Великий комик, фарцевавший носками

Когда он эмигрировал из России, фильмы с его участием, как это было принято в те годы, хотели положить "на полку". Но это оказалось невозможно. "Запереть" пришлось бы добрую четверть самых ходовых картин, включая "Неуловимых мстителей", "Трембиту", "Джентльменов удачи", "Иван Васильевич меняет профессию", "Не может быть!", "Большую перемену", "Афоню". И тогда его имя стали вырезать из титров. Но зрителю и не надо было читать, чтобы знать, что перед ним Савелий Крамаров, самая смешная физиономия советского кино. Сейчас заслуженному артисту России, умершему вдалеке от нее и покоящемуся на кладбище под Лос-Анджелесом, исполнилось бы всего-то 66 лет. Он не афишировал свою национальность, не все знали, что Савелий еврей. Впрочем, у комиков нет национальности, они принадлежат всем, кто понимает их юмор.

Помнится, на заре перестройки молодежной редакции журнала "Советский экран", которую я возглавлял, пришла шальная мысль дать на первую обложку одного из молодежных номеров Крамарова! Поначалу посмеялись над этой совершенно, казалось бы, безумной идеей. А потом я вдруг подумал — почему бы и нет? Это будет "бомба"!

Ходили противоречивые слухи, что, поменяв место жительство, актер зарабатывает, рассказывая байки в эмигрантских ресторанах, что он чуть ли ни торгует сосисками на улице, что с головой ушел в религию. Кто-то считал его жертвой собственных амбиций, кто-то — жертвой эпохи застоя. Но, не вдаваясь в причины его отъезда, хотели рассказать о художнике, которому — в его жанре — замены так и не нашлось. К тому же актер уже стал появляться в американских картинах (там-то, в фильме "Москва на Гудзоне" его герой, бывший агент КГБ, невольно оставшийся в Америке, и торговал сосисками).

Конечно, взять интервью у самого артиста было нереально, но я разыскал фотографа, снимавшего Савелия, вызвонил его старых друзей-соратников, нашел даже учительницы английского, натаскивавшего его перед отъездом по части английского языка (правда, кое-кто начинал упрямиться, говорить, что знал Крамарова слишком мало, чтобы что-то говорить о нем, но иные ударялись в воспоминания охотно). Рассказывали, каким изгоем он себя ощущал, когда, объявив о своем предстоящем отъезде (а визу пришлось ждать три года), попал в "черные списки" и его перестали снимать, знакомые прекратили с ним контакты. Рассказывали, что он бросил пить и курить, стал ходить в синагогу, разговаривать на религиозные темы, стал довольно набожным. Рассказывали, что сильно переживает разлуку с Родиной и, встречая знакомых, даже плачет.

Журнал вышел; правда, без ведома редакции фото Савелия на обложке заменили "девочкой с кошечкой". Цензура поработала! Но публикация все равно была замечена, и пришло много писем от поклонников этого комика, сожалеющих, что он покинул не ласковую к нему Родину (говорил, что прожил там не самую лучшую часть своей жизни, ведь даже за последнюю роль перед отъездом — в фильме "Новые приключения капитана Врунгеля" — ему не заплатили: как бы в наказание).

А позже пришло письмо и от самого Савелия Викторовича, которому кто-то переслал в Америку этот номер журнала. Артист был совершенно потрясен — он и не думал, что о нем когда-либо вновь будут в России писать. Я подготовил ему ответ с выдержками из восторженных писем читателей о его таланте. Отдал секретарше главного редактора, чтобы она отослала в США. Но... спустя года полтора, при разборе редакционных завалов во время субботника, я нашел это письмо неотосланным. Сработала и внутриредакционная цензура. Как бы, дескать, чего ни вышло...

Спустя еще года два я встретил Крамарова на "Кинотавре" в Сочи. Он ходил с охранниками и явно ждал какого-либо подвоха, бритоголовые крепыши ходила рядом даже когда он танцевал с дамой. Но потом его страхи улетучились, и на пляже к беглой знаменитости уже можно было подойти. Интервью он тогда никому не давал, но когда я напомнил о публикации в "Советском экране", тут же встрепенулся, сказав, что он "обалдел, когда ее увидел" и — сделал для меня исключение. Поскольку я был в одних плавках, мне пришлось срочно подбежать к разбросанным на песке загорающим коллегам, взять у кого-то блокнот, у кого-то — ручку. Он выглядел тогда гораздо моложе своих 58 лет. Вокруг него охотно вились девушки, и он, избавившийся в Америке от своего косоглазия, посматривал на них с гордостью.

Сидя на пляжном лежаке, мы проговорили с кумиром моего детства (ведь помню его еще по фильмам "Друг мой, Колька!", "Ребята с нашего двора", "Первый троллейбус") почти час. О чем он расспрашивал меня — уже не так интересно. Важно было, что он говорил о себе. Передо мной открылся человек гораздо более сложный, нежели его дурачки-персонажи, открылась непростая судьба (Савелий, как и многие в 30-50-е годы был "сыном врага народа": отца забрали в 1934-м, и мальчика вырастил, по сути, дядя).