«Души» Рои Хена перевели на русский. В эксклюзивном интервью Jewish.ru знаменитый писатель рассказал, как жил в России в прежней жизни и почему евреи гибли в Холокост, как блохи.

Вы прекрасно владеете русским языком. Почему вы сами не перевели свой роман «Души»?
– Переводчик – это все же профессия. В мире лишь единицы могут переводить художественные произведения на неродной язык. Набоков по-английски в детстве все-таки говорил. Недостаточно просто знать два языка. Переводчик – слуга двух господ, автора и читателя. И он передает «любовное письмо» автора читателю. Если эти двое в итоге влюбились друг в друга, то работа переводчика удалась.

Что побудило вас написать этот роман? Верите ли вы сами в переселение душ?
– Как-то я посмотрел на свою фотографию, где мне девять лет, и не узнал того человека. Кто это такой? Как я поменялся? Я говорил на другом языке и даже выглядел по-другому. И я же не одинок в этом. Да, есть люди, которые похожи на себя в детстве, а есть те, чья жизнь перевернулась. Самый очевидный пример – эмигранты. Они были в одном месте, а теперь – в другом. Говорили на одном языке, теперь – на другом. Реинкарнация – отличная тут метафора. Когда твои корни пересадили в другом месте, ты или будешь расти, или завянешь. Я сам себя пересадил в 16 лет в другую культуру, в русскую. Тот прежний человек исчез, и родился новый. И этот новый человек, хотя и не говорил по-русски, но уже думал на этом языке, не зная ни единого слова. Когда в 19 лет я приезжал в Россию, мне сказали, что я так «подключен» к стране, что наверняка жил здесь в «прежней жизни».

Роман тем временем все же вроде не о вас?
– Моя жизнь, как и у всех на этой планете, сосредоточена между телом и душой, которые воплощаются героями моего романа, Мариной и Гришей. Они представляют два подхода к этому миру. С одной стороны, это история об эмигрантской жизни – о мальчике, который совершенно не в состоянии воспринимать перемены. С другой стороны, это история про маму, которая проживает совершенно пустую жизнь. Ее сын Гриша все же ближе к «ядру» мира: он верит, что мы здесь по какой-то причине, неслучайно. И у нас есть план, который нужно выполнить. Вот только у Гриши не получается разгадать этот план, и он страдает.

Для действия романа вы выбрали восточноевропейское местечко, Венецию, Марокко и Освенцим. Почему так?
– Я долго над этим думал и фантазировал. Эти места отражают мои такие разные корни. Марокко – это семья. Мои бабушка и дедушка приехали оттуда в Израиль. Исторические и еврейские корни – это местечко и Холокост. Литературные – Россия. В романе представлены и мои «будущие корни», которых у меня нет, но я пытаюсь отрастить. Да, такое тоже бывает! Это Венеция и Италия. Я учу итальянский язык. Так что это не случайно. Жанры, в которых написана каждая из частей романа, тоже не случайны. Первая часть, местечко – это детство. Такая сказочка. Немного Шолом-Алейхема, начало еврейского театра, которое меня всегда интересовало, еврейское дель арте, то есть комедия масок. Вторая, венецианская часть – это лирическая молодость и первая, еще наивная, смешная и путаная эротика. Третья, марокканская часть – пьеса, действие которой сосредоточено в одной квартире, описания убраны, осталось лишь самое главное – диалоги. Очищение души должно быть и очищением жанра тоже. Холокост надо было раскрыть как-то по-другому, оригинально. Я превратил его в метафору – в блох в блошином цирке. Я не мог сделать моих героев людьми там, просто не имел права.

Верите ли вы в родство душ так, как это описано в романе?
– В иудаизме родная душа – не обязательно твоя любимая душа, с которой ты чувствуешь себя одним целым. У родной души есть задача, и ей необязательно тебя обнимать и любить в этом мире. Ее задача, чтобы ты выполнил свою миссию и больше не возвращался на повторный экзамен. Твоя родная душа может быть твоим самым большим врагом. Есть люди, которых мы ненавидим, но они толкают, побуждают к действию.

Планируете театральное воплощение романа?
– Мне хотелось бы, чтобы хоть на время роман остался книгой, чтобы мы пообщались один на один с читателем – в метро, на скамейке в парке, перед сном в кровати.

Вы производите впечатление человека русской культуры. При этом ваши предки из Марокко. Чувствуете с ними связь?
– Марокко – это абсолютный позитив, который очень важен для меня. Это «солнце», а в связи с этим тело, мясо, запахи, эротика, чувства. На днях был на спектакле Дмитрия Крымова «Моцарт “Дон Жуан”. Генеральная репетиция» и почувствовал себя дома. Настолько для меня это близко. Я понимаю, «о чем это», я часть этого мира. В Марокко я в гораздо меньшей степени ощущал себя частью того, марокканского мира. Но во мне проснулся какой-то древний зов, и я не мог от него отказаться. Мы все состоим внутри из разных, непохожих частей.

Глубоко изучали описываемые вами в романе исторические эпохи?
– Я очень плохой исторический писатель, поэтому у меня найдут много ошибок. Исторический роман как таковой – не мой жанр. Я очень неряшливый человек, очень разбросанный эмоционально и не могу спокойно сконцентрироваться на том, например, чтобы одежда полностью соответствовала эпохе. Я страдал от этого, и поэтому долго не брался за «Души» – роман, который задумал еще 15 лет назад. Мне помогла моя героиня Марина – она сразу сказала читателям, что ошибок в повествовании полно, и тем самым развязала мне руки.

Понимание еврейской исторической жизни при этом в книге однозначно присутствует.
– Это история моего народа, еврейского театра, местечковая жизнь. Высокая культура, которая была в Венеции, где евреи писали на иврите мадригалы, комедии дель арте, красиво одевались, прекрасно пели и жили насыщенной культурной жизнью. Марокко – источник «восточной» духовности, восточного иудаизма. А без Холокоста вообще нельзя представить историю еврейского народа. Плюс Израиль и миграция. Это история народа и в то же время двух душ – маленьких и несчастных, неприспособленных к жизни, живущих в маленькой тесной квартирке в Яффо.

Современный Израиль, какое место он занимает в истории еврейского народа?
– Израиль – это моя жизнь, я никогда не жил за рубежом, да и не очень хочу, хотя много где стремлюсь побывать. Но я «израильское растение». Израиль – это чудо. Это страна, которая вобрала в себя всю еврейскую историю. Б-г говорит Аврааму: «Иди в свою страну». И вот мы там. Мне есть, за что критиковать Израиль, но я его очень люблю. Только там происходят уникальные вещи. Например, Израиль начали как плавильный котел, и должно было получиться фондю. А сейчас это салатница, где каждый овощ имеет свое место. Разные люди, которые сохраняют свое самосознание, и при этом у них у всех есть общее. Израиль – это страна, где люди сомневаются во всем, что им говорят. Россия тоже такая, только в Израиле больше разнообразия на очень маленькой территории. Тут вам и самое святое место на Земле – Иерусалим, и грешный Тель-Авив. Снег на Хермоне – и жар, Мертвое море внизу. Эти контрасты чувствуешь в воздухе. Очень живое место, которое иногда до смерти раздражает и иногда вдыхает в меня жизнь. Политическая ситуация в стране очень тяжелая, и ее надо как-то разрешить. Культурная ситуация тоже требует спасения. Общий дебилизм накрывает нас, как черная туча. Это общемировая тенденция. Но я не пришел в этот мир, чтобы его исправить – я себя исправляю.