В такт смерти

В Одессе она была яркой величиной: воспитала гениального пианиста Эмиля Гилельса и других звёзд. Жизнь профессора Берты Рейнгбальд оборвалась внезапно – её самоубийство было слишком многим на руку.

«Все люди нашего круга – маклеры, лавочники, служащие в банках и в пароходных конторах – учили детей музыке. Одесса была охвачена этим безумием больше других городов», – писал Бабель о расцвете музыкальной педагогики в любимом городе. Та лихорадка дала хорошие плоды: Эмиль Гилельс, Святослав Рихтер, Давид Ойстрах, Михаил Фихтенгольц, Татьяна Гольдфарб, Натан Мильштейн – и это только глыбы.

В 1933 году в Одессе открылась первая специализированная школа для музыкально одарённых детей. Одной из ярких величин преподавательского состава была Берта Рейнгбальд. Она воспитала многих выдающихся учеников, но один из них – Эмиль Гилельс – стал настоящей звездой советского пианизма, музыкантом, с которым соперничал Рихтер, доверенным лицом Иосифа Сталина в музыкальном мире. «Титан фортепианной музыки» – так его однажды назвала советская пресса. Имя Рейнгбальд прославилось в педагогике во многом благодаря ему. Но и Гилельс стал собою рядом с ней. Он оказался к тому же тем из учеников, кто за учителя горячо всегда заступался – пишут, что это не столь частое явление в этой среде.

«Трагедия Берты Рейнгбальд» – так называются многие статьи о профессоре. Но жизнь у Рейнгбальд была блестящей – и обещала стать ещё ярче, если бы в 1944 году не оборвалась внезапным самоубийством.

Воспитывалась Берта с братьями и сестрами в доме брата своего отца Владимира Рейнгбальда – художника, владельца небольшой частной школы рисования. В детстве девочка с увлечением занималась математикой и живописью, но остановилась всё-таки на музыке. В 1914-м с золотой медалью она окончила гимназию, ещё через пять лет – Одесскую музыкальную консерваторию по классу фортепиано. Сразу знала, что концертирующим пианистом быть не хочет, музыка интересовала её с точки зрения преподавания. В зрелом возрасте Берта совсем отказалась от сцены, чтобы на первом месте в голове держать программу ученика, а не собственную.

В её класс в Одесской консерватории Эмиль Гилельс поступил в 1930 году. Как раз накануне начала проблем переходного возраста. Берта Михайловна исповедовала гуманный подход в педагогике: поддерживающий формат обучения предпочитала авторитарному. Она не только предлагала Эмилю интересные, способные сочетаться с его темпераментом и уровнем мастерства произведения, но и вводила его в мир музыки, в сообщество её исполнителей и ценителей. С самого начала Берта активно заостряла внимание музыкантов на своём подопечном, совершенно в нём не сомневаясь. В Одессе представила мальчика Александру Боровскому и Артуру Рубинштейну. Оба его основательно расхвалили и не пожалели о своих словах через несколько лет, когда Эмиль Гилельс с гастролями прибыл в США.

Он стал знаменитым после выступления на 1-м Всесоюзном конкурсе музыкантов-исполнителей в 1933-м. Эмиль произвёл впечатление и получил стипендию для одарённых детей. Она думала, что так он будет меньше соблазняться предложениями о концертах и больше думать о своей программе, но теперь его звали на гастроли постоянно. Она везде ездила вместе с ним, в итоге став чем-то средним между педагогом и матерью – воспринимал её Миля, во всяком случае, как родную тётю, на участие которой всегда мог рассчитывать.

Берта Михайловна самолично представила Гилельса и его старшему преподавателю Генриху Нейгаузу. С 1935 года под его руководством Эмиль стал учиться уже в Москве – в Школе высшего мастерства при консерватории имени Чайковского. Берта Михайловна провожала Милю до Москвы, беспокоилась, чтобы он устроился наилучшим образом. Нейгауз впоследствии любил пройтись по её опеке без присущего подобным упоминаниям уважения. Эмиль ссорился с ним на этой почве, не терпел, когда Берту Михайловну бесчестят. Он продолжал называть её своим единственным учителем, даже когда её имя упоминать стало небезопасно.

За победу Гилельса в том самом Всесоюзном конкурсе местное украинское правительство подарило Берте роскошный рояль «Бехштейн». В 1937 году её наградили орденом Трудового Красного Знамени. Она была на слуху, о её методике говорили, ей доверяли организацию образовательных процессов. Рейнгольд помогала состояться Николаевскому и Херсонскому музыкальным училищам, Молдавской консерватории в Кишиневе. До конца 1930-х она успела побывать депутатом городского и областного совета, в течение пяти лет возглавляла исполнительную секцию Одесского отделения Союза композиторов СССР. За концертным графиком Мили, насколько могла, следила на расстоянии. Они переписывались и созванивались, много советовались по программе, говорили о жизни во всех мелочах.

В эвакуацию её отправили в Ташкент – работать в Ленинградской консерватории, разместившейся там же. По мотивам опыта воспитания гения и просьбам коллег сделала доклад «Как я обучала Эмиля Гилельса». Он приезжал к ней туда, на память осталась фотокарточка с надписью: «Дорогой Берте Михайловне с пожеланием скорейшей встречи в Одессе. Миля. 15.IV.43». За время эвакуации она успела получить приглашения на работу от наиболее значимых музыкальных вузов страны: Ленинградской и Киевской консерваторий и Московского института имени Гнесиных. Но ей очень хотелось в Одессу.

Из эвакуации Рейнгбальд вернулась в родной город – туда же после контузии с фронта вернулся её сын, будущий виолончелист Александр Рубинштейн. Одессы, которую они знали, больше не было. Квартира в центре, в бывшем доходном доме Ломейера на Успенской улице, где она прожила с 1920 по 1941 год, была занята каким-то важным чином из НКВД. Съезжать он не планировал. Шикарный рояль марки «Бехштейн» присвоил себе композитор Константин Данькевич – с 1944 года он возглавил Одесскую музыкальную консерваторию. Заведение, в котором Рейнгбальд училась и преподавала, встретило её совершенно безразлично. Её ждала работа в школе для одаренных детей, но чтобы устроиться туда, требовалось иметь прописку, а для этого – жильё. У неё было только временное – угол в одном из коридоров консерватории, в котором она спала полтора месяца в промежутках между толканием в бесконечных конторских очередях.

Её мёртвое тело нашли в лестничном пролёте четырехэтажного дома по улице Новосельского, 91 – после войны тут размещалось горжилуправление. Это случилось 19 октября 1944 года, в день рождения её любимого Мили Гилельса. Определили сразу как самоубийство. Пишут, что в этот момент от Рейнгбальд отвернулась мгновенно вся Одесса. Её поступок считали чуть ли не изменой родине, имя впредь стали вымарывать из методических пособий.

Елена Гнесина взяла под свою опеку сына Берты Алекса, он закончил Гнесинский институт по классу виолончели. Играл в оркестре Эдди Рознера, а в 1978 году эмигрировал в Америку: жил в Лос-Анджелесе, работал в Голливуде. Осенью 1974 года, к 30-летию её смерти, Гилельс собирался дать концерт в Одессе, но тот до последнего момента оставался под угрозой срыва. Руководство города наотрез отказывалось пропечатать имя Рейнгбальд на афише, и пианисту пришлось скандалить в обкоме партии. Музыковеды о ней молчали вплоть до «Перестройки», потом называли послевоенную неустроенность, последствия тифа, депрессию и прочую хмурь причинами такого её конца.

Самоубийство чаще всего внезапно и необъяснимо, что исключительно удобно. О них не любят говорить, а если надо, то и следователь упустит очевидное – например, офицера госбезопасности, который проживал в квартире Берты. Кому была выгодна её смерть, могла ли Рейнгбальд оставить сына и подложить свинью на день рождения лучшему ученику? Так ли в её жизни всё было безысходно, чтобы соблазниться лестничным пролётом? Не пытаясь ничего доказывать, эти вопросы впервые озвучила в своём исследовании музыковед Елена Федорович в 2010-х. Дошли они исключительно до ее читателей – и навсегда останутся лишь одним из миллионов печальных человеческих сюжетов в истории СССР.