брэдбери. Я недавно написал небольшую повесть на эту тему – «Последняя песня перед потопом».
Все это очень тревожно и требует действия от каждого из нас. Каждый из нас должен давать отпор наступающему монстру, иначе тот снова пожрет нас, наших детей, наших внуков – в точности, как это случилось век тому назад. Человечеству удалось выбросить национал-социализм с поля общественной и идейной легитимности – теперь очередь за всеми изводами социализма. Пока мы не расквитались с этой пакостью, над миром будет по-прежнему нависать угроза нового ГУЛАГа, нового Освенцима, новых «красных кхмеров» и новых «культурных революций». С этим надо покончить раз и навсегда.