Соль Святой земли

Сибирский солепромышленник, он первым увидел потенциал Мёртвого моря – и вскоре, сбежав из Советской России, его реализовал. Но Моисей Новомейский не только добывал там бром и калий – он превращал Мёртвое море в туристический бренд.

«В 1920 году Мертвое море посещали лишь единичные путешественники и паломники. Согласно общепринятому тогда мнению, считалось, что люди белой расы не в состоянии жить в этом пустынном месте с его тяжким климатом, – писал Моисей Новомейский в своей книге “От Байкала до Мертвого моря”. – Но уже к 1947 году Мертвое море стало кладовой химического сырья. А еще – местом отдыха для жителей страны и туристов со всего света. И когда я думаю о его истории, о ядовитых болотах, превращенных в испарительные бассейны, мне на ум невольно приходят слова пророка Иехезкеля: “И сказал мне: вода эта потечет в восточную сторону земли, сойдет на равнину и войдет в море; и воды его сделаются здоровыми... Болота его и лужи его... будут оставлены для соли”».

Мысль использовать минеральные богатства Мертвого моря пришла Новомейскому еще во время первого визита в Эрец-Исраэль в 1911 году. Глаз у него как у горного инженера был наметан – к тому моменту он уже выстроил в Забайкалье фабрику по добыче и очистке глауберовой соли. Однако в ту поездку он так и не нашел себе среди местных бизнес-партнера, а вернувшись в Россию, закрутился в предреволюционной суете. «Палестинскую поташную компанию» – поташом называются соли калия – он в итоге выстроит на Мёртвом море, лишь когда окончательно сбежит из Советской России.

Моисей Новомейский был сибиряком в третьем поколении. Изначально в Сибирь был сослан его дед Хаим Хайкель Новомейский – за пособничество польским повстанцам во время восстания 1830–1831 годов. Шёл до Байкала ссыльный Хаим пешком четыре года, осел в итоге в Баргузине, расположенном на восточном берегу озера Байкал. Первые деньги там он получил, вырыв подпол в доме ссыльного декабриста Михаила Кюхельбекера. Однако вскоре Хаим, наладив торговлю рыбой, уже смог этот дом выкупить. Там в ноябре 1873 года у него родился внук Моисей.

Отец Моисея поначалу просто доставлял рыбу к открывающимся по всей Сибири рудникам, но со временем сам стал золотоискателем. Разбогатев, денег на обучение сына не жалел – сначала отправил его в Иркутское техническое училище познавать азы горного дела, а затем профинансировал поездку в немецкий Клаустель. Там Моисей закончил Рудную академию и стал дипломированным инженером. Вернувшись в 1898 году в Сибирь, Моисей как раз и построил в деревне Алга фабрику для добычи и очистки глауберовой соли. Вскоре он привез из Англии и первую в Восточной Сибири драгу для добычи золота на реках.

Успешно развивая бизнес, Моисей был при этом полон революционных идей. Это неудивительно – все детство он провел в окружении политических ссыльных, которых в Баргузине было полно: именно они, как правило, люди прекрасно образованные, готовили его к поступлению в школу, училище и институт. «Он много говорил о любви к родной Сибири, о своей горячей заинтересованности в российских делах и участии в революционной деятельности, которая, что необходимо подчеркнуть, ограничивалась только стремлением свергнуть несправедливый и жестокий царский режим, превратить Россию в демократическое государство», – рассказывал о Новомейском израильский политический деятель Яаков Цур. Тем временем в книге «Воспоминания террориста» руководитель Боевой организации партии эсеров Борис Савинков называет Моисея Абрамовича «активным революционером», отсидевшим однажды семь месяцев в царской тюрьме.

Новомейский был лично знаком с известным марксистом Георгием Плехановым, географом и революционером Петром Кропоткиным, «бабушкой русской революции» Екатериной Брешковской и Львом Троцким. «Однако уже в те годы Новомейского задевало пренебрежение, с которым руководители русской социал-демократии и теоретики социализма относились к еврейскому вопросу, к судьбе и будущему еврейского народа, – пишет Цур. – Особенно потрясла его статья Троцкого, с которым он познакомился, находясь за границей. Троцкий смешивал с грязью Герцля и в самых гнусных выражениях издевался над его национальными устремлениями. Возникает ощущение, что именно это безобразное выступление заставило Новомейского задуматься о сущности сионизма и в конечном счете привело его в число сторонников этого движения».

Во время Первой мировой войны и революции Новомейский был председателем национального совета евреев Сибири и главой Сибирского сионистского центра. Но как только стало понятно, что границы России скоро закроются, Моисей вместе с матерью и двумя сестрами, оставив большинство своих активов, отправился в Эрец-Исраэль. Едва прибыв, он тут же вспомнил свою давнюю идею о разработке природных богатств Мертвого моря и попытался построить завод. Не тут-то было: британское правительство не выражало никакой заинтересованности в развитии экономики подмандатной территории. Следующие восемь лет Новомейский провел в постоянной борьбе с местными властями, антисемитски настроенными кругами Лондона и международными промышленными корпорациями: последние рьяно отстаивали свое право на участие в разработке брома и поташа, содержащихся в водах Мертвого моря.

Лишь в 1929-м, добавив в учредители «Палестинской поташной компании» англичанина, Новомейский смог получить от британцев концессию – договор на добычу минералов в водах Мертвого моря. В том же году на севере Мертвого моря был открыт первый завод. Но производство на нем оказалось очень затруднительным из-за больших глубин, порой достигавших 180 метров. В южной части моря были найдены места, глубина которых составляла всего два метра, что значительно упрощало задачу. Но там не было пресной воды, необходимой для всего цикла добычи. Тогда Новомейский договорился о поставке пресной воды с иорданским эмиром Абдаллой, а в ответ обязался принимать на работу не только евреев, но и арабов. Так в 1934-м на юге Мертвого моря, в Сдоме, был основан второй завод компании.

По поводу арабов сам Новомейский в своих воспоминаниях писал так: «Я рад случаю отметить, что за восемнадцать лет работы “Поташной компании” (1930–1948) между работавшими в ней евреями и арабами всегда сохранялись мирные и дружественные отношения. Я не помню ни единого случая вражды между евреями и арабами. И в то же время случалось, что евреи заступались за арабов, обделенных администрацией или несправедливо уволенных, а арабы, в свою очередь, за евреев. Арабские рабочие были преданы интересам предприятия. Они не помогали бандам, действовавшим в стране в 1936–1938 годах, и не участвовали в волнениях, возобновившихся в 1947 году. Даже в 1948 году, во время арабского вторжения, они не поддерживали нападений на евреев. Наоборот – арабские рабочие завода в Сдоме отправили ко мне посланцев, прося защиты от возможного нападения на них хевронских арабов, подстрекаемых ставленниками муфтия».

В 1948 году, во время Войны за независимость, северный завод «Палестинской поташной компании» был занят трансиорданским Арабским легионом и полностью разрушен. Южному заводу требовались значительные капиталовложения, и в послевоенной стране Новомейскому найти их не удалось. Однако после провозглашения Государства Израиль на базе южного завода была основана новая компания – «Предприятия Мёртвого моря», перешедшие в ведение правительства.

Новомейский, однако, не был обделен или забыт: он принимал самое активное участие в разработке проектов по расширению производства и рентабельности заводов Мертвого моря. В итоге Израиль занял лидирующие позиции по экспорту поташа и брома. Благодаря этим предприятиям возникли и целые новые города – Иерохам, Димона, Арад, в которых живут тысячи рабочих и их семьи. Это также помогло превратить Мертвое море в развитую и популярную туристическую зону – настоящий оазис, во многом наполненный жизнью именно Новомейским. Он умер в 1961 году в Париже, но тело его доставили на Святую землю – оно покоится на кладбище в Тель-Авиве.