Почему клоуны-терапевты нужны в больницах и как они спасают жертв крупнейших мировых катастроф, рассказал Jewish.ru Профессор Санчо – и его красный нос.

Терапевтической клоунаде учатся специально?
– Я учился: в 2010-м получил степень по терапевтической клоунаде в Хайфском университете. На курсе нас было человек двадцать. Чуть позже эта специализация стала более востребованной. Сейчас в Израиле можно найти и курсы больничной клоунады того или иного уровня. А кто-то пишет докторские на эту тему. Но при приеме на работу никто от тебя не требует, конечно, степень по клоунаде. Есть отличные мастера своего дела, у которых нет никакого специального образования. Здесь важно быть не столько эрудированным, сколько обладать хорошей интуицией и эмоциональным интеллектом. Например, актеры привносят свое мастерство в больницы.

Клоуны в больницах нужны, чтобы рассмешить пациентов?
– По-разному, это всего лишь одна из методик, которую я использую, хотя смех – это хороший результат. В моей работе много эмпатии и наивности. Мне важно показать пациенту новый взгляд на вещи. Врач приходит к пациенту, чтобы увидеть, где у него болит. Я же – чтобы найти, где осталось здоровое место. Меня, как клоуна, не интересуют давление или результаты анализов. Я прихожу, чтобы играть. Иногда мне нужно отвлечь человека от боли, но порой – помочь ему увидеть ее.

Скажем, если у кого-нибудь на ноге зияет огромная рана, окружающие скорее всего скажут: «Не смотри на нее». Я же скажу: «Ух ты, какая рана!» Зачастую родители, приведя ребенка на процедуру, поступают некорректно, убеждая его, что будет не больно и что вообще все уже закончилось. Я говорю обратное: врач еще даже не начал, и это действительно больно, но ты справишься. Терпеть не могу, когда детям врут. Важно понимать, что ребенок, плачущий от страха или боли, это естественно. Я сам кричу, когда сижу в кресле у стоматолога.

И да, когда-то я носил с собой на работу чемодан с игрушками. Сегодня я приношу только то, что помещается в моем кармане, ну, еще гитару. И предпочитаю задействовать для игр то, что нахожу в палате. Возможно, если шприц превратится в самолет, то делать укол будет уже не так страшно.

Ты работаешь только с детьми?
– У меня большой опыт работы с разными группами населения. Я сотрудничаю с некоммерческой организацией Dream Doctors, «Доктора мечты», которая занимается терапевтической клоунадой в том числе в местах различных бедствий. Но и в больнице я работаю вот уже больше 20 лет с самыми разными пациентами. Например, мы делали исследование в отделении гастроэнтерологии, сопровождали там пациентов при подаче наркоза, чтобы в итоге понять, как наше присутствие помогает в борьбе с паническими атаками. Но сегодня да, я работаю в основном с детьми. Как правило, это разовые встречи, хотя временами я сопровождаю пациентов на пути к выздоровлению или на пути к угасанию. Например, сейчас я работаю со здоровой семилетней девочкой, у которой неделю назад умерла сестра. Я начал посещать ее два месяца назад, когда стало известно, что у ее сестры, которая уже перестала разговаривать и только спала все время, больше нет шансов на жизнь. Приходилось мне сопровождать и смертельно больных детей. Опять же, говоря о работе с детьми, невозможно исключить контакт с родителями, которым временами нужна более серьезная поддержка, чем маленьким пациентам.

Как ты справляешься с такой эмоциональной нагрузкой?
– Красный нос бережет меня. Я захожу в образ по имени Профессор Санчо. У него другой акцент и другое поведение. Это как облачиться в костюм и стать спайдерменом, человеком-пауком. В первый год работы я разговаривал только на джибрише. Люди думали, что я вообще не знаю иврита. Временами я выхожу из больницы и даже не помню, что там происходило. Порой та или иная история трогает меня настолько глубоко, что я делюсь ею с коллегами, друзьями или психотерапевтом.

Есть пациенты, которых твое появление раздражает?
– Я очень чуток – захожу только после того, как получаю от пациента разрешение, которое он подтверждает не на бумаге, а взглядом. Как правило, в палате лежат несколько человек: один из маленьких пациентов зол от голода, потому что ему запрещено есть перед операцией, второй – отходит от наркоза, третий – идет на поправку и собирается домой, а у четвертого плачет встревоженная мама. И на каждую из этих ситуаций мне нужно откликнуться соответствующим образом. В этом и заключается мое мастерство. Я начинаю играть с одним из детей, но должен брать в расчет, что нельзя мешать второму ребенку, которому нужен покой. Хотя иногда я специально вывожу пациентов из себя. Они тогда раздражаются, начинают кричать, но все заканчивается смехом, который, безусловно, помогает открыть сердце. Например, подростки – моя любимая возрастная группа. Они поначалу сильно закрываются, считая, что клоунада – это для малышей.

Врачи понимают важность твоей работы?
– В начале карьеры мы с коллегами были вынуждены постоянно убеждать врачей в необходимости нашего присутствия. Они не понимали, что с нами делать и как использовать наши умения в работе. Сегодня картина несколько иная. Врачи все больше и больше заинтересованы в сотрудничестве с нами. На эти перемены ушло 20 лет. Израильтяне первыми пришли к тому, что финансирование работы клоунов должно идти не из средств некоммерческой организации, а из кармана государства. Сегодня мы работаем официально, за нами закреплены часы и постоянная зарплата. Мы стали частью коллектива в больнице и даже работаем на территории полевого госпиталя за пределами Израиля. Лично я участвовал в помощи пострадавшим после цунами в Таиланде в 2005 году, в Непале после землетрясения в 2015 году, в США после урагана в 2017-м, а также помогал беженцам в Польше. Мы работаем на местах стихийных бедствий на протяжении нескольких недель. Например, в Непале первую неделю мы работали в больнице, а всю вторую неделю посещали разрушенные деревни, детские дома и лагеря беженцев. Я бы хотел в ближайшее время вылететь в Турцию, но у меня в расписании несколько спектаклей подряд, которые я не могу пропустить.

Каких спектаклей?
– Это моя личная театральная постановка, основанная на опыте работы в больницах. Ей уже шесть лет. В ней я говорю о болезнях, реабилитации и смерти. Мы, клоуны-терапевты, приводим цирк к больным детям. В какой-то момент мне стало любопытно обратное – привести больницу на сцену. Сама по себе больница пугает людей, потому что у каждого так или иначе есть негативный опыт, с ней связанный. Я прихожу и сую под нос публике тему смерти, о которой она не готова слышать. Мне важно сказать, что не стоит ее бояться, не стоит относиться к жизни так серьезно. Не зря говорят, что жизнь – это смертельная болезнь, передающаяся половым путем.

Один из моих учителей-клоунов предлагал реагировать на шокирующее происходящее не инстинктивным страхом, а любопытством: «Смерть? Это интересно!» Когда со мной происходит что-то неприятное, какая-то часть меня улыбается и говорит: «Вот это да! Со мной это происходит. У меня драма, мне больно». Я знаю, что это пройдет, и завтра мне будет намного лучше. Это как посмотреть со стороны и спросить: «Кто это такой сейчас испугался, что у него нет денег, он потерял работу или поругался с женой?» Какая разница? Мы все равно умрем, и это все закончится.