Хаим Сутин родился 13 января 1893 года в еврейском местечке Смиловичи в Белоруссии. Ему дали имя в честь деда.
На родине художника в Смиловичах практически не бывало чужаков и пришельцев. Никаких развлечений — кроме криков и ругани здесь тоже не знали. Синематограф до городка не дошел, изобретением Гутенберга практически не пользовались, новости передавались "беспроволочным телеграфом". Основной достопримечательностью селения была пожарная башня, изукрашенная надписями на идиш. Ее не уничтожила даже война. Местные мальчишки забирались на нее и смотрели вдаль. Все, что было за линией горизонта, представлялось недостижимым и опасным. До сих пор во многих энциклопедиях мира в статьях про французского живописца Хаима Сутина местом его рождения называют Вильнюс. Дело в том, что название Смиловичи столичным снобам ничего не говорило, и Сутин застенчиво умалчивал, откуда он родом.
Казалось бы, какое значение имеют незначительные детали и подробности навеки канувшего в Лету быта. Однако именно они, да еще местечковые страхи и опасности, обрушившиеся на голову впечатлительного юноши, сделали из Сутина великого художника. В 17 лет Хаим поступил в услужение к известному виленскому адвокату Рубинлихту. Именно он первым обратил внимание на рисунки юноши. Неизвестно, чем он пленился в тех набросках? Ведь большая их часть утеряна. В каталоге аукциона "Кристи" за 80-е годы представлены лишь два рисунка вильнюсского периода. Адвокат дал Хаиму рекомендательное письмо в Виленское иудаистское общество поощрения художеств. Блестяще окончив трехгодичную художественную школу в Вильно, Сутин оказался на перепутье. Как и для многих еврейских художников, путь на восток — в художественные центры Российской империи — был для него закрыт чертой оседлости и законами о прописке, поэтому, как и многие из них, он выбирает путь на Запад. Старшие коллеги убедили его ехать в Париж.
В июле 1912-го голодный и оборванный Сутин прибыл на Северный вокзал Парижа, имея в кармане несколько рублей и адрес сети художественных мастерских под названием "Улей". Когда Сутин впервые постучался в двери этого дома, здесь бок о бок с разноплеменной художественной богемой уже работали, по крайней мере, пять художников, брошенных по капризу русско-еврейской судьбы в безбрежное море Парижа: Марк Шагал из Витебска, Осип Цадкин из Смоленска, Яков Липшиц из Друскеник, Натан Альтман из Винницы и Давид Штеренберг из Житомира. Кроме них в разное время находили себе пристанище в "Улье" Александр Архипенко из Киева, Амедео Модильяни, Фернан Леже и теоретик кубизма Андре Салмон, поэт Гийом Аполлинер. Хаим Сутин провел здесь семь или восемь лет жизни
Поначалу ему пришлось подрабатывать натурщиком: неведомые молодые люди с замысловатыми фамилиями Фужита, Кислинг, Фриш преобразовывали его тело в линии, полутона и тени. Но зато он общался с самыми настоящими художниками! Именно тогда он познакомился со своим земляком, скульптором и графиком, выходцем из белорусского местечка Осипом Цадкиным. Цадкин предложил Хаиму делить с ним мастерскую.
Мастерская находилась в подвале старого четырехэтажного дома рядом со сквером на улице Вожирар — неподалеку от знаменитых парижских боен. Забравшись на крышу, Сутин подолгу смотрел, как дюжие работники волокут упирающихся животных в специальное помещение, откуда затем выносят страшные кровавые туши. Узнав, за чем именно часами наблюдает его юный друг, Цадкин привел Хаима к Пикассо, послушать его рассказы про бой быков в Испании. Прежде Сутин не представлял себе, что человек и бык могут схватиться на равных.
Большое значение в судьбе Сутина сыграл Модильяни, который притащил его к себе в мастерскую, заставил позировать, потом предложил ему пожить на улице Жозеф-Бара у его друга поэта Леопольда Зборовского, который продавал картины Модильяни. Правда, жена Зборовского Анна невзлюбила Хаима и запретила приводить его в дом. В отместку Модильяни нарисовал портрет Сутина прямо на двери ее квартиры. Хаим стал легендарной личностью среди обитателей Монпарнаса именно из-за этой двери. Его портрет пытались оттереть, выжечь, выскоблить, в конце концов, дверь сняли с петель и выставили на продажу. Ее купил какой-то сумасшедший мануфактурщик, любитель пост импрессионистов Люсьен Map. А через десять лет продал — она стоила в тысячу раз больше. Когда в 1920 году Модильяни умирал от туберкулеза, он сказал своему галерейщику, польскому поэту Зборовскому, что он уходит из жизни, но оставляет ему вместо себя настоящего художника — Хаима Сутина.
В начале 20-х, когда Франция переживала эйфорию после победы над Германией, и, казалось, все самое страшное осталось позади, изображения огромных окровавленных туш принесли Сутину признание. Сам Хаим толком не отдавал себе отчета, откуда взялась эта слава. Его картины стали хорошо продаваться. Он завел собственную студию на площади Клема, откуда открывался удивительный вид на Сену — он напоминал ему вид на Двину, реку его детства.
Начало войны застало Сутина в Париже. Он не уехал, как Шагал, Цадкин и многие другие его друзья. Он словно дожидался апокалипсиса, который предрекали его же собственные картины. После немецкой оккупации Парижа Сутин жил в постоянном страхе быть арестованным за свое еврейское происхождение. Весной 1941-го друзья настояли, чтобы он переправился на юг Франции (свободный от нацистов) и поселился в Шампиньи-сюр-Вельдре, где мэр города Фернан Мулен снабдил его фальшивыми документами. Здесь были созданы последние работы Сутина.
В августе 1943-го резко обостряется его болезнь — язва желудка. Спутница последних лет жизни везет его на операцию в Париж. Опасаясь немецкой полиции, они выбирают самый окольный путь. В Париже его сразу же кладут на операционный стол, но было уже поздно. Он умер в августе 1943 года, на операционном столе. Ему было 50 лет. Он похоронен на Монпарнасском кладбище в Париже недалеко от Бодлера.
По живописной манере работы парижского художника Хаима Сутина ближе всего к экспрессионистам, и все же его невозможно причислить ни к какому современному художественному течению. Однако сквозь "общий стиль" всегда прорывается его в высшей степени необычная индивидуальность.
В его картинах аккуратные французские пейзажи, которые лишаются привычного обличья: дома, земля, деревья трагически искривляются, срываются со своих мест, втягиваясь в бушующий цветовой вихрь. В его портретах физический облик модели трансформируется в психологический образ, каковым видит его пристрастный глаз художника. Часто они похожи на гротески, где одна черта характера превалирует надо всем остальным, подчеркнутая искажениями формы и кричащими диссонансами красок.
И это неудивительно, ведь индивидуальный стиль Сутина был сформирован специфическими обстоятельствами его биографии.
Материал подготовил
Дмитрий СТЕФКИН