Гила Альмагор – известная израильская драматическая актриса, сценарист, общественный деятель, председатель тель–авивского комитета по культуре и искусству, писательница. Альмагор родилась в городке Петах–Тиква в 1939 году, через четыре месяца после смерти ее отца, застреленного арабским снайпером. Уже в 17 лет она вышла на сцену в спектакле по пьесе Торнтона Уайлдера. С тех пор актриса сыграла во многих спектаклях как израильских, так и зарубежных авторов. Так, в ее репертуаре было немало чеховских героинь – Нина из «Чайки», Маша из «Трех сестер», Елена в «Дяде Ване». Также актриса активно работала в израильском кинематографе, например в популярном фильме «Салах Шабати» (1964).
На прошлой неделе Альмагор приехала в Россию в рамках гастролей израильского театра «Габима». Здесь она представила спектакль «Лето Авии» и фильм с одноименным названием. Во время показа фильма в Культурном центре на Большой Никитской актриса любезно согласилась дать это интервью.
Гила, это уже Ваш седьмой визит в Россию. Что, на Ваш взгляд, изменилось в стране с момента Вашего первого приезда в 1973 году? Россия, в то время еще Советский Союз, была тогда для меня другой планетой. В то время отношения между Западом и Россией были весьма напряженными, железный занавес еще был опущен, и первый визит произвел на меня волнительное и пугающее впечатление одновременно. В воздухе чувствовался страх. Если люди видели цепочку с Маген Давидом на моей шее, они подбегали и тихо говорили: «Шалом, шма Исраэль».
В то же время я ощущала, насколько русская культура и ментальность близки мне. Я встречала людей, похожих на тех, которых уже видела в кибуцах и других местах Израиля. Очень многое было знакомо, в том числе русские песни, услышанные мной в кибуцах. Меня поразил интерес русских к кино и театру. Театральные кассы были даже в метро, а «лишние билетики» спрашивали еще по дороге к театру. Подобного я не видела ни в одной стране мира.
Приезжая позже, я видела тех, кто мечтал о репатриации в Израиль, чтобы стать евреем. У этих людей зачастую отсутствовала возможность осуществить свое желание. Это очень взволновало меня. Теперь, спустя 30 лет после первого визита, передо мной предстает абсолютно другая картина. Сегодня я могу в полной мере ощутить красоту Москвы, наполнившейся светом. Я вижу многочисленные улыбки на лицах окружающих. Все полностью изменилось.
Не могли бы Вы сказать несколько слов о Вашей связи с русской культурой. Вы известны как исполнительница многих ролей героинь русской литературы. Одна из важных причин, почему я стала актрисой, — мое желание играть Чехова. Когда я прочитала рассказы, а затем и пьесы Чехова, то была абсолютно очарована ими. Я поняла, что Маша из «Трех сестер» или Нина из «Чайки» — те образы, которые я хотела воплотить на сцене. Я безмерно благодарна этому русскому драматургу. Возможно, это звучит немножко романтично и наивно, но, тем не менее, именно так я ощущаю.
Вы приехали сюда со спектаклем « Лето Авии» и одноименным фильмом. Эти произведения созданы по Вашей известной книге. Насколько она автобиографична? Эта книга описывает одно лето из моей собственной жизни, когда я была десятилетней девочкой. И спектакль, и фильм носят очень личный характер и в большой степени отражают мои детские воспоминания.
«Лето Авии» — это моноспекталь. Почему Вы и режиссер Ицик Вайнгатен выбрали именно такую художественную форму? Книга «Лето Авии» построена в форме монолога. Когда мы пришли к мысли сделать этот спектакль, у меня было четкое ощущение, что это монолог взрослой женщины, которая смотрит в свое прошлое. Во многих странах, где поставлен спектакль, на сцене две героини – мать и дочь. Но мне кажется, что монодрама – наиболее подходящая форма для театральной постановки этой книги.
В Вашей книге люди, живущие с Авией в одном поселке, постоянно конфликтуют с ее матерью, уроженкой Польши, пережившей Освенцим. Как вы считаете, насколько проблема подобного противостояния актуальна для жизни современного Израиля? Я глубоко уверена в том, что неактуальна.
В таком случае, что можно сказать об отношении нового поколения к Катастрофе? В своей книге я пишу о периоде спустя несколько лет после Катастрофы. Это было время, когда вся энергия израильского общества была направлена на то, чтобы построить новое государство, создать образ еврея, не отягощенного своим прошлым. В то время люди, пережившие Холокост, воспринимались как выходцы из ада и порой не могли выразить, что с ними произошло. Но сейчас каждый израильский ребенок впитывает слово «Шоа» с молоком матери, как слова «мама», «папа», «дом». Это – неотъемлемая часть израильской действительности независимо от того, откуда приехал человек – из Марокко или Европы.
Сейчас в израильском обществе, на мой взгляд, нет разделения по принципу, кто откуда приехал. Но в моем поколении это было. Что касается Холокоста, мы — первое и второе поколения, впитали все его ужасы с молоком матери. Все мы несем на себе этот тяжелый груз. Катастрофа в современном обществе — круги от камня, идущие по воде.
Как Вы оцениваете культурную ситуацию в Израиле в настоящее время? В какой мере политическая обстановка влияет на культуру? Несмотря на текущие политические и экономические проблемы, культурная жизнь Израиля развивается и процветает. Люди ходят на концерты и представления, читают книги. Я не помню такого вечера, когда зал театра не был бы заполнен. Война никогда не станет помехой для культуры.