Когда сбываются мечты

Как и всех гостей культурной программы “Знаменитые евреи России”, Юрия Чернова пригласил заслуженный деятель искусств России, профессор Григорий Кантор. Встреча со скульптором произошла накануне годовщины со дня установления им памятника Шолом-Алейхему на пересечении Малой и Большой Бронной улиц. Юрий Львович согласился ответить на наши вопросы.

- Юрий Львович, почему именно Вы стали создателем памятника Шолом-Алейхему?

- Наверное, потому, что никому другому эта мысль в голову не пришла. А мне пришла, и я убил семь лет своей жизни на то, чтобы ее осуществить. Ставить памятники – процедура очень долгая. Кто-то должен проявить инициативу, кто-то должен вынести решение — Московская мэрия или союз писателей, например. Этот памятник стоит только по моей инициативе и по счастливой случайности. Как-то пришел ко мне приятель и сказал: “Юра, почему у тебя есть памятник Пушкину, Толстому, Чехову, Горькому, а памятника Шолом-Алейхему нет?” И я мгновенно себе представил, каким должен быть бронзовый Шолом-Алейхем. В выходные на даче я сделал эскизы и поставил у себя в мастерской. Позже ко мне в мастерскую зашел бельгиец, что-то у меня купил, а потом посмотрел на эскиз Шолом-Алейхема и спросил, не могу ли я отлить ему три штучки. Я сделал шесть бронзовых статуэток, сейчас у меня уже не осталось ни одной. Я сделал рабочую модель -1,6 метра высотой, и мне предложили устроить выставку в Народном университете на Ленинградском проспекте. К моему счастью, туда приехал Юрий Михайлович Лужков и спросил: “А почему бы не поставить такой памятник?” Он не забыл свои слова, отдал распоряжение. Вот тут и начались мои мучения. Я уже начал отливать памятник из бронзы, но надо было искать спонсора. Но я ведь не умею их искать. Многие организации, которые, как мне казалось, смогут помочь, отказались быть спонсорами. Я нашел архитектора Гарри Копанса, который подо все памятники делает основы. Это ведь тоже сложный процесс: под землей проходят разные коллекторы, водопроводы, и не на всяком месте можно поставить памятник. Мы вместе стали искать место для Шолом-Алейхема и остановили свой выбор на пересечении улиц Малой и Большой Бронной.

- А почему именно здесь?

- Я думаю, что это самое еврейское место в Москве. Там Хасидская синагога, там был Еврейский театр – там все наполнено еврейским духом. По проекту у нас была большая площадка, но так как нам выделили мало денег, пришлось остановиться на маленьком пятачке, и памятник получился небольшим. Что касается финансирования, то нам помогли Иосиф Кобзон и Таранцев.

- А у вас есть еще работы на еврейскую тематику?

- Даже не знаю, я об этом никогда не задумывался. Может быть, среди образов, которые я создал, были и евреи, но я не разделяю свои работы по национальности.

- У творческих людей есть мечта, которую они пытаются воплотить в реальность. Многие актеры, например, мечтают сыграть Гамлета. А Вы уже создали скульптуру, о которой мечтали всю жизнь, или нет?



- Я уже около 40 лет работаю как профессиональный скульптор, у меня около 500 произведений, из них 30 – городские памятники. Я к своим работам отношусь одинаково, они мне все родные, как дети. Из того, что я сделал, мне больше по душе памятник Александру Невскому. Это дорогая для меня работа, я и не мечтал, что мне ее поручат. Есть памятник скульптору Шадрову, в городе Шадринске, я с детства был его поклонником. В городе Кургане я поставил памятник хирургу Илизарову, с которым мы очень дружили. У меня 6 памятников Толстому, причем, в Канаде, Коста-Рике, Индии, Оренбурге и других местах. Я, конечно же, мечтал об этих памятниках. Последняя моя мечта была — при жизни поставить памятник Шолом-Алейхему, он стоял у меня, отлитый из бронзы, в сарайчике. И я каждый день садился в машину и ехал на Малую Бронную. Становился на то место, где должен был быть памятник и смотрел вверх, в надежде на то, что мне оттуда придет какое-нибудь знамение. А теперь я подъезжаю, смотрю — а он стоит, и на душе радостно. И я очень рад, что не совершается никаких актов вандализма. Вокруг я посадил кусты, после зимы натер памятник воском со скипидаром. Я за ним ухаживаю. Когда мне становится грустно, я сажусь в машину и подъезжаю к этому месту.

- Бывали ли вы в Израиле?

- Да, бывал

- Чем Вам понравилась, а может, и не понравилась эта страна?

- Впервые я попал туда случайно, в 80-м году, когда еще не было дипломатических отношений, по линии комитета защиты мира и как советский гражданин еврейской национальности. Группа была маленькая, но нужен был хотя бы один еврей, и взяли меня. Я очень боялся туда ехать, думал, что мне там понравится и захочется остаться. Но мне не понравилось, потому что меня возила компартия. Мы были, в основном, связаны с арабами, и мне даже не разрешили поехать в Иерусалим. Я с трудом разыскал своего бывшего сотрудника, близкого друга Аарона Априля. Но потом я решил съездить в Израиль самостоятельно. И мы поехали туда вместе со всей семьей по маршруту паломников. Если в первый раз я видел, что 20% процентов страны – оазис, а 80% — пустыня, то на этот раз цифры поменялись. Молодцы израильтяне! Я поклоняюсь их огромному трудолюбию. Я увидел Иерусалим. Он произвел на меня огромное впечатление. Я посетил здесь многие музеи, я человек, отравленный ими. И это, конечно же, были именины сердца.

- Как Вы думаете, есть ли рецепт разрешить арабо-израильский конфликт?

- Кто-то из очень важных евреев (то ли Бен Гурион, то ли еще кто-то) сказал: “Конфликт неразрешим, потому что обе стороны правы”. Невозможно совместить желания одних и других, надо прийти к компромиссу. Они ведь умные люди. Надо сказать, что наша страна в этот конфликт влила бензина. Когда я был в первый раз в Израиле, ни один еврей у нас на учебу не принимался, учили палестинцев. Я бывал в семьях, поселениях и как-то увидел старика араба с беременной русской женой, которую он привез из России. Рядом стоит куча детишек, а араб показывает на них и говорит: “Мы вот этим и вытесним отсюда евреев”. Впечатление грустное, и перспектив разрешения конфликта, думаю, нет.