Гений с Бродвея

Свою «Трехгрошовую оперу» композитор Курт Вайль написал легко и быстро. Это никак не отразилось на успехе – партии из нее исполняли десятки звезд от американки Эллы Фицджеральд до советского Андрея Миронова. Нацисты такое переживали с трудом – обозвали «дегенератом», объявили на него охоту. Но Вайль успел сбежать в США, где, вдохновляясь Стравинским, стал гением Бродвея.

Премьера «Трехгрошовой оперы» по пьесе Бертольда Брехта состоялась 31 августа 1928 года. Ее ругали каждый на свой лад – за вопиющее попрание общественных ценностей, недостаточную социальную остроту и конкретность и даже за плагиат текста зонтагов, которые и на самом деле были откровенно списаны с произведений средневекового поэта Франсуа Вийона. Но хвалили все-таки громче, вдохновеннее и искренней. И во многом за музыку, которую написал для постановки Курт Вайль. Брехт называл Вайля не просто композитором, а соавтором, ведь многие текстовые фрагменты рождались вместе с музыкой. Этим триумфом 28-летний композитор закрепил за собой почти официальный титул одной из ключевых фигур в музыкальном мире межвоенной Веймарской республики.

Гений мировой музыки XX века появился на свет 2 марта 1900 года в немецком городе Дессау в семье кантора местной синагоги Альберта Вайля, который между делом еще и писал литургическую музыку. В такой атмосфере сложно было не увлечься сочинением мелодий. В 13 лет Курт написал свое первое произведение «Ми Аддир. Еврейская свадебная песня», а в 18 лет отправился в Берлин учиться у известного композитора Энгельберта Хампердинка. За плечами у парня было несколько лет частных уроков игры на рояле, дирижирования и музыкальной композиции, имелся аттестат зрелости и прощупывался редкий талант. Но денег на жизнь в большом городе не хватало катастрофически, и Курту пришлось очень скоро вернуться из столицы домой. В Дессау будущий автор музыки к «Трехгрошовой опере» получил почти что трехгрошовую зарплату репетитора для музыкантов при местном театре, а чуть позже ему досталось место потеплее – его назначили капельмейстером в городке Люденшайд. Но все это было не то. Кровь кипела, талант уже давно вышел за пределы скромных требований провинциального театра, и Вайль со скромными накоплениями снова отправился в Берлин.

Вернувшись в центр немецкой культурной жизни, 20-летний парень отнес свои произведения композитору с итальянскими корнями Ферруччо Бузони – тот просмотрел работы и позвал Вайля на свой курс в Берлинскую академию искусств. Два года учебы огранили талант молодого композитора – он стал увереннее, среди его произведений появилось несколько зрелых произведений. Под влиянием музыкального языка своих учителей, а также под впечатлением от работ Игоря Стравинского он стремился создавать крупные формы, но вовремя понял, что публика хочет другого. Высокая и тонкая музыка в те времена уступала место ритмам более энергичным и далеко не таким изысканным. Вайлю они были хорошо знакомы – в студенческие годы он подрабатывал на жизнь, играя популярные песенки в таверне Bierkeller. Жилось непросто, себе он оставлял самый минимум, а остальное отправлял семье, но художнику всегда нужно пострадать, хотя бы немного. Впрочем, глубоко в печаль Курт не погружался – он давал уроки еще более юным композиторам и писал новые произведения, работы становилось все больше и больше. В 1922 году состоялась первая премьера работы Вайля на большой сцене – постановка детской пантомимы «Волшебная ночь» в театре на площади Кунфюртендамм. И понеслось. Кантаты, симфонии, оперы, песни, циклы – его увлекало все. «Я никогда не видел отличий между серьезной и легкой музыкой. Есть только музыка хорошая и плохая», – говорил он.

В те годы искусство питалось соками социальных революционных идей, и без политической позиции не жилось даже самому посредственному художнику. Талантливый и неугомонный Курт не оказался исключением – в 1922 году он примкнул к Novembergruppe, обширной группе представителей искусства с левыми взглядами, в которой среди прочих состоял композитор и будущий автор гимна ГДР Ханс Эйслер. В такой компании ему было интересно все – и социалистические взгляды, которые он тогда искренне разделял, и нужные знакомства. В этой дружеской среде его свели с драматургом Георгом Кайзером, и они вместе написали несколько небольших опер. Но это знакомство для Вайля оказалось важным даже не поэтому: дома у своего нового друга Кайзера летом 1924 года он встретил свою будущую жену, актрису Лотте Ленья. Она стала его музой на всю жизнь и исполняла роли во многих операх, положенных на его музыку. А еще – уже после смерти Курта – она участвовала в оригинальной постановке легендарного мюзикла «Кабаре» и сыграла в фильме о Бонде «Из России с любовью».

Вторым определяющим моментом тех лет для Вайля стало знакомство с Бертольдом Брехтом. Началось все с того, что 27-летний композитор прочитал новый сборник стихов 29-летнего немецкого литератора «Домашние проповеди», в числе которых были и пять стихотворений «Песни Махагони» – о выдуманном американском городе, погрязшем в жадности, коррупции и алкоголизме. Вайль настолько впечатлился сюжетом, что захотел немедленно встретиться с автором. Вскоре они уже писали вместе небольшую зонг-оперу «Махагони», которая в 1930 году трансформировалась в полноценное оперное произведение «Расцвет и падение города Махагони». Она появилась бы и раньше, если бы их не поглотила другая работа – над «Трехгрошовой оперой», адаптацией балладной «Оперы нищих» Джона Гея. К чему была такая спешка? Наверное, ответа на этот вопрос нет. Возможно, авторы хотели успеть поставить свою оперу к 200-летию оригинального произведения, но скорее всего, изнутри их просто жгла идея – срочно хотелось броского, острого, резкого и честного. Своего.

Как в случае со многими гениальными произведениями, самые важные штрихи добавлялись чуть ли не на ходу. По иронии судьбы, песня «Мекки-нож» была добавлена в произведение буквально за два дня до премьеры. Актер, который исполнял роль разбойника Мекки, сказал Вайлю и Брехту, что было бы идеально, если бы его роль дополняла вокальная партия – так можно было бы еще полнее раскрыть образ. Балладу о злодеяниях персонажа авторы написали, но без особого энтузиазма. И именно эта музыкальная исповедь стала символом «Трехгрошовой оперы» и превратилась в одну из самых популярных джазово-лирических песен следующих десятилетий. Создать такой долгоиграющий хит специально невозможно, это озарение и откровение. И чудо.

Но Брехт и Вайль не особо верили в чудеса. Они оба любили реальность, авангард, оба рушили старое и тут же создавали новое, оба разделяли идеи левых, но только в разной степени. Чистокровный немец Брехт, который серьезно изучал Карла Маркса и стремился, чтобы у его постановок была явственная политическая нота, так и не смог убедить Вайля в необходимости поднять до максимума коммунистический градус в их работах. «Трехгрошовая опера», которая и без того была напитана духом социализма, стала причиной их самых острых и болезненных споров.

Когда драматург в очередной раз настаивал на том, чтобы поставить произведение в еще более «левом» свете, Вайль окончательно вышел из себя. «Я не могу переложить манифест коммунистической партии на музыку», – высказывал он свое возмущение жене Лотте. Но успех общего детища некоторое время сглаживал конфликты внутри творческого дуэта. «Трехгрошовая опера» гремела на всю Германию, а потом и Европу – только за первый год она с легкостью выдержала 130 постановок и продержалась более четырех тысяч вечеров, но при этом провалилась в США. В 1931 году произведение начало жить еще и в киноформате – австрийский режиссер Георг Вильгельм Пабст снял на ее основе фильм. Вайль с Брехтом были категорически против и даже подали на нахального кинохудожника в суд, но дело проиграли.

С 1933 года безумно популярная опера резко стала никому не интересна. Вскоре Вайль узнал, что они с женой-арийкой уже внесены в черные списки деятелей искусства, подлежащих аресту – он не сомневался, что о его еврействе и левых взглядах уже никто не забудет. Все это время Лотте оставалась рядом с ним, но их безопасность была дороже штампа в паспорте, и пара решила разойтись – в 1933 году они бежали во Францию и оформили развод. Но он был если не фиктивным, то очень недолгим – через Скандинавию и Сибирь они вместе перебрались в США, осели в Нью-Йорке и снова поженились в 1937 году. Правда, в промежутке между браками Лотте без зазрения совести крутила интрижки. Но муж прощал любимой музе все.

Неожиданно для себя Вайль помог вдохнуть в жанр американских мюзиклов новую жизнь. Но прежде чем бродвейские продюсеры и публика его приняли, Курту, как и в молодости, пришлось начинать с низов – чтобы оплатить счета, он сочинял музыку для ширпортребных фильмов. Он не жаловался – такими были правила игры, и он их принимал. Период забвения продолжался недолго. 

В 1938 году Курт вместе с драматургом Максвеллом Андерсоном написал мюзикл «Праздник голландских поселенцев», который стал настоящим событием. В этом же году на родине в рамках Имперских дней в Дюссельдорфе его «Трехгрошовую оперу» назвали примером дегенеративного еврейского социалистического искусства. Но Вайль жил уже в другом мире.

Вслед за «Праздником» появился мюзикл «Леди в темноте» на стихи Айры Гершвина, музыкальная комедия «Одно прикосновение Венеры», другие работы – и все успешные. Вайль становился все более и более востребованным, но славы и признания, в которых он купался во времена своей молодости в Веймарской республике, не было. Ему щедро платили, его хотели слушать, но не хотели видеть – сколько запросов на членство в Американской академии искусств и литературы еврей-социалист Вайль ни подавал, его туда упорно не принимали. Некоторые американские критики считали, что он слишком потакал местным вкусам, чересчур хотел понравиться, слишком «американился», но Вайль не видел в этом ничего плохого. 

«Лотте и я приехали сюда в 1935 году и сразу же влюбились в эту страну. И свой успех здесь (который многие называют “удачей”) я связываю с тем, что я сразу же стал относиться к американскому образу жизни и культурным возможностям этой страны очень позитивно и конструктивно», – вспоминал он.

«Трехгрошовая опера» все-таки стала популярной в США. Ее поставили заново в 1954 году, и она шла на бродвейской сцене с огромным успехом шесть лет подряд, а 48 вариантов песни «Мекки-нож» были проданы тиражом 10 миллионов копий: Бобби Дарин, Элла Фицджеральд, Фрэнк Синатра, Стинг и даже Кевин Спейси – кто ее только ни пел. Но этого успеха Вайль уже не застал – сразу после своего 50-летия он перенес сердечный приступ, после которого так и не смог оправиться. 3 апреля 1950 года композитора не стало. На его надгробном камне были выбиты четыре строчки из пьесы «Затерянные среди звезд» Максвелла Андерсона:

Вот жизнь людская на земле:
Из мглы рождаемся на свет,
Проходит время – и нас нет,
Мы снова растворяемся во мгле.