Top.Mail.Ru

«Рэп занял то место, где когда-то был рок»

19.04.2016

Русский рэп из Иерусалима от музыканта c арабским псевдонимом Sayaf. На чем основан такой ближневосточно-русский микс, как продать полученный на бар-мицву тфилин, а потом погрузиться в иудаизм, и чего ожидать в ближайшее время от русского рэпа, Sayaf объяснил в эксклюзивном интервью Jewish.ru.

– Ты живешь в Иерусалиме и пишешь рэп на русском. На какую аудиторию все-таки рассчитываешь?
В первую очередь, все-таки на Россию, но потом из России это обязательно возвращается сюда: местные ребята, которые следят за российской рэп-сценой, потихоньку узнают мое творчество. Я еврей, но мой культурный пласт – русский. Наше творчество в плане идей не было ориентировано на Израиль, хотя не было ориентировано и на Россию. Рэп с самого своего начала очень правдивое и честное творчество, так что в нем нет конкретных целей, ты просто говоришь, что пережил сам. И людям это либо интересно, либо нет. Я переехал сюда и прожил часть жизни здесь, видимо, мой опыт заинтересовал слушателей. Ну, а я постепенно отхожу от этого всепоглощающего «Я», которое в принципе всегда доминирует в дебютных работах. Все чаще задаю вопросы: как звучит моя музыка, в какую обертку одет текст, какой смысловой посыл он несет? Много над этим работаю.

– И что получается?
Один сплошной эксперимент. Песня «АльХамДулила», допустим, как и весь первый альбом, – это Восток, история о страннике в пути или пустынном воине. А самый свежий трек – уже банально о деньгах, с автотюном, на фоне современного прыгающего звука. Творчество становится не столько самовыражением, сколько идеей, которую ты пытаешься воплотить. Как сценарий кино – ты можешь написать историю своей жизни, а можешь о бандите, любви, отношениях. Ты не всегда говоришь о себе в этот момент, но ты в этих темах тоже присутствуешь. Я пытаюсь создавать что-то, в чем присутствует мое я, но в то же время это не ассоциируется со мной напрямую.

– А иудаизм в это время там находится?
Для меня это часть моей жизни. Я учился в еврейской школе, мне близок иудаизм, я интересуюсь еврейской историей и культурой. Я не религиозен, но могу смело назвать себя верующим. Мне важно узнавать больше о своем народе и традициях.

Раньше я относился к своему еврейству немного скептически, меня это мало интересовало. Сейчас я начинаю замечать за собой какие-то нравственные моменты, которые иудаизм и связь с еврейством воспитали во мне. Возможно, когда-нибудь я усилюсь в своих религиозных убеждениях, кто знает? Но это влияет на мои поступки и выбор уже сегодня. Я чувствую свою принадлежность к еврейству – в характере, отношении, взглядах и культурном базисе.

– И когда еврейство стало важным для тебя?
Это сложный момент. Когда я учился в религиозной школе, мне было сложно с молитвами и всем остальным. Я смотрел на это и говорил что-то вроде: «Что вы от меня хотите?» Я даже продал свой первый тфилин, который получил на бар-мицву, потому что не понимал, зачем мне его дарят. Я не чувствовал связь. Не могу сказать, что я целенаправленно этим пренебрегал, скорее, я был не особенно связан с еврейством и не понимал его. Потом я переехал в Израиль, а тут от этого никуда не убежишь. И праздники, и образ жизни, которым живут люди, не проходят бесследно. Ты сталкиваешься с этим, хочешь этого или нет.

Отправная точка, как по мне, произошла в армии. Я видел разницу между ребятами, которые воспитывались в религиозных кругах, и теми, кто вырос в светских семьях. Видел, что те, у кого есть религиозный бэкграунд, обладают куда более стойким терпением и ощущением долга. Я бы скорее доверил свою жизнь тем, кто воспитывался с нравственными устоями, которые предлагает иудаизм. Этот опыт отпечатался в моей памяти очень хорошо. Потом наступил период после армии, когда я снова выпал из всего этого. Сейчас я учусь в университете и посещаю проект, который помогает мне финансово – я хожу на уроки иудаизма. Тем самым я убиваю двух зайцев – они помогают мне, а я получаю для себя то, что меня интересует. Я снова погружаюсь в эту тему, снова общаюсь с людьми из религиозного общества.

– Ну, а веришь, что твое творчество может влиять на мир?
Да, музыка, как и любое искусство, имеет свое культурное и социальное влияние. Поэтому рэп как элемент искусства также должен отображать события, которые происходят в мире. Он уже отражает, но на очень индивидуальном уровне. Вот сейчас вышло важное расследование, Panama papers. Я для себя решил, что прикольно было бы записать трек на эту тему. Я уже нашел нужный бит, возможно, сделаю трек. Это интересно – делать песню на основе журналистских расследований, которые показывают все двуличие сильных мира сего. Тебе продают идею любви к стране, а сами «продавцы» ведут себя иначе.

На втором альбоме, в треке Monopoly, я касаюсь этой тематики. Там меньше имен, меньше конкретики, но сама песня передает идею тотального контроля и стремления к власти с целью владения мыслями, деньгами и выбором человека. Творчество – определенно то место, где об этом нужно говорить. Потому что такая энергия не может просто пропасть, она находит себе выход – либо так, либо через более насильственные методы. Новый росток пробивает асфальт, все всегда пробьется наружу.

– Но может ли рэпер лезть в политику?
Да, я думаю, может. Даже больше, я считаю что нужно, чтобы лез. Искусство должно отображать наше общество, должно критиковать его. Участие общества в создании самого себя очень важно и полезно, но это, к сожалению, пытаются ограничить. Поэтому мы и слушаем песни про баклажаны и «лучшего друга». Там нет места свободе выражения мнения, ты не можешь критиковать определенные вещи открыто. Такое творчество – не самовыражение, а поддержание определенной струи, в которой движется государство. Ты же не будешь лишать себя поддержки сильных мира сего просто потому, что ты с ними не согласен. Приходится подстраиваться: всем хочется кушать. Если раньше мы видели Noize MС, который мог выпустить суперпровокационный трек, то сейчас такого артиста нет. Артиста, который мог бы дать критику тому, что происходит в стране, что происходит в обществе, по собственному мнению. Это мнение может быть ошибочным, но оно должно быть. Насчет патриотизма – это важно и правильно. Но критика страны не означает того, что ты ее не любишь. Наоборот, выявление проблемы – первый шаг для того, чтобы исправить ее и стать лучше.

– В Израиле, согласись, люди творчества более активно реагируют на происходящее в стране, чем в СНГ.
Где-то общество просто не умеет и не хочет влиять на развитие своей страны. У людей нет ощущения собственной ответственности за свою судьбу в своей стране. Апатия выражается, в первую очередь, в политической жизни. В преобладании монополии на мысли и идеи – я бы сказал так. В Израиле с этим попроще, страна маленькая и молодая, а граждане очень активны в политическом смысле. Это мобилизует и призывает творческих людей участвовать в жизни общества с помощью тех инструментов, которыми они владеют. Возможно, когда в странах СНГ начнут терпимее относиться к разным мнениям, это начнется и там.

– Если про терпимость, то есть ли у проекта какие-нибудь проблемы с еврейством? Смотри, это широкий разговор, где мы уходим в природу антисемитизма. Антисемитизм в России – из старых видов, классических. Он знаком всем евреям, здесь и обвинения в тайном заговоре, и во владении огромными деньгами, и прочие стигмы. Мы к этому привыкли еще в девятнадцатом веке. Сегодня существует другой антисемитизм, который направлен на государство Израиль. Его больше в Европе и мусульманских странах. Еврейское происхождение в России не особо мешает. Даже наоборот – это фишечка, которую некоторые даже используют. Тот же Оксимирон, который назвал свой альбом «Вечный жид». Это находит отклик. Конечно, негатив к евреям иногда проявляется, но в большинстве случаев основывается на каких-то байках и не так серьезен. Мне кажется, это не особо мешает развитию артистов из Израиля в России. Нам больше мешает то, что мы физически находимся в Израиле.

– Ты упомянул Оксимирона, его «Горгород» стал альбомом года по версии авторитетных изданий. Как думаешь, это ступень развития или все-таки пик роста русского рэпа?
Альбом крутой, сделан очень качественно. Это, конечно, ступень развития и не потолок, но дальше будут развиваться те, у кого есть деньги. Деньги на бешеные клипы, на линии одежды, на поддержку СМИ, рекламу и так далее. Артисты топ-уровня будут развиваться, так как у них есть своя публика. Я считаю, что та экономическая ситуация, которая есть в стране, влияет на все сферы жизни. Музыка не может обойти стороной последствия экономического упадка или развития. Так что в большинстве своем, как мне кажется, экономическая ситуация отразится и на рэп-сцене. Качественного продукта будет меньше, так как у людей попросту не будет на это финансового ресурса и времени, хотя самородки, конечно, будут появляться. Конкурировать с топами будет проблематично, если ты не в тусовке или не имеешь поддержки.

– Как бы ты в принципе объяснил, что такое русскоязычный рэп сегодня?
Я бы, наверное, сказал, что это музыка молодежи. Она и раньше была такой, но сейчас рэп вышел на более широкий уровень. Это полноценный жанр, который живет своей историей и стандартами, звездами и примерами успеха.

Мне кажется, рэп занял то место, где когда-то был рок. Конечно, тогда артисты создавали свои группы, вкладывали больше усилий. Рэп дает возможность личной реализации, ты можешь создавать более дешевую музыку, она не требует столько денег для репетиций, музыкальных инструментов, образования и так далее. До полноценной индустрии это еще не дошло, но идет в этом направлении. Постепенно рэп становится самой популярной музыкой.

– Как ты относишься к баттлам? Хотел бы принять участие?
Русскоязычный хип-хоп вырос из западной тусовки. Музыка пришла оттуда, мы копируем ее последние лет двадцать. Американский андеграунд тоже отражался у нас. К примеру, Wu Tang Clan дал толчок для развития «Касты». Баттлы пришли по тому же принципу и очень хорошо ложатся на нашу культурную прослойку.

Но это формат, в котором я пока не вижу себя, хотя буквально три недели назад мне в очередной раз предлагали участвовать на Versus. В первый раз мне предложили выступить против Гарри Топора либо против одного из двух незнакомых мне ребят. Но я не хочу создавать пустой конфликт. Это даже для формата не выгодно. Это интересно, только когда есть реальная история отношений между людьми, которая выносится на ринг. Вспомни баттл Оксимирона и Johnyboy или того же Хованского. Это личный конфликт, который переходит на публичную площадку, а все хотят зрелища и получают его. Но мы смотрим множество баттлов, где соперничают люди, которые не знают друг друга. Это смешно, темы притянуты за уши. Именно поэтому мне пока что нечем утолить жажду публики. Мне странно устраивать битву с тем, кого я не знаю. Если баттл – так живой, имеющий под собой историю.

Иван Новиков

{* *}