Размытое искусство

Культовый фотограф Harper’s Bazaar, она превращала любой снимок в искусство. Кристиан Диор доверял свои коллекции только ей. Когда на смену изящным моделям пришли «остро-худые старлетки», Лилиан Бассман разочаровалась в мире глянца. Она вернулась в него только в 1990-х, когда ей было хорошо за 70 – восстановила старые работы в новом цифровом формате и снова покорила мир.

Лилиан Вайолет Бассман родилась 15 июня 1917 года в Бруклине в семье евреев из богемной среды, которые после эмиграции из Российской империи работали в галереях знаменитого музея Метрополитен. Девочка едва ли не с младенчества впитывала в себя искусство, и больше всего юную Лили увлекали работы мастеров старой школы, особенно портреты кисти Эль Греко со слегка размытыми вытянутыми фигурами – именно эти полуабстрактные образы она позже будет повторять в своих работах. Родители поощряли творческие поиски, да и вообще свобода в семье царила полнейшая – Лилиан и ее сестре позволяли практически все (при условии, что они будут гладить себе школьную форму и принимать ванную каждую субботу) и считали девочек зрелыми личностями, способными принимать решения самостоятельно. Видимо, этим и объясняется тот факт, что отец с матерью спокойно разрешили 15-летней Лилиан без предварительных свадебных условностей переехать к 18-летнему художнику Полу Химмелю, сыну начальника матери Лилиан. Они познакомились на пляже Кони-Айленда, когда ей было всего 6, а ему 9, подружились, в подростковом возрасте влюбились друг в друга и решили, что им суждено быть вместе. И не ошиблись – их брак, заключенный в 1935 году, продлился рекордные для творческой среды 73 года.

Выходя замуж, Лилиан и не думала становиться типичной американской домохозяйкой. В юном возрасте она, тонкая и хрупкая, мечтала стать танцовщицей и воплощать грацию и женственность. Но искусство искусством, а нужно на что-то существовать. Начало совместной жизни пары пришлось на Великую депрессию, с работой было непросто, и они хватались за все, что могло принести несколько долларов и хоть как-то соприкасалось с творчеством: Пол учился, а затем стал преподавать живопись, а Лилиан, окончив Высшую школу текстиля на Манхэттене, стала подрабатывать натурщицей, пошла на курсы fashion-иллюстрации в Институте Пратта и горела желанием наконец-то применить свои умения. «Кто-то из моих знакомых подсказал мне отнести свои более чем дикие наброски в Bazaar. Алексей Бродович [арт-редактор журнала. – Прим. пер.] посмотрел на меня и сказал: “Вы ничего не знаете о моде. Я веду курс в Новой школе и запишу туда вас”. Я ему ответила, что у меня нет денег, а он сказал: “Я дам вам стипендию”», – вспоминала она. Лилиан целый год обучалась у него искусству композиции и графическому дизайну, и в итоге учитель предложил ей место стажера в журнале, без денежного вознаграждения, но с возможностью бесконечно практиковаться. Так в 1941 году Лилиан Бассман попала в мир моды.

Четыре года она проработала под крылом Бродовича и даже стала его первой ассистенткой со ставкой, а в 1945 году получила вполне самостоятельную должность одного из арт-директоров в Junior Bazaar, новом издании для подростковой аудитории. Уже там она познакомилась с будущей звездой fashion-фотографии Ричардом Аведоном – они с Бродовичем рассмотрели в худеньком 22-летнем парне в очках мощнейший талант, взяли его в журнал, и вскоре он стал близким другом Бассман (правда, их отношения резко испортились сразу после того, как у Лилиан с Полом появился сын, а рождение дочери и вовсе поставило на их дружбе точку). Наблюдая за его работой и участвуя в ней, постепенно Лилиан начала понимать, что хочет не сортировать чужие снимки, а делать свои. Однажды в самом конце войны Bazaar отправил ее в командировку в Париж, и Лилиан взяла с собой маленькую фотокамеру Rolleiflex, с которой едва научилась обращаться. В Европе она, как и остальные туристы, бездумно щелкала кадр за кадром, но по возвращении домой поняла, что ее творческая сторона начала светиться по-новому. Ей больше не хотелось работать с журнальными макетами – она знала, что будет фотографом.

Ее первыми моделями стали подруги, а основами проявления пленки с ней поделился муж, начинающий и талантливый фотограф-документалист, который много позже, к своим 50, переквалифицируется в психотерапевта. За практикой не нужно было далеко ходить – на одном этаже с ее кабинетом размещалась мастерская легендарного фотографа Георгия Гойнинген-Гюне, который также работал в Harper’s Bazaar, и когда он уехал в командировку рассказывать о тонкостях цветопередачи голливудским операторам, Бассман свой обеденный перерыв проводила в его проявочной лаборатории, наблюдая, как ассистент Гюне переносит кадр на фотобумагу. Там, в красном свете, она колдовала над копиями его, а потом и своих снимков, накладывала на проявляющуюся картинку марлю, вытравливала изображение и превращала отпечаток реальности в тонкий сюр. «Я придумала эту технику обработки снимка – промокала его салфеткой, проходилась лопаткой по главным композиционным элементам. Я открыла совершенно новый уровень съемки, [...] когда в кадре есть все, но это все не в фокусе, а все, что ты видишь, – это атмосфера, экспрессия и жесты», – говорила она.

Еще во время работы в Junior Bazaar Лилиан подошла к Бродовичу и призналась, что теперь – когда она понимала, как рождаются фотографии – ее увлекало только это. И он ей ответил: «А почему бы тебе не стать фотографом, Лилиан?» Так начался новый этап ее жизни. Еще в Junior Bazaar она уже как фотограф получила первого серьезного клиента – с ней захотела работать одна из марок женского белья, а в мае 1948 года, незадолго до закрытия подросткового журнала, на его страницах появилась целая серия свадебных фотографий авторства Лилиан. Когда Junior прекратил существование, Бассман вернули в Harper’s Bazaar, но теперь определили на должность фотографа, а так как она была начинающей, то ей, по ее собственным воспоминаниям, «доставался всякий мусор». Она фотографировала все и всех – «детей, продукты питания, алкоголь, сигареты, нижнее белье, товары красоты», – но больше всего ей удавалась рекламная съемка женского белья в «Новом стиле», ультраженственном и почти интимном, который в 1948 году предложил легендарный Кристиан Диор.

Раньше моделями на съемках рекламы женского белья были пухлые девушки, и в кадр попадало только их тело (все-таки позировать практически обнаженной было зазорно), но Бассман стала приглашать для таких фотосетов стройных моделей и скрывала их лицо своим фирменным затемнением на снимке или просила их грациозно прикрыть глаза руками, немного уйти в тень или изящно отвернуться. Лилиан могла часами разговаривать с девушкой – о ее жизни, отношениях, детях, планах, – чтобы та могла забыть об окружающей действительности и увлечься своими эмоциями. В этот момент Лилиан исчезала – сливалась с фотоаппаратом и ловила задумчивость, легкую грусть или, наоборот, искрящуюся радость. «Им не нужно было соблазнять меня, как они соблазняли мужчин», – говорила Лилиан. Как раз мужчин рядом с ними на съемках не было – Бассман работала только с техником, который после установки света и декораций (Лилиан любила естественное освещение и интерьеры, но иногда выбирать не приходилось) всегда деликатно удалялся попить кофе. Благодаря такой камерности обычные рекламные фотографии превращались в снимки от-кутюр – и все больше и больше клиентов настаивали, чтобы их продукцию фотографировала для Bazaar именно Лилиан.

Но то, к чему так стремилась Лилиан Бассман – художественность и расплывчатость, – стало мешать ее карьере в журнале. Впервые на модные показы в Париж ее отправили в 1949 году, и оттуда Лилиан привезла не совсем то, что ожидала от нее главный редактор Harper’s Кармел Сноу. Вместо нечетких, абстрактных портретов глава журнала хотела видеть конкретику – пуговицы, крой, отделки, ткани. Для Бассман это уж точно был не первый скандал с требовательной и бескомпромиссной Сноу, но, пожалуй, именно тогда Лилиан все отчетливее стала понимать, насколько ее представления о творчестве далеки от коммерческой фотографии. Она продолжала работать со своей музой Барбарой Муллен, моделями Сюзи Паркер, Довимой и Лизой Фонсагривс, но уже чувствовала, что индустрия меняется, и в этом новом мире ей быть не хочется. В 1960-х на смену тонким молодым женщинам в длинных платьях пришли дерзкие старлетки с острыми худыми фигурками в мини. «Меня начало от них тошнить, – призналась как-то Бассман. – Они становились суперзвездами. Они больше не были моделями, с которыми мне хотелось работать. Они командовали съемкой, вместо того чтобы делать то, о чем их просят».

В 1969 году Лилиан Бассман уволилась из Harper’s Bazaar с твердым решением раз и навсегда покончить с карьерой рекламного фотографа. Она испытывала такое отвращение к этой сфере, что сгребла в кучу более сотни уже отобранных негативов рекламных кадров и отправила их в мусорные пакеты, которые в сердцах бросила в темный угол подвала своего дома. Теперь она наконец-то занялась чистым искусством – «героями» ее снимков стали фрукты и овощи, цветы и трещины на городских зданиях. Позже Лилиан переснимала фотографии из журналов о бодибилдинге и изменяла их до неузнаваемости, и с ее прежними снимками у этих работ не было почти ничего общего. Наконец-то Лилиан делала только то, что ей нравилось, только вот ее известность стремительно начала терять градус – за последующие два десятилетия после разрыва с Bazaar у Бассман состоялась всего одна выставка, и та – в родном Нью-Йорке.

В начале 1990-х ее друг, куратор арт-выставок и автор книг о фотографии, гостил у Бассман, случайно нашел те самые заброшенные пакеты с негативами и упросил ее их пересмотреть. С высоты своих 70 с лишним лет Лилиан переосмыслила свое рекламное творчество – она проявила старую пленку и поняла, что хочет воскресить прошлое. Она снова стала использовать свою авторскую технику затирки и отбеливания снимков во время проявки, а позже просто влюбилась в Photoshop, вовсю использовала его инструменты и при печати смешивала краски в картридже принтера для получения неожиданных цветов. И новой публике это понравилось – свежие, старые и воскрешенные работы Бассман стали путешествовать по миру, Лилиан выставлялась в Лондоне, Париже, Нью-Йорке, Милане и Гамбурге, о ней стали писать книги и вспоминать на лекциях по fashion-фотографии.

Через два года после выхода из забвения великая Бассман неожиданно для себя вернулась на страницы глянца – в 1996 году она освещала показы от-кутюр для New York Times Magazine, а в конце 90-х и 2004 году сделала серию фотографий для немецкого Vogue в своей фирменной черно-белой палитре, ее стиль не менялся. В первой половине творческой жизни в фэшн-фотографии у нее практически не было соперниц, но на склоне ее жизни мир играл уже новыми тонами, и этот ритм во всей его полноте способны были почувствовать другие фотографы – та же Эллен фон Унверт, Энни Лейбовиц и Мелисса Родвелл. И все равно у Лилиан никогда не было ощущения, что ей наступают на пятки – она всегда двигалась параллельно. «Всех так потрясает, что кто-то в моем возрасте может продуктивно работать. Но я знаю, где бы я была и как бы жила без работы. И вообще, я уверена, что мне на самом деле 25», – сказала Лилиан в одном из интервью. Она работала вплоть до самой смерти 13 февраля 2012 года и пережила своего любимого мужа на три года.