Герои и прототипы

Сюжет недавно вышедшего на экраны Великобритании фильма “Нигде в Африке” (“Nowhere In Africa”) основан на частично автобиографическом романе немецкой журналистки и писательницы Стефани Цвейг (Stefanie Zweig). Когда ее семья бежала в Африку, Стефани было всего пять лет.



— Что вы чувствовали, когда увидели на экране историю своей жизни?

— Я с самого начала знала, что фильм снят по моей книге. И все же не была готова увидеть свою историю. На самом деле, некоторые события в фильме все же изменены. Да и персонажи тоже. К примеру, актриса, играющая мою мать, оказалась полной противоположностью прототипу. Но я была по-настоящему тронута. А когда на экране появился африканский повар, говорящий на суахили, у меня появилось ощущение того, что это настоящее описание части моей жизни.



— Что же вдохновило вас, опытного журналиста и детскую писательницу, на написание этой книги?

— Работая журналисткой, я не имела возможности написать книгу по причине элементарной нехватки времени. В тот период меня хватало только на написание детских книг и для пробы сил во “взрослом” жанре мне нужно было набраться смелости. Когда я освободилась от них, то подумала: было бы неплохо попробовать что-то другое. Потому это и случилось так поздно. В свое время я была корреспондентом одной газеты во Франкфурте, потом редактором культурного отдела. Тогда же приходилось писать обзорные статьи о различных фильмах, так что я прекрасно понимала, насколько сценарий фильма может отличаться от книги, сюжет которой положен в его основу.

— Каким было ваше возвращение в Германию?

— Конечно, было тяжело. Я привыкла к жизни в Кении и после всего уже не чувствовала себя “немкой”. По-немецки разговаривала только с родителями, когда раз в три месяца приезжала домой на каникулы (в Кении Стефани жила в интернате. — Ш.К. ). Я не подвергала сомнению решения моего отца, очень любила и уважала его. И даже если бы он сказал, что мы должны жить на Северном полюсе, я бы немедленно согласилась. Но возвращение в Германию стало для всех нас ударом. Повсюду был страшный голод. Мы ложились спать голодными, просыпались голодными… Все, что меня окружало, казалось странным, я привыкла к английской, а не немецкой школе и не понимала, о чем говорят мои ровесники. Я всегда очень интересовалась литературой, а тут вдруг внезапно попала в страну, литература которой разительно отличалась от той, к которой я привыкла.

— Изменила ли Вторая мировая война ваше отношение к еврейской самоидентификации?

— Я очень рано поняла, что такое иудаизм и еврейство, потому что еще восьмилетней девочкой узнала о существовании концентрационных лагерей. Мои бабушка, дедушка и две мои тети не смогли выехать из Германии. В 1941 году мы получили письмо из Красного Креста от бабушки: “Мы очень взволнованы — завтра едем в Польшу”. Им разрешали написать не больше двадцати слов… Отец сказал, что поездка в Польшу означала одно — Освенцим. Тогда я уже знала, чем это кончится.

— Насколько еврейским было ваше воспитание?

— Наша семья не была ортодоксальной, но мы были традиционными евреями. Режиссер фильма Кэролайн Линк (Caroline Link) никак не могла этого понять. Я уважала своих родителей, отмечала еврейские праздники… Скажем так, если бы день нашего отъезда пришелся на Рош hа-Шана, я бы никуда не поехала!