Танец голых лебедят

Танцевал почти обнажённым, устроил первый в Палестине конкурс красоты и подарил Израилю кинематограф. А начинал Барух Агадати в Одесском оперном театре.

В 1910 году в Палестину приехал Борис Каушанский – подросток из Одессы, который горел желанием обучаться живописи. По приезде он был уверен, что свяжет всю жизнь с новым местом, поэтому выбрал новое имя – Барух Бен-Иегуда. Живопись стала его новым увлечением, потому что в Одессе он обучался в балетном училище. Но танцевать хотелось и в Палестине: вскоре ему разрешили открыть кружок танцев при художественной школе. Барух был счастлив, но радость эта длилась недолго. Уже одно из первых выступлений для палестинской публики завершилось форменным скандалом. Барух вышел на сцену босиком, в полупрозрачной греческой тунике. Но не успел он сделать и нескольких па, как тишину нарушил звучный женский голос: «Безобразие! Безобразие и стыд!» А вслед за этим зрители стали покидать зал.

Голос принадлежал Хемде Бен-Иегуде – жене возродителя иврита Элиэзера Бен-Иегуды. В мальчике, облаченном в тунику, она увидела оскорбление морали и нравов. Другие зрители, может быть, и не увидели того же – но поспешили вон из зала, чтобы не потерять свой собственный авторитет: раз Хемда сказала «позор» – значит, «позор», и точка.

Премьера провалилась. Танцор был обижен, но его желание добиться успеха на сцене стало лишь сильней. В сердцах он сменил фамилию на Агадати. На иврите «агада» значит «сказка, легенда». Барух Агадати хотел стать легендарным – и стал им. Этот человек придумал новый израильский танец и покорил с ним Европу. А когда ему стало скучно – заодно придумал и израильский кинематограф, в котором он был одновременно и актером, и режиссером, и продюсером.

Его псевдоним Барух Агадати, как вспоминал он сам, появился еще в Одессе. Однажды, представляя его, кто-то в шутку сказал: «А вот и наш легендарный Барух!» Барух запомнил это и решил, что это красиво. Он родился в 1895 году в бессарабских Бендерах. Всегда говорил, что именно там почувствовал любовь к танцам: мальчик видел гуляния цыган на берегу Днестра и был впечатлен. Позже, когда его семья переехала в Одессу, он сходил на балет и окончательно решил, кем хочет стать в жизни. «Я собираюсь стать балетным танцором!» – объявил он отцу. Тот был в ярости, но позволил сыну пойти на просмотр в училище – лишь потому, что был уверен: там Баруха высмеют и вернут в реальность. Но, к удивлению отца, того похвалили и приняли.

На втором году обучения Барух случайно попал на лекцию Бориса Шаца, который агитировал еврейскую молодежь учиться в его художественной школе – будущей академии «Бецалель». Воодушевившийся перспективами, балерун отбыл в Палестину. Правда, совсем не учел, на что он будет существовать на новом месте. Танцевальные навыки юноши там мало кого интересовали. Выход нашел сам профессор Шац. Он устроил ученика на работу по укладке дорог от Петах-Тиквы к новому городу Тель-Авиву. Так по договоренности с Шацем, чередуя работу с учебой, месяц Барух работал на строительстве новой трассы, а другой – обучался живописи. В конце концов на стройке он подхватил малярию – и Шац сжалился над юнцом. К тому времени он уже был осведомлен о танцевальном таланте ученика – и разрешил открыть ему при школе платные уроки танцев. Теперь распорядок дня выглядел так: днем Барух изучал живопись, а по вечерам – местную танцевальную культуру, на основе которой начал создавать и собственные постановки. Первая из них – «Траурный марш» под одноименное произведение Шопена – и закончилась скандалом с мадам Бен-Иегудой.

Вскоре Баруху пришлось уехать по делам в Одессу – из-за войны и революционных событий он задержался в городе детства до 1919 года. За это время окончил балетную школу и стал работать в танцевальной труппе Одесского оперного театра – месте, которое когда-то его так восхитило. Так что в 1919-м в подмандатную Палестину вернулся уже настоящий профессионал – от мальчика в тунике, который вызвал скандал, в нем осталось мало. В Тель-Авиве Агадати вскоре организовал «Еврейский художественный балет», в котором выступал одновременно хореографом и солистом.

«Здесь я начал создавать и шлифовать израильский балет, много экспериментировал», – вспоминал Барух. В начале 1920-х годов Агадати создал собственный танец – его основой стали молдавские народные пляски. Этот танец и сегодня невероятно популярен в Израиле. В честь создателя его называют «хор Агадати».

Во второй половине 20-х Барух отправился в Европу с сольной программой. Успех был ошеломляющий. Первоначально он планировал концерты в Париже, Вене и Варшаве. Но заявок было так много, что гастроли пришлось продлить – Агадати рукоплескали в столицах и местечках по всей западной и восточной Европе. Вот что писал критик из Каунаса: «Еврейский танец нашёл в лице Агадати своего реформатора. Уже 10 лет он работает в сфере еврейского национального искусства и за это время создал по-настоящему новое направление. Агадати создал национальный танец во всех его разновидностях. Он стилизовал хасидский танец, создал танец диаспоры, стилизовал самобытные йеменские танцы. В его творчестве проявляется возрождение страны».

Одной из отличительных черт творчества Агадати было то, что не движения подстраивались под музыку, а музыка под движения. Композиторы сочиняли сопровождение для танцора, уже зная, как он будет двигаться на сцене. Часть сольных танцев и вовсе была лишена музыкальной составляющей. Либо же она звучала, предваряя выступление, а затем в полной тишине Барух исполнял свои хореографические па.

Вернувшись в Палестину, Барух Агадати занялся постановкой пуримских шествий в Тель-Авиве, превратив их в костюмированные карнавалы. В результате объявленного им конкурса на лучшее название пуримский карнавал стал известен как «Адлояда». В рамках карнавала Агадати провел и первый в истории подмандатной Палестины конкурс красоты Израиля – публика выбирала царицу Эстер. Голосование на конкурсе проводилось с помощью билетов на бал. Впрочем, в 1931-м из-за недовольств религиозного населения выборы царицы Эстер прекратились.

Параллельно с хореографией и карнавалами Барух увлекся кинематографом. В 1931-м он основал собственную кинокомпанию Aga-film и стал выпускать документальные и художественные картины о жизни первых поселенцев в Палестине. Как и в танце, он выступал сразу и продюсером, и сценаристом, и режиссером-постановщиком, а иногда даже и актером. После образования Государства Израиль Барух открыл первую в стране кинокомпанию «Гева» в Тель-Авиве и кинотеатр.

В последние годы жизни Барух возвратился к живописи. За неделю до смерти в январе 1976 года именно живопись он назвал главным достижением своей жизни. Танцор и режиссер Барух решил, что кисть и бумага – это как раз то, что он искал сорок лет. «Я хочу, чтобы это поняли. Но не знаю, существует ли еще публика, которой это нужно», – сказал он. Впрочем, ожидания публики всегда были последним, что его волновало.