Мать восьмерых детей

Има Уэйсберг росла в семье светских евреев в Балтиморе и долгое время мечтала помирить США и СССР или, на худой конец, освободить Советский Союз от коммунистов. Когда СССР рухнул сам, она приехала «спасать» Израиль. Сегодня Има живет в Иерусалиме, она – ортодоксальная еврейская мама с восемью детьми. Специально для Jewish.ru Има рассказала, как мусульмане привели ее в иудаизм, почему расти евреем в Америке скучно и что нужно делать, чтобы не сойти с ума от семейных дел.

Недавно в школе, в которой я училась, была встреча одноклассников – 25 лет со дня выпуска. Я сама американка, росла в Балтиморе, но 22 года назад переехала в Иерусалим, вышла замуж и родила восемь детей. Я сказала одноклассникам, что не смогу приехать – они попросили отправить хотя бы фотографию. Я взглянула на наш семейный снимок и засомневалась: «Подумают, что мы семейка чудиков». Одноклассники все-таки помнили меня другой – девочкой из либеральной семьи с вселенскими карьерными амбициями.

Я росла в интеллигентной современной еврейской семье. Родители – врачи (мама – психиатр, папа – онколог), брат учился на юриста, сестра – на химика. В моей школе преподавали русский язык, и у меня были большие миротворческие планы – помирить Америку с Советским Союзом или, на худой конец, освободить Советский блок от коммунизма.

Я даже ездила в Советский Союз несколько раз. Первый раз еще зимой 1989 года по школьному обмену на месяц. Моя фотография была на первой полосе «Известий»: «Американские школьники будут учиться в Москве». Я жила в семье одноклассницы Светы. Света так быстро бегала по утрам по заледеневшей дороге до школы. Мне было страшно, я все боялась упасть, а Света кричала: «Быстрей! Смелей!» У Светы был чудесный папа – по вечерам ему хотелось читать со мной Пушкина. И была мама, которую я совершенно зря обидела. Однажды она принесла свинину вечером и радостно сказала: «Смотри, что я достала для нас!» А я ответила: «Простите, я не буду это есть. Я еврейка». Она так расстроилась: «Но я не понимаю, какая связь? При чем тут свинина? Я же такую очередь отстояла». Я не знаю, зачем я обидела маму Светы и что на меня нашло, ведь у себя в Балтиморе я спокойно ела бекон. Моя семья вообще была далека от религии. Так, может быть, мацы на Песах поесть, но не более того.

Как я задумалась о религии

О религии я впервые, как ни странно, задумалась только в мусульманской Индонезии. В Индонезию я тоже ездила по образовательному обмену. Мои местные подружки были очень религиозными. Должна признаться, я вообще до этого не встречала сильно религиозных людей. И поначалу думала: «Сейчас я как хорошо образованная американка, феминистка, представитель прогрессивного человечества, открою вам глаза, освобожу вас от оков». Но это скорее они мне приоткрыли глаза. У них было какое-то сильное чувство внутренней правоты, которому я могла только позавидовать. И я помню, как одна подружка спросила меня: «А евреи разве не молятся?» Подруги-то молились по пять раз в день. И я сказала: «Не, мы только в синагоге по субботам молимся, а здесь синагоги нет, поэтому и не надо». На самом деле евреи молятся три раза в день, но откуда мне это было знать. И тогда подруга спросила: «Неужели ты не скучаешь по Б-гу?» И тут я впервые задумалась.

Пока я была в Индонезии, я слышала много разговоров про Израиль. Говорили, что это ужасная страна, хуже не бывает. Меня, по правде говоря, никогда не интересовал Израиль, мне казалось, что это какое-то скучное место. Американские евреи считают, что еврейство – это бублики с фаршированной рыбой и все. Сама еврейская культура потеряна из-за ассимиляции. Расти евреем в Америке – скучновато. И меня так удивил интерес моих новых мусульманских друзей к Израилю, что я решила: надо тоже как-нибудь заехать туда, посмотреть, из-за чего весь шум.

Как я мучилась от своей никчемности

В 1991 году я уже была студенткой, изучала политологию и должна была поехать на год учиться в МГИМО. Но в августе случился путч, и мама очень попросила меня перенести поездку. Я помню, мы по телевизору смотрели, как разваливается Советский Союз. Я была довольно расстроена: я так долго учила на занятиях, как устроено советское политбюро, и получается, что зря учила. Это было даже обиднее, чем смотреть на падение Берлинской стены: по телевизору показывали, как все ликуют на обломках, а я сидела и грызла локти – почему стена пала без моего участия? Как мне теперь менять мир к лучшему, если мне ничего не оставили?

Я послушала маму, отказалась от поездки и придумала новый план: я поеду в Израиль и буду там помогать советским евреям-эмигрантам. Вроде и русский язык мой пригодится, и польза от меня наконец какая-то будет. И я полетела в Иерусалим. Я была под большим впечатлением, бродила по городу и повторяла: «Вау, тут все похоже на картинку из Библии». Мне надо было найти жилье, и мне рассказали, что при религиозных школах, иешивах, есть бесплатное жилье. Я туда заселилась и иногда из любопытства заглядывала на религиозные занятия. Однажды ребята из иешивы на рассвете пошли к Стене Плача молиться, и я пошла с ними. Я помню эту картину: встает солнце, тысяча людей молятся у Стены. Я подумала: «Все эти евреи в одном месте следуют своей традиции, на обетованной земле, после тысяч лет изгнания. Как это красиво. Как красиво быть частью чего-то большего, а не своего маленького мирка». И во время той молитвы у меня пропало то чувство бессмысленности, которое бывает так сильно грызет, когда не знаешь, куда себя деть по жизни.

Как я познакомилась с мужем

Закончился мой год по обмену, и пора было обратно в Америку, но я точно знала, что вернусь в Израиль. Собственно, через два года так и случилось – я приехала и на этот раз осознанно поселилась в иешиве, чтобы посещать религиозные занятия. Через два месяца на пятничном ужине я встретила будущего мужа. У нас были похожие истории: он из Канады, тоже получил образование в Америке, тоже приехал в Иерусалим изучать Тору. У него было столько харизмы, он так много знал об иудаизме. Он был так хорош, что я подумала: «С какой из своих подружек его можно свести?» Мне даже в голову не приходило, что этот человек может обратить внимание на меня.

А потом он пригласил меня на прогулку поесть мороженого. Мы гуляли много часов. Он предложил еще встретиться. И так мы гуляли два года, пока не поженились. Он собирался стать раввином. Не могу сказать, что за ночь произошла чудесная трансформация – и из амбициозной девочки с Запада я превратилась в послушную ортодоксальную женщину. Конечно, все несколько сложнее. И у меня оставались сомнения насчет иудаизма. Мне не нравилось, что в этой религии столько расизма, национализма и сексизма. Но кто-то мне тогда дал совет: «Можешь продолжать так жить, сомневаться в иудаизме и ждать, пока он станет идеальной религией. Но это кончится тем, что ты откажешься от иудаизма вовсе. А можешь просто сосредоточиться на том, что ты в нем любишь». И я сосредоточилась.

После свадьбы я не могла решить – хочу ли я покрывать голову. В головном уборе я казалась себе такой религиозной, что самой было неловко.Но однажды я решила попробовать пойти на рынок в уборе. Так странно: я ждала снисходительных взглядов, а получилось наоборот – на меня смотрели с особым уважением, как на госпожу. Меня вдруг увидели.

Сначала я вообще не хотела иметь детей

Сначала я вообще не хотела иметь детей. Я вообще никогда детей сильно не любила. И еще я боялась, что ребенок меня свяжет. Когда я забеременела первым ребенком, я помню, как спрашивала у кого-то про своего еще не родившегося ребенка: «А когда я смогу его в сад отдать?» Но потом родился ребенок, и вместе с ним появилось чувство любви. Когда я ждала второго ребенка, я боялась – а вдруг любви хватит только на первого, а второй мне не понравится. Но любви хватило и на него. Потом появился третий.После рождения третьего ребенка у меня случился выкидыш. И до рождения четвертого ребенка у меня было три года, чтобы как следует подумать о своей жизни. Я поняла, что я умру от тревоги за своих детей и за свою жизнь, если что-то не изменю. Я отказалась от сахара и кофеина, стала заниматься спортом, и это сильно помогло.

Но изменился не только мой образ жизни, но и взгляд на мир. До этого момента мне продолжало казаться, что традиционные обязанности женщины – убираться, готовить, рожать – это все-таки унизительно. Дети, конечно, могли быть, но в формате «карьера-плюс-ребенок». Но посвятить свою жизнь одним детям мне казалось стыдным. Это что, весь мой потенциал – растить малышей?

Мне нужно было самой себе ответить на вопрос, зачем я растрачиваю жизнь на одних детей. И я наконец поняла. Холокост унес жизни миллионов, и от европейского еврейства не так много осталось. Миллионы советских евреев заставили отказаться от своей религии. И в Америке миллионы евреев потеряли свои корни – уже как раз из-за ассимиляции. Я взглянула на себя и подумала: я соблюдаю шаббат, изучаю Тору, воспитываю детей, соблюдающих заповеди, моя семья живет традиционной еврейской жизнью. Мы сохраняем историю, которую по разным причинам миллионы евреев растеряли. И я подумала: да ну их, эти карьерные амбиции. Карьеру каждый может построить. Но не каждый пытается сохранить целую культуру, как это делаю я.

С этой мыслью я сидела на детской площадке со своими тремя детьми. Это был первый раз за шесть лет, когда я не была беременна и не кормила. И я увидела рядом беременную женщину и поняла – вот что я хочу. Я хочу жить в режиме матери, создавать следующее поколение евреев. Я не просто проживаю жизнь, плыву по течению, я теперь хорошо понимаю, что делаю. И это мой выбор.

Родился четвертый ребенок, а за ним пятый. Пятый был особой радостью – первый мальчик. После пятого ребенка я долго не могла забеременеть и уже думала: «Ну почему у меня только пять детей, я хочу еще». И спустя три года появился шестой ребенок, а затем седьмой. Я какое-то время думала: готова ли я к восьмому? Может, семерых хватит. Но потом вспомнила снова про жертв Холокоста, про потерявшихся советских и американских евреев и решила – будет восьмой. Так я провела 19 лет в беременности и кормлении. Девятого ребенка не будет.

Что сказали родители

Когда твоя дочь становится ортодоксальной еврейской женщиной, тогда как вы совершенно светские, – это, конечно, непросто. Маме было тяжело, папа отреагировал так: «Надо сказать, что из всех культов ты все-таки выбрала самый симпатичный». Мои родители – карьеристы в лучшем смысле этого слова, они меняют мир к лучшему длинными рабочими часами. И мой выбор как бы перечеркнул все их воспитание. Но сейчас, 22 года спустя, когда они видят, что мой муж хороший человек, что у нас славные дети – они за нас рады. Брат со своей семьей приезжают к нам в гости на каждую бат-мицву. Мы всей семьей поедем скоро на 50-летие свадьбы родителей.

Ездить в Америку всегда очень странно. Я прекрасно понимаю людей, которые живут светской жизнью, но я не чувствую, что они меня понимают. Я чувствую себя не в своей тарелке, когда гуляю в своих головных уборах по Балтимору. Я ловлю взгляды типа: «А это что такое идет?» Когда я в Иерусалиме прихожу платить по счетам и заполняю графу «дети», тот факт, что у меня их восемь – в порядке вещей. В Балтиморе же, когда узнают, сколько у меня детей, реагируют так: «Что творишь со своей жизнью?» И мой образ жизни, который в Израиле вызывает у меня удовлетворение, в Америке вызывает дискомфорт. Поэтому мне и было так страшно отправлять ту фотографию на встречу выпускников: люди не понимают, насколько мы нормальные. Я еще с мужем поделилась тогда своими страхами, и он понял меня очень хорошо: «Да уж, дорогая, знаю, о чем ты говоришь».

Как проходит мой день

За 19 лет я сумела придумать себе график, который мне подходит. В девять утра я отвожу всех детей по школам и садам. Даже младшего – с девяти месяцев он отправился в сад. До двух часов дня я занимаюсь собой. Мне это время необходимо. Я знаю, что это роскошь, но это необходимая роскошь. Я веду свой блог для еврейских мам(jewishmom.com), я гуляю, занимаюсь спортом, хожу за покупками.

В два часа я забираю малышей из сада, и мы устраиваем пикник на детской площадке. Теперь, когда я знаю, что это мои последние малыши, мне доставляет особое удовольствие смотреть, как они все делают в первый раз – потому что для меня это все в последний раз. Кем я хочу, чтобы они выросли? Верьте или нет, но я просто хочу, чтобы они выросли здоровыми и приносили пользу обществу, чтобы не лежали на диване перед телевизором с пивом. А будут они профессорами или сантехниками – мне все равно.

В четыре часа приходят домой старшие. У нас нет телевизора, поэтому каждый занимается своими делами – кто-то на велосипеде, кто-то рисует. Мы уже даже не пытаемся каждый день все вместе собираться за столом – приготовление ежедневного ужина на всю семью сильно нервировало меня, и мы решили с мужем, что собираемся на ужин всей семьей только один раз в неделю.

В полдесятого все ложатся спать, и я убираю дом, слушаю программы по саморазвитию. Они мне помогают. Например, я по своей природе вижу все в мрачном свете, но теперь научилась каждое утро, как проснусь, составлять список 10 хороших вещей, которые со мной сегодня произойдут. Еще я усвоила важное правило – если сил нет и все тебя бесят, просто ложись спать. Не пытайся ничего решать, просто ложись спать.

Конечно, иногда я ломаюсь. Например, вчера я натерла всю кухню до блеска, и мы с мужем пошли вечером гулять, а когда мы вернулись домой – вся кухня была завалена грязной посудой. И я подумала: «Я никчемная домохозяйка, у моих детей нет чувства ответственности, я столько лет их воспитываю, и все зря».Но в такие моменты я вспоминаю историю, которая со мной случилась 26 лет назад, кстати, тоже в Советском Союзе. Это был 1990 год – то есть спустя год, как я жила у Светы, и за год до того, как я планировала приехать в МГИМО. В 1990 году я приезжала в Советский Союз в лагерь «Артек» вожатой. Я хотела быть самой лучшей вожатой. Но не знала как. Каждое утро я гладила свой красный галстук, чтобы у меня был самый красивый галстук. А потом я отправлялась на проверки комнат. Нужно было посмотреть, чистые ли у детей постели, и не держат ли они в своих шкафчиках еду. Я решила, что у меня будут самые тщательные проверки. Я скидывала покрывала с застеленных кроватей, кричала: «Здесь песок! Убрать!» Однажды я нашла варенье, которое девочке бабушка передала, и несмотря на ее уговоры, приказала выкинуть. Меня боялись, я чувствовала пользу от своей работы. А потом приехала еще одна вожатая – американка, и вместо проверок она научила детей играть в баскетбол. И они полюбили ее. Я сначала не могла понять – как так? А потом поняла, что за этими проверками я совершенно забылась – вместо того чтобы стать хорошей вожатой, делать доброе для детей, я стала монстром.

И когда уже сейчас я, взрослая, прихожу в такие вечера домой и вижу свою кухню вверх ногами, я сначала злюсь, а потом вспоминаю то лето в «Артеке» и улыбаюсь: эта кухня точно не прошла бы проверку. Ну и пусть.