«Антисемитизм — международный язык фашистов»

Алексей Пименов — журналист, историк, исследователь, в свое время защитивший диссертацию по индологии. Уникальный специалист, знающий одновременно немецкий и санскрит, проведший лет двадцать в исторических архивах, Пименов досконально, как никто другой, знает свой предмет — истоки и историю немецкого нацизма. В конце года в России должна выйти его книга «Арийский синдром», посвященная, в частности, корням немецкого антисемитизма.

Мы много беседовали с Алексеем на эту тему: будучи серьезным исследователем, не пользующимся непроверенными материалами, больше похожими на сплетни из желтой прессы, он всегда рассказывает удивительные вещи, иногда довольно неожиданные.

— Алексей, меня всегда интересовал такой вопрос: откуда у Гитлера вдруг возник какой-то животный, иначе не скажешь, антисемитизм? Откуда ему вдруг явилась экзотическая мысль о «злокозненности» евреев?

— Гитлер не был, как хотелось бы думать иным неонацистам, абсолютным «романтиком», он был еще и очень прагматичным человеком. Дело в том, что именно в антисемитизме Гитлер увидел ключ к политическому успеху. Это случилось далеко не сразу, а только тогда, когда он понял, что пропагандировать вражду к евреям — а потом и осуществлять ее на практике в невиданных прежде масштабах — выгодно, это импонирует многим респектабельным господам.

В период же своей мюнхенской молодости Гитлер успел послужить и немецким «большевикам»…

— ???

— Представьте себе… Судя по некоторым данным, в Мюнхене, будучи еще молодым человеком, он — недавний фронтовик-связист — успел послужить и Баварской советской республике. То есть, грубо говоря, тем самым большевикам (а среди баварских революционных лидеров и активистов действительно было немало лиц еврейского происхождения), которым позднее объявил войну. Причем служил он им не как-нибудь, а в качестве… пропагандиста.

— Ничего себе…

— Да, такой вот казус… А вот когда Баварская советская республика пала, буквально потопленная в крови, наш герой начал выживать в новых условиях... Есть интересный источник — воспоминания некоего капитана Карла Майра под названием «Я был начальником Гитлера». Судьба Майра необычна: в двадцатые годы он был связан с заговорщиками-националистами, но затем его взгляды изменились, и он стал активным деятелем Рейхсбаннера — военной организации социал-демократов. В 33-м — бежал во Францию, позднее был схвачен нацистами и в феврале 45-го умер в Бухенвальде. По словам Майра, Гитлер был похож на бродячую собаку, ищущую хозяина. Причем на своего тогдашнего босса он не произвел впечатления убежденного националиста...

— В таком случае, чем же занимался молодой Гитлер под началом Майра?

— А вот это самое интересное. 11 мая 1919 года по распоряжению генерал-майора фон Меля в рамках так называемого Bayerische Reichswehr Gruppenkommando Nr 4 (Gruko), в состав которого вошли части, участвовавшие в ликвидации Баварской советской республики, была создана своеобразная информационная служба, предназначенная для слежки за подозрительными политическими течениями и ведения идеологической борьбы. И, в частности, — специальные курсы ораторов-пропагандистов. Тут-то Гитлер впервые и развернулся. Поначалу — как информатор, осведомитель. Но вскоре — и в роли пропагандиста. И вот однажды один из работников информационно-идеологического ведомства, некий Карл Александр фон Мюллер, услышал речи курсанта Гитлера — и был поражен его ораторскими способностями. О чем тут же и сообщил Майру…

— И о чем же говорил начинающий пропагандист?

— О еврейском заговоре против Германии — о чем же еще?! А вскоре Майр получил от одного из бывших курсантов письмо — о еврейском вопросе. И поручил Гитлеру на него ответить. Возможно, желая испытать его в деле. Ответ Гитлера, датированный 16 сентября 1919 года, — первое дошедшее до нас письменное рассуждение будущего фюрера о евреях. Основные тезисы: антисемитизм должен основываться не на эмоциях, а на фактах; еврейство — не религия, а раса; инструмент борьбы — не погромы, но систематическое лишение евреев гражданских прав.

— Гитлер был малообразованным солдафоном: любопытно, где он набрался этих идей?

— Корни этой каши в голове — в австрийской глубинке, из которой он происходил. Это во-первых. Ну, а во-вторых — Вена, в которой антисемитские настроения тогда были очень сильны (откровенно говоря, они не так уж и слабы и в сегодняшней Австрии). Но в начале XX века ситуация была особенная: в Вену валом повалили евреи из черты оседлости. Культурно чуждые, в лапсердаках и с пейсами, к тому же — умевшие за себя постоять: школу выживания в Российской империи они прошли суровую. И, конечно, венские торговцы и ремесленники увидели во многих из них опасных конкурентов.

— Странно, что именно в Вене был так силен антисемитизм: Вена всегда ассоциируется с такой светскостью, высокой культурой, доброжелательностью и открытостью…

— И вот — тем не менее. Вена уже в конце XIX века стала одним из центров европейского антисемитизма. Уже тогда здесь существовали массовые антисемитские партии — например, христианские социалисты, объединявшие ремесленников и мелких предпринимателей, страдавших от всевластия банкиров. И, увы, в духе времени и в духе своей страны объяснявших свои невзгоды привычно и несложно — засильем чуждого элемента. Точь-в-точь как сегодняшние российские (да и любые другие) шовинисты, во всем обвиняющие «понаехавших» инородцев.

— Получается, антисемитизм тогда свирепствовал не только в Берлине?

— Как раз наоборот: тогда в Берлине-то он как раз и не свирепствовал — как и вообще на севере Германии. Конечно, и там существовали юдофобские настроения и антисемитские организации. Но, в отличие от Австро-Венгрии, — немногочисленные. Интересно, что «железный канцлер» Бисмарк антисемитов не выносил. Как, между прочим, и Фридрих Ницше, который, кстати, терпеть не мог — с другой стороны — и бисмарковскую империю…

— Это важный штрих: ибо многие полуобразованные люди связывают немецкий национализм и антисемитизм с фигурой Ницше. Однако не надо путать: Ницше — не Вагнер, который ведь действительно был антисемитом?

— Увы, это правда. Но обратите внимание: где уроженец Лейпцига Вагнер пережил свой триумф? Тоже на католическом юге — в Баварии! Там и сложился вагнеровский культ, там зародилось вагнерианское движение. Которое, конечно же, неправильно сводить к той религиозно-почвеннической вакханалии, которую устроили некоторые почитатели этого гениального композитора и драматурга, к несчастью, тяжело больного антисемитизмом. Но и не замечать возникшего позднее союза между вагнеровским семейством, вообще вагнерианскими кругами и Гитлером — тоже нельзя.

Возвращаясь же к географии антисемитизма, повторю, что антисемитизм существовал и на немецком севере. Но — подчеркну еще раз — в гораздо меньших масштабах. Не случайно великий реформатор немецкого еврейства Мозес Мендельсон жил и работал именно в Берлине. И не случайно берлинцы рассказывали байки о том, как еврейский философ заглядывал на огонек к прусскому королю Фридриху, как они вместе выпивали и добродушно подшучивали друг над другом. Разумеется, это вымысел: к королю на огонек так просто не заглянешь. Но… на католическом юге таких баек не рассказывали.

— То есть на севере, скажем, в Берлине, евреи были почти неотличимы от немцев?

— Безо всяких там «почти»: евреи составляли часть немецкого общества. Конечно, своеобразную, конечно — подвергавшуюся определенной дискриминации. При этом, что важно, немецкие евреи представляли собой скорее нечто вроде сословия, нежели этническую группу. И немецких, и восточноевропейских евреев именуют ашкеназами (ашкеназим). Но в Германии дело обстояло совсем не так, как в Польше, на Украине или в Литве. (Некоторые исследователи даже говорили в этой связи об «Ашкеназе-1» и «Ашкеназе-2.)

— А в чем различия?

— Например, немецкие евреи всегда говорили только по-немецки. Конечно, в средние века (а точнее — вплоть до XVIII века) это был, так сказать, еврейский немецкий, т.е. «ученые» слова в нем были не из латыни, а из иврита, да и при письме евреи пользовались не латиницей, а еврейской графикой. Но еврейский немецкий — это именно немецкий язык, а совсем не идиш (как порой ошибочно утверждали некоторые лингвисты). И дело не только в языке: помимо религии, у немецких евреев никогда не было своей отдельной, ненемецкой культуры. Особенно после того, как средневековые барьеры между общинами утратили прежнее значение. У немецких евреев не было, так сказать, своих Шолом-Алейхема и Зингера: в литературе они выражали себя по-немецки (за вычетом нескольких литературных экспериментов на иврите, сегодня известных лишь специалистам).

— Вернемся к Гитлеру. Он был изрядным мифотворцем, не так ли?

— Да, он сам творил о себе легенду, и главное свидетельство тому — «Майн кампф». Книга была написана в тюрьме, после подавленного «пивного путча», и уже с прицелом на грядущее политическое завоевание Северной Германии. С одной стороны, это чрезвычайно лживая книга: тут и преувеличение собственной роли, и изображение конкурентов полнейшими ничтожествами, и абсолютно не соответствующий действительности рассказ о том, что он якобы вступил в нацистскую партию под номером семь, и приписывание себе позднейших убеждений задним числом… Однако там есть вещи, которые трудно сымитировать. И одна из них — лютый национализм. Причем это национализм немца, живущего не в Германии, а в Австро-Венгерской империи, то есть национализм человека, живущего в многонациональном государстве. Испытывающего страх перед наступающими на него со всех сторон инородцами. И ненависть к правительству, не защищающему его от них.

— Что-то слышится родное… Ну, а чем же Гитлер «взял» Северную Германию?

— После Первой мировой на него работала ситуация в целом: национальное унижение, репарации, иностранные войска. Страна — под угрозой развала. И главное — миллионы немцев живут за рубежами отечества. Причем с соседями у них, мягко говоря, непростые отношения. Вот австрийская риторика и возымела действие…

— Да, но почему мишенью оказались именно евреи?

— Уже в конце XIX века антисемитизм резко усилился во всех странах. Точнее, превратился в массовое политическое движение. Во Франции — дело Дрейфуса, расколовшее страну и показавшее силу антиеврейских настроений во всех слоях общества. В России — погромы и дело Бейлиса. В Румынии — бесконечные погромы, да что там погромы! Народные восстания — при любых попытках правительства даровать евреям гражданские права. Но главное: все эти движения идейно подпитывают друг друга. Взять хотя бы главный документ, рассказывающий о «мировом еврейском заговоре», — «Протоколы сионских мудрецов». Что это такое? Компиляция из французского памфлета и немецкого авантюрного романа, запущенная русской разведкой. Интернационализм в действии, да и только!

Вот Юлиан Тувим так сказал – точнее не скажешь: «Антисемитизм — это международный язык фашистов». Так оно и было: в борьбе против так называемого мирового еврейства нацисты видели свою — как ни странно это звучит — интернациональную миссию. И это был фундамент, на котором зиждилось их идейное единство с союзниками: французскими, испанскими, бельгийскими, голландскими, хорватскими, венгерскими, прибалтийскими, румынскими, русскими, скандинавскими, словацкими, украинскими. Они так и говорили: вы против евреев? Тогда — к нам!

— Все понятно, хотя, разумеется, чудовищно, но… «окончательное решение», искоренить ВСЕХ — как такое могло прийти в голову?!

— Официально об «окончательном решении» было объявлено в январе 42-го — на Ванзейской конференции. Был принят план, расписанный до деталей. Установлены ответственные. Казалось бы, все ясно…

— «Казалось бы»?

— Дело в том, что решение, принятое в Ванзее, — уже техническое. Да там и не присутствовали высшие руководители рейха. Самый высокопоставленный — Рейнхард Гейдрих, и.о. протектора Богемии и Моравии. А вот когда было принято политическое решение — неизвестно.

— Как?! Неизвестно?!

— Представьте себе. Как все диктатуры все-таки похожи между собой! Кое-кто из советских историков говорил, что, дескать, сталинские планы депортации советских евреев — не более чем легенда, поскольку не найдены прямые директивы за подписью Сталина. Так вот, могу их «успокоить»: точно так же не найдено и ни одного документа за подписью Гитлера, предписывающего совершить Холокост.

— Серьезно?

— Ни одного. Проповедь антисемитизма — да. Демагогия — да. Но наряду с этим — демонстративные поздравления ветеранов (в том числе евреев). А подчас и удерживание младших товарищей от погромной самодеятельности. Конечно, все это — параллельно бойкоту еврейских магазинов, нюрнбергским законам, постепенному ограничению эмиграции и, наконец, полному ее запрету. А в то же время — обсуждение проектов переселения евреев на Мадагаскар. Но всеобщее уничтожение? Что вы, как можно? Даже у главы СС Гиммлера можно встретить высказывания о том, что, несмотря на злокозненность евреев, уничтожить их физически было бы «не по-немецки».

— Факты, вообще говоря, поразительные… Но о чем все это свидетельствует?

— На мой взгляд — о маневрировании. О нежелании брать на себя политическую ответственность. Потом-то маски были сброшены… Сегодня некоторые историки говорят, что, так сказать, генплана, возможно, и не было. А была инициатива снизу — акции среднего чиновничества и бизнеса. Продиктованные экономическими соображениями (использовать заключенных как дармовую рабсилу, а евреев — еще и как сырье). В общем, не фанатический антисемитизм, а экономический расчет.

— И все-таки как было на самом деле? Так или эдак?

— Думаю, что было и то, и другое. Вопрос в том, как эти моменты соединились в сознании этих людей? Ведь абсолютных циников мало — как и абсолютных идеалистов.

— Почему немцы не сделали ничего подобного в первую мировую?

— Потому что это было немыслимо. Чтобы стало мыслимо, требовалась своего рода духовная подготовка. Надо было освободить людей от «химеры совести». Тут-то и пригодилась арийская теория.

— То есть деление на арийцев и «недочеловеков»?

— Не только это. Кроме того, Гитлер не раз говорил о несовместимости национал-социализма с христианством. «Из Иисуса арийца не сделаешь», — так он это формулировал. Антихристианство было, разумеется, продолжением антисемитизма. Но что взамен? Желающих предложить альтернативу — истинно арийскую религию для рейха — было немало. Очень разные люди: фельдмаршал Людендорф с супругой, голландский псевдоученый Герман Вирт, выдающийся немецкий индолог Хауэр (лидер «Движения за немецкую веру»). Искатель Грааля и исследователь альбигойского движения Отто Ран…

— Ну, а сам Гитлер?

— Держался от них на расстоянии. Что и понятно: в большинстве своем немцы исповедовали христианство, и отпугивать их он не собирался. В программе партии было сказано, что она стоит на платформе «позитивного христианства». Правда, идеолог НСДАП Альфред Розенберг позднее разъяснил: что позитивно, а что нет, решают не церкви, а партия. Не раз заявлял он и о том, что христианство — религия «импортированная» и что с ней надо расстаться…

— Но чем они все-таки собирались заменить христианство?

— Шла работа над новой религией. И в частности — в институте «Анненербе», созданном в системе СС под патронатом Гиммлера. С участием очень серьезных специалистов. Но… в 45-м работа оборвалась. Кое-что продолжили европейские неонацисты — в частности, Савитри Деви (Максимиани Портас), тесно связанная с Отто Скорцени. И, конечно, Юлиус Эвола. Казалось бы, маргинальные люди, маргинальные идеи. Но все дело в том, что в эпоху постмодернизма с ее фрагментарностью и моральным релятивизмом вся эта интеллектуальная бесовщина может влиять и на вполне респектабельные круги. И, увы, влияет. Как написал когда-то Наум Коржавин, «это слишком еще не история».

— И какие же уроки можно извлечь из этой «не-истории»?

— Когда-то Томас Манн сказал, что антисемитизм нацистов направлен не просто против евреев, но и против христианско-античных основ европейской цивилизации. Так вот, этот гениальный человек, глубоко постигший сущность нацизма, возможно, и сам не догадывался, насколько он близок к истине. Зная документы, ему недоступные, мы видим сегодня: его слова — не метафора, а совершенно точный диагноз. Нацизм — это попытка создать альтернативную цивилизацию. К счастью, в тот момент провалившаяся.

Беседовала Диляра Тасбулатова