«Генная инженерия – и всё, никакого рака»

На службе в ЦАХАЛе доктор Меир Заави закупал оружие и ловил террористов, а после решил стать онкологом. Он возглавлял онкологическую службу в клинике Ланиадо в Нетании, руководил отделением испытаний и исследований в больнице имени Хаим Шиба в Тель-Авиве, а последний год работает в Больнице израильской онкологии в Киеве. В интервью Jewish.ru доктор Меир Заави рассказал, почему важно воспринимать больного как личность, как улучшить его качество жизни и чего не хватает для этого на Украине.

Вы служили в ЦАХАЛе в элитных войсках?

– Я прослужил три года на общих основаниях, затем подписал контракт еще на один год. Служил полных четыре года. Это был очень интересный период моей жизни, потому что вторые два года службы я находился в подразделении специального назначения коммандос. Я уже был майором и отвечал за бюджет в два-три миллиона долларов, из которого закупалось новое вооружение для солдат, обустраивались места для тренировок. Потом я вышел в резерв. И вот как раз во время призывов резервистов меня присоединяли к группе элитных войск. С ними я участвовал в нескольких акциях по задержанию террористов. Тогда я уже был доктором и отвечал за медицинскую службу своей части, за организацию осмотра военных. Если мы задерживали террористов, я их тоже осматривал как врач.

Получается, решение посвятить жизнь медицине вы приняли как раз в армии?

– Да, окончательное решение о медицинской стезе я принял, находясь в армии. И без сомнений выбрал онкологию, это мое призвание. Мне всегда было интересно смотреть на пациента не как на больного, а как на члена общества, у которого есть семья, друзья, работа, увлечения. Мне не интересна только болезнь – мне интересен сам человек, его привычки, черты характера. Всё это необходимо знать, чтобы помочь пациенту. Ведь онкология – достаточно сочувствующая отрасль медицины. Мне именно это нравится – лечить человека, а не болезнь. Я специалист по паллиативной медицине (врач фокусируется на предотвращении и облегчении страданий больного. – Прим. ред.), у меня степень Тель-Авивского университета. Эта отрасль медицины очень важна, особенно она важна в онкологии.

В чем ее важность?

– Именно паллиативная медицина призвана не только продлить жизнь больному, но и улучшить качество жизни как пациента, так и его близких. Это имеет огромное значение для людей, находящихся в последней стадии заболевания. В Израиле и на Западе паллиативная медицина развивается очень интенсивно. В Израиле – в том числе и благодаря набирающему сегодня силу обучению паллиативной медицине в вузах. В октябре пойдет третий год с того момента, как эта программа начала активно работать в Израиле, и она очень эффективна.

Почему тогда год назад вы решились переехать из Израиля на Украину?

– Я почувствовал потребность в развитии паллиативной медицины здесь. На Украине вопрос стоит остро: сотням тысяч больных онкологический диагноз ставится на последних стадиях, и в этом случае паллиативная медицина играет главную роль. Кроме того, мне понравился сам Киев и Больница израильской онкологии, где мне предстояло работать. Так я с легкостью принял окончательное решение.

Как вам кажется, какой опыт паллиативной медицины Израиля необходим сегодня Украине и другим постсоветским странам?

– Здесь необходим комплексный подход – все виды лечения нужно рассматривать в комплексе, с учетом социальных и психологических проблем пациента. Это ведь не просто пациент – это человек со своими переживаниями, страхами, со своей историей. Фамильная история имеет огромное значение. Важно окружение, важно, как человек себя чувствует в обществе, насколько твердо «стоит на ногах». В Израиле и на Западе профессионалы давно пришли к выводу, что подход к онкологическому пациенту должен быть холистическим, то есть акцент должен делаться на целостной личности: важны характер, окружение, история, а не только пациент с его болезнью. Огромное значение имеет психологический момент – правильное отношение к пациенту со стороны близких людей, семьи. Когда есть мощная поддержка семьи, когда человек окружен заботой и любовью, ему хочется бороться с болезнью.

Можно ли решить проблему качества жизни онкологических больных на Украине так же, как это сделано в Израиле?

– Да, можно. К сожалению, у нас всё еще есть большое количество пациентов на последней стадии заболевания, и они нуждаются не только в химиотерапевтическом лечении. Больные должны получать адекватную помощь. И решение проблемы – это создание амбулаторных хосписов (для не остающихся на ночь больных. – Прим. ред.) и хосписов на дому. В Израиле я отвечал именно за такую работу. Я был онкологическим консультантом хосписа в Тель-а-Шомере. Не думаю, что существует другой вариант, это лучший подход. Поэтому я и предлагаю на Украине тоже внедрять израильский формат хосписов для амбулаторных пациентов. Причем внедрять и на уровне Больницы израильской онкологии, и на уровне министерства здравоохранения.

И здесь один из важных аспектов – помещение. Для размещения таких пациентов должно быть отдельное здание. В Израиле хосписы находятся в красивых пасторальных местах, в уютных, комфортных помещениях. Там замечательная природа, бассейн, кинотеатр, аквариумы с рыбками. У пациента есть отдельная комната, чтобы он мог побыть со своей семьей. Человек всё время чем-то занят, у него план на каждый день, ему просто некогда думать о болезни. С пациентом всегда рядом большая команда специалистов, обученных работать в паллиативном сегменте – врачи разного профиля, реабилитологи, психологи.

Всё это продляет жизнь?

– В первую очередь, это предоставляет пациенту хорошее качество жизни. Даже если человек неизлечимо болен, его последние дни должны быть без боли, должны быть наполнены теплом и любовью. В таком хосписе не проводят много инвазивных процедур, нет направленности на химиотерапию или лучевое лечение. Медикаменты вводятся подкожно, а не внутривенно.

А такие медикаменты есть на Украине?

– На Украине с этим сложно, нужны деньги и юридическое подтверждение. Вместе с руководителем анестезиологического департамента LISOD мы просматривали список медикаментов, который я составил. К сожалению, 70% из них сегодня недоступны в стране, а они жизненно необходимы. А паллиативная медицина предполагает наличие хороших медикаментов: сильных обезболивающих, наркотиков, препаратов от рвоты и тошноты. Особенно остро стоит вопрос биологических препаратов. Например, в Израиле проводят только биологическое лечение меланомы. Кроме того, что эти средства очень дорогостоящие, на Украине они еще и недоступны, потому что не прошли сертификацию.

Что же тогда делать?

– Быстрее проводить скорейшую легализацию медикаментов, а также внедрять систему страхования. Пациент должен получать качественное лечение вне зависимости от уровня своих доходов. И в Израиле, и в европейских странах, и в США биологические препараты постоянно становятся лишь дороже, поэтому вопрос можно решить только с помощью страховки. И с этим, конечно, нужно выходить на государственный уровень. Мы так и делаем. Благодаря этому стало полегче, например, с медикаментами для госпитализированных пациентов. С пациентами на дому – сложнее. Особенно нелегко решать вопрос наркотических обезболивающих для пациентов, которых мы наблюдаем на дому.

А как вообще устроен хоспис на дому? Или как должен быть устроен?

– Могу рассказать, как это происходит в Израиле. Я был частью команды домашнего хосписа. Главный акцент – на слове «домашний», нужно избегать частых вызовов скорой помощи и поездок в больницу. Нужно, чтобы человек оставался в привычном окружении, чтобы рядом были близкие люди, семья. Вот вместе с ними и действует команда специалистов – врачи, медсестры, реабилитологи, которые обучены работать в паллиативной медицине. Такая команда может обеспечить качественную помощь на протяжении 24 часов. 90% лечения можно получать дома, нет необходимости в госпитализации. Более того, при госпитализации куда как больше риск занести инфекцию.

Очень, конечно, хочется услышать от вас как от эксперта что-нибудь обнадеживающее. Будет ли рак когда-нибудь побежден?

– Точно будет совершенствоваться лечение биологическими препаратами. Такое лечение нацелено на стабилизацию онкологического процесса, то есть на переход болезни в хроническую стадию, например, как при диабете или гипертензии – заболеваниях, к которым люди приспосабливаются и с которыми живут. И есть надежда на генетические исследования. С нулевых годов мы очень активно работаем в этом направлении, пытаемся найти гены, которые отвечают за мутации клеток. Если онкологические мутации будут обнаруживаться в раннем возрасте, до начала болезни, то будет просто включаться генная инженерия – и всё, никакого рака.

Доктор! Когда?

– Дело времени. К сожалению, сегодня мы еще не обнаружили абсолютно все мутации, которые отвечают за онкологические процессы. Пока мы можем предупредить только рак молочной железы, толстой кишки, простаты. По другим органам еще нет таких данных, но генная инженерия работает. Это занимает время, это очень сложный процесс. Ведь только десять лет назад открыли геном. Как пример, можно привести СПИД: 20–30 лет назад практически никто не выживал, а сегодня это хроническая болезнь. Я, конечно, не рассматриваю Африку, там другая ситуация. Однако в Европе, Израиле, США люди принимают лекарства и ведут обычный образ жизни. Я думаю, лет через 20–30 будет огромный прорыв и в лечении онкологических заболеваний. Над этим сейчас работает генетика. Если даже не будет возможности достичь полного выздоровления, мы всё равно добьемся перевода болезни на хронический уровень, чтобы человек жил полноценно.

Что нужно сделать, чтобы больше людей излечивались от рака уже сегодня?