В Москве открывается выставка работ Анатолия Каплана

В здании Собрания личных коллекций ГМИИ открылась ретроспективная выставка Анатолия Каплана (1902–1980). Расположившаяся на трех ярусах экспозиция предлагает графику, живопись и керамику из собрания петербургской четы Кушнир. Об этом пишет "Независимая газета".

Многочисленные пейзажи и бытовые зарисовки, серии блокадного Ленинграда и военной Чусовой, иллюстрации к Шолом-Алейхему и к еврейским песням, персонажи «Одесских рассказов» Бабеля и даже изображение Ленина.

Вполне закономерно, что работы эти наконец привезены в Москву. При обширной «выставочной программе» Каплана (прижизненной и посмертной), охватывавшей не только Россию, но в значительной степени Европу и Соединенные Штаты, как раз в Москве, где про него, кажется, несколько позабыли, отметить 105-летие со дня рождения художника его персональной выставкой очень уместно. А «путешествие из Петербурга в Москву» каплановских работ лишний раз подчеркивает его связь с тогда еще Петроградом, а затем и Ленинградом.

Именно туда приехал Каплан из местечкового белорусского Рогачева. Именно там учился живописи во Вхутемасе и гравюре в типографской мастерской у Георгия Верейского, там в Эрмитаже смотрел гравюры Серова и Домье. Наконец, этому городу посвящена серия «Ленинград в дни блокады» (1944).

Но все же главным городом и главной темой для Каплана, безусловно, остался Рогачев, «портретные» черты которого он настойчиво воспроизводил не только в сделанных еще «дома» ранних зарисовках, но и в зрелых ленинградских работах и в книжной иллюстрации. Сгрудившиеся на пригорке кривые дома, козы, телеги, печальный скрипач, обнимающиеся парочки – ностальгический лейтмотив, красной нитью проходящий сквозь разные произведения и разные техники, в которых пробовал себя Каплан. И недаром еще на улице зрителя встречает афиша, где тоже приютились каплановские козы. С другой стороны, по словам организаторов, одним из открытий выставки явилась живопись 1940-х годов (пейзажи с Рогачевом, написанные почти что в духе традиционной пейзажной школы), которая дает некий новый ракурс каплановского искусства (все-таки в основном графического).

Еще один важный для художника мотив, также вынесенный из местечкового детства, – частицы самобытной национальной культуры. Здесь и менора, и эмблематичные львы или птицы рядом с древом жизни (вероятно, написанные под впечатлением увиденных некогда элементов со страниц древних книг или могильных плит еврейского кладбища), и изображения хедеров, и бесчисленные свадебные танцы, и скрипачи, многократно примеряющие на себя роль гениев места. Так еврейская древность переплетается с современной традицией.