Top.Mail.Ru

Аморальный моралист

23.11.2004

Его знали как обыкновенного эсэсовского офицера, восхищавшегося Гитлером и железной рукой управлявшего вверенным концлагерем. После Второй мировой Фрица Шервица (Fritz Scherwitz) обвинили в том, что лично казнил трех еврейских рабочих за нарушение распорядка, и объявили военным преступником. Обычная, вроде бы, история, в которой довольно трудно углядеть сенсацию. И, тем не менее, сенсация в этом есть. Офицер подразделения СС… сам был евреем. Эту невероятную тайну, которую комендант лагеря старательно скрывал от своих соратников и сослуживцев, раскрывает новая книга «Scherwitz. Der jüdische SS-Offizier».

Его история напоминает историю предпринимателя Оскара Шиндлера, уроженца Чехии, спасшего сотни польских евреев от газовых камер Освенцима, дав им работу на своей фабрике по производству эмалированной посуды для немецкой армии. О его подвиге рассказывает «Список Шиндлера» — знаменитый фильм Спилберга, удостоенный премии «Оскар». И вот, десятилетие спустя после его выхода, мы узнаем, о том, что Шиндлер был не одинок в своей благородной и опасной деятельности. Надев униформу гонителей своего народа и приняв их повадки, Фриц Шервиц спас жизни многих еврейских женщин у себя на родине, в Латвии.

Жизнь этого человека была систематизирована писательницей Анитой Кюглер (Anita Kugler), надеющейся представить его в совершенно ином свете. Бывшая журналистска из берлинской газеты натолкнулась на него в 1995-м, когда изучала Нюрнбергский процесс. «Я наткнулась на имя Элеке Серевиц (Eleke Serewitz) — псевдоним, который он взял после войны, — пишет Кюглер. — Он был обвинен в том, что лично казнил трех еврейских заключенных своего лагеря, а в обвинительном приговоре говорилось, что он был евреем, офицером запаса СС и комендантом концлагеря. Там же было сказано, что он представлял собой “особый случай”, поскольку был евреем, убившим “товарищей по расе”».

Фриц Шервиц родился в Латвии в 1903 году, а в 1925-м вместе с семьей переехал в Берлин. Военные архивы свидетельствуют, что в 1939 году, в Штутгарте, после того, как друзья ложно засвидетельствовали его «арийскую чистоту», Шервиц вступил в ряды СС, которая в то время исполняла роль военизированной службы безопасности Гитлера. Журналистка полагает, что он решился на этот шаг, чтобы избежать армейской службы на фоне надвигающейся войны: «Для еврея это было невероятной авантюрой, но он с этой задачей справился».

В 1941 году, по случайному совпадению, Шервица командировали в Ригу, столицу оккупированной немцами Латвии. Вернувшись, таким образом, на свою родину, он организовал сеть небольших фабрик по производству одежды и обуви для немецкой армии, задействовав в качестве дармовой рабочей силы обитателей рижского гетто. Автор книги считает, что Шервиц руководствовался при этом двойной мотивацией: спасти латвийских евреев от зверств нацистского режима да еще и обогатиться. Анита Кюглер утверждает, что на этом этапе его куда больше волновала доходность задуманного предприятия, а не люди. Таким образом, герой книги предстает перед читателем мошенником с «преступной энергией», продававшим, менявшим и кравшим все, на чем можно было заработать.

Но в его интересах было и защитить, насколько это было возможным, совершенно бесправную еврейскую рабсилу от германских солдат. «Когда начались расстрелы в рижском гетто, он запер своих рабочих на фабриках, чтобы те смогли избежать казней или депортаций, — пишет Кюглер. — Он обеспечивал их едой и ночлегом».

Позднее, когда ужасы Холокоста приобрели масштабы поистине устрашающие, Шервица назначили комендантом небольшого трудового лагеря в окрестностях Риги. Рассказывали, что он говорил на идиш и вслух зачитывал заключенным еврейские молитвы. Кюглер считает, что в этот период его заботливость приобрела более гуманный характер: «Я нашла очевидцев, утверждавших, что в концлагере в рижских окрестностях он спас многих женщин, которых должны были расстрелять у рвов Румбула». Там было растреляно более 28 тысяч евреев, большинство из которых составляли женщины и дети. «Конечно, нет никаких свидетельств того, что он принимал участие в каких-либо казнях в гетто или в Румбуле, — пишет Кюглер, говоря о том, что Шервиц оставался в лагере до конца войны. — Есть свидетельства очевидца 1945 года, рассказывавшего о том, что после последней ночи казней он был пьян. Его лицо было красным, и очевидец спросил его: “Господин Шервиц, что с вами?” Тот ответил: “Случились ужасные вещи, в которые мир не поверит”. Не думаю, что он был причастен к этому, но, наверняка, знал о том, что происходит».

По поводу конкретного обвинения в убийстве трех узников, Анита Кюглер пишет: «Шервиц не расстреливал евреев. Я в этом убеждена, потому что считаю, что смогла понять его суть. Шервиц был кем-угодно, но не садистом. Он был очень спокойным. Все знавшие его говорили, что даже в самых тяжелых ситуациях он не прибегал к насилию. Он помогал людям выбраться из лагеря. Зачем ему расстреливать кого-то из них? Он был в дружеских отношениях с одной из жертв, и у обвинения после войны был лишь один свидетель, который четырежды давал показания под присягой и все четыре раза сам себе противоречил. Кроме того, непонятно, находился ли он в момент убийства в лагере. Многие евреи рассказывали мне, что Шервицу обязаны жизнью».

Кюглер пишет, что Шервиц не показался ей «приятным», но он был «человеком своего времени, который жил в атмосфере ошибок, сумасшествия и катастрофы войны… Он был, конечно, аферистом по жизни. Когда после войны его арестовали, он отвечал за оказание помощи жертвам нацизма в районе Штутгарта под новым именем Элеке Серевиц».

В 1949 году германский суд приговорил его к шести годам тюрьмы. Однако вплоть до своей смерти в 1980-м Шервиц он не прекращал протестовать, отстаивая свою невиновность. Кюглер называет его «аморальным моралистом», который, по ее мнению, сделал все, что мог, для людей рижских евреев: «Я училась на адвоката, и как адвокат я бы его оправдала на том процессе, потому что решение суде не соответствует правовым стандартам. Баварский суд, вынесший это обвинение, хотел показать, что еврей тоже мог быть военным преступником и нести часть национальной вины. Для многих Шервиц олицетворял образ “грязного еврея”, который угнетал своих жен и совращал своих дочерей. Ведь именно так рисовала евреев нацистская пропаганда».

См. также:

Шиндлер был ангелом

Проектом возведения мемориала Холокоста в Латвии займется муниципалитет Риги


Станислав Шустерман

{* *}