Таинство Исаака Левитана

Не то, что мните вы, природа:

Не слепок, не бездушный лик —

В ней есть душа, в ней есть свобода,

В ней есть любовь, в ней есть язык...

Эти тютчевские строки очень часто любил повторять родоначальник русского пейзажа и учитель Исаака Левитана Алексей Кондратьевич Саврасов. Великий пейзажист научил своих подопечных такому мастерству, которым тогда владели не многие из художников — умению видеть в каждой частице природы нечто мимолетное и в то же время вечное, почувствовать ее настроение, стать с ней одним целым. Восприняв этот урок и став маститыми художниками, "саврасовцы" не изменили своего трепетного отношения к природе.

И тем это было труднее, что тенденции того времени, в которое им пришлось жить и творить, требовали постановки совсем иных творческих задач. Для художников того времени было характерно непонимание и отторжение всего, что не отвечало передовым идеям революционно настроенной общественности конца XIX века, с одной стороны, и предвзятое (поначалу) отношение к пейзажу как к самодостаточному и законченному произведению искусства — с другой. Но это только подхлестывало молодых художников, таких как Коровин и Левитан. Самому Левитану всю жизнь приходилось противостоять мысли о предназначении искусства как носителя передовых идей.

Исаак Ильич Левитан не оставил после себя ничего, что могло бы заинтересовать дотошных биографов. Его личный архив — переписка и, вероятно, те или иные документы — были уничтожены по его же распоряжению братом Авелем незадолго до смерти художника. Остались только воспоминания о его родных, а также друзей и современников. Скрытный до таинственности, не любивший распространяться направо и налево о своей зачастую трудной жизни, Левитан был очень избирательным и требовательным к людям, которых он считал своими друзьями. Одним из них был А. П. Чехов, который всю свою жизнь вел с Левитаном дружескую переписку. Кое-что сохранилось из воспоминаний брата и сестры А.П. Чехова.



Левитан родился 18 (30) августа 1860 года в местечке Кибарты близ железнодорожной станции Вержболово, бывшей Сулакской губернии. Отец его был довольно образованным по тогдашним временам и условиям человеком. Сын раввина, он не только окончил ешиву, но и самостоятельно овладел немецким и французскими языками, что и стало для него средством существования в Ковно, где он давал уроки, а затем работал переводчиком при сооружении железнодорожного моста французской строительной компанией. В начале 1870-х семья Левитана в поисках заработка перебирается в Москву. Но и здесь им пришлось вести весьма жалкое существование.

В сентябре 1873 года тринадцатилетний Левитан поступил в Московское Училище живописи, ваяния и зодчества, где учился его старший брат. Здесь он был принят в так называемый оригинальный класс, где учащиеся делали копии с оригиналов — рисунков мастеров. Левитан делал успехи в Училище, чем вызвал расположение учителей. В сентябре 1874 года его перевели в натурный класс, а вскоре он попал в пейзажный класс под руководством Саврасова.

Существовало предание, что Левитан с детства любил смотреть из окна на городские крыши и на удивленные вопросы, что он там нашел интересного, отвечал: "Погодите, увидите, что я из этого сделаю..." Теперь уже трудно установить, правда это или задним числом выдуманная легенда. Но, во всяком случае, в Училище в Левитане уже явственно пробудилась тяга к такому виду живописи, который совсем не был тогда в чести. Все передовые художники избегали писать природу. В письме Крамского Репину можно найти строки, очень хорошо отражающие отношение в художественной общественности того времени к пейзажу: "...я пока еще ничего не начал, а все больше занимаюсь пейзажем; боюсь, как бы не сделаться пейзажистом совсем, так и тянет".

Левитан выбрал каменистую и крутую тропинку. Семья его крайне нуждалась. Даже самым близким друзьям он не мог доверить мучительнейших воспоминаний о том, как семья погружалась в безнадежную нищету. Негодовал ли мальчик на непрактичность родителей, на отца, вышедшего из зажиточной семьи, а теперь обивавшего пороги богатых домов в поисках грошовых уроков? На эту тему Исаак не говорил даже с самыми близкими друзьями. Все знали только то, что многое из своей прошлой жизни Левитан хотел забыть. Мысль об аналогичной судьбе приводила его глубокое отчаяние.

В 1875-м у Левитана умерла мать, два года спустя сам Исаак и отец заболели брюшным тифом.... Из больницы мальчик вернулся сиротой. Времена, когда он мог приложить к прошению о продолжении обучения в Училище пятнадцать рублей, миновали без возврата. Пришлось, "ввиду крайней бедности" писать старшему брату прошение об освобождении от оплаты за обучение. В Училище пошли навстречу талантливому мальчику. Здесь вообще преобладали дети малоимущих ремесленников и крестьян. Поэтому бедностью тут трудно было кого-нибудь удивить. И все же, по воспоминаниям художника Нестерова, про Левитана ходило много полуфантастических рассказов. А застенчивая скрытность только подзадоривала домыслы любопытствующих.

Товарищ по училищу, Костя Коровин, как-то передал горькие слова, услышанные от старого, спившегося художника: "Кто же это тебя надоумил... в художество, а?"



Вскоре к материальной нужде и лишениям прибавляется и еще одно: после покушения студента Соловьева на царя Александра II в мае 1879 года началось выселение евреев из Москвы, и Левитану с братом и сестрой пришлось перебраться за город, в дачную местность Салтыковку по Нижегородской железной дороге. Там Левитан, стесняясь своего более чем скромного костюма, забирался в поисках безлюдных мест в самые глухие закоулки, подальше от расфранченных дачников. Так он мог хоть на некоторое время позабыть обо всем на свете и отдаться целиком созерцанию природы. Иногда он прокрадывается на платформу, где пролетающие мимо поезда вселяли в него надежды и мечты возвратиться туда, где бурлит жизнь, где есть люди, понимающие его не только в постигавших его несчастьях, но и в творческих исканиях.

И — наконец — удача! Муж сестры продает одну из картин Исаака в Москве за сорок рублей, а позже сам Левитан получает стипендию от князя Долгорукого. К тому времени и начальственная строгость ослабевает: при помощи Училища удается снова вернуться в Москву. В 1879 — 1883 годах он продолжает успешно и с увлечением учиться в Училище живописи.

В пейзажной мастерской колдовал над учениками Саврасов, который особенно упирал на роль работы с натуры. Саврасов умел воодушевить своих студентов и, охваченные восторженным поклонением природе, они, сплотившись в дружной компании, работали не покладая рук и в мастерской, и дома, и на натуре. С первыми весенними днями вся мастерская спешила вон из города, и среди тающих снегов любовалась красотою пробуждающейся жизни. Расцветал дуб, и Саврасов, взволнованный, вбегал в мастерскую, возвещая об этом, как о целом событии, и уводил с собою молодежь опять туда, в зеленеющие рощи и поля. Общее воодушевление не давало заснуть ни одному из учеников мастерской, и все Училище смотрело на эту мастерскую какими-то особенными глазами. Левитан жадно впитывал в себя все эти впечатления.

Преданный всей душой и сердцем живописи, Левитан отличался от остальных учеников Саврасова особым чутьем. За свои работы он получал соответствующие награды и поощрения. Выставленная на ученической выставке картина "Осенний день. Сокольники" была приобретена не кем-нибудь, а самим Павлом Михайловичем Третьяковым, что было в то время своего рода общественным признанием художника. В 1881 году Левитану присудили за рисунок с натуры малую серебряную медаль, а в начале 1883 года, окончив научный курс Училища, он подает картину на большую серебряную медаль, дававшую право на поступление в Академию художеств.