Общество
Еврейский волкодав
Сумерки приносили Одессе налёты, убийства и ограбления...
20.04.2015
Имя Вадима Сидура еще при его жизни приобрело международную известность, при этом на родине его творчество фактически находилось под запретом, а сам он оставался «невыездным». Судьба, типичная для многих представителей «неофициального искусства» советского времени, но необычная для скульптора-монументалиста.
«Как человек и художник, я считаю свою жизнь и судьбу очень счастливой, но в то же время в ней постоянно присутствует трагедия», — однажды сказал о себе скульптор Вадим Сидур (1924 – 1986). Биография этого человека как будто полностью соткана из противоречий. Фронтовик, добровольцем ушедший на войну, он создал поразительной силы образы, призывающие к миру. Он стал инвалидом, воюя с фашистской Германией, но первыми его творчество оценили именно немцы. Автор памятников, стоящих во многих городах Европы, он мог увидеть лучшие свои работы лишь на фотографиях, поскольку власти не выпускали его за границу. На родине Сидура оценили с опозданием — при его жизни в Москве были установлены лишь две его скульптуры, зато через три года после смерти открылся посвященный ему государственный музей. Однако о существовании этого музея, расположенного в спальном районе Перово, не догадывается даже большинство москвичей, не говоря уж о туристах. Недавно музей полностью обновил свою экспозицию. Куратором стал друг Сидура — немецкий ученый-славист профессор Карл Аймермахер. В придуманной им экспозиции много воздуха, каждую работу можно обойти и рассмотреть со всех сторон. «Мы выбрали ограниченное число экспонатов. Ведь помещение музея невелико, а работы, которые вы видите здесь, представляют собой модели монументальных скульптур. Поэтому, несмотря на то что они маленькие, они требуют вокруг себя огромного пространства, иначе они не действуют», — поясняет он.
ВОЙНА И МИР
Вадим Абрамович Сидур родился в 1924 году в Екатеринославе (ныне Днепропетровск). В 1942-м в 17-летнем возрасте ушел добровольцем на фронт, прибавив себе лишний год, в 18 уже командовал пулеметным взводом. В бою при освобождении родного города был тяжело ранен в лицо, контужен. Война для него закончилась, начались скитания по госпиталям. В 1945 году он прибыл на лечение в Москву, а, выйдя из больницы, поступил на факультет монументальной скульптуры Строгановского училища. Послевоенная столица показалась ему новым миром.
«Хроническое, доходящее до обмороков недоедание в детстве — печально известный голод на Украине, кошмары эвакуации, пережитые им в подростковом возрасте, почти не отличавшаяся от лагерной жизнь в пулеметном училище в Кушке, фронт, ранение, бесконечная череда госпиталей — все это воспринималось им как норма человеческого существования. По его собственному признанию, в послевоенной Москве он ощущал себя пришельцем с другой планеты», — писал приемный сын скульптора, Михаил Сидур. Фронтовик, член партии (в нее он вступил на фронте), Сидур был, как говорили тогда, «активным общественником», успешно продвигался по профсоюзной и комсомольской линиям, дослужился до секретаря профкома училища. Он успевает и работать, и участвовать в конкурсах, и выставляться вместе с друзьями, скульпторами В. Лемпортом и Н. Силисом, под общим псевдонимом «ЛеСС». При этом каждый день плавает в бассейне и не пропускает ни одной вечеринки. (Несколько работ этого периода, немного наивных, еще традиционно-реалистических, представлены сейчас в музее.)
Казалось, все страшное осталось позади. Но в 1961 году праздник жизни резко прерывается: 37-летний Сидур переживает тяжелый инфаркт. После этого он целый год не может заниматься скульптурой, сосредоточившись на рисунке и гравюре. В этом время в нем происходит внутренний перелом: чудом уцелевший на войне художник снова со всей ясностью осознает, что жизнь конечна. «Если расчленить то, что я сделал по проблемным критериям, — писал скульптор, — то я бы выделил два этапа: первый — до 1961 года, то есть до инфаркта, второй — после, когда проблема жизни и смерти обозначилась и проступила контрастно и четко, когда преобладающими сделались темы страдания живых и предсмертная мука...»
ДЕТИ ПОДЗЕМЕЛЬЯ
Жизнь скульптора полностью меняется: он разочаровывается в совместной работе с соавторами, женится на 20-летней Юлии Нельской. После инфаркта он больше не мог поднимать тяжести, работа с камнем теперь для него исключалась, да и с металлом приходилось нелегко. Даже передвинуть готовую скульптуру с места на места — проблема! Позже он научится, используя многочисленные подставки разной высоты, не поднимать работы, а как бы перекантовывать их, уменьшая тем самым нагрузку. В работе помогали друзья и жена, в совершенстве освоившая искусство обращения с напильником. В те же годы меняется не только жизнь самого Сидура, но и атмосфера в обществе. 1962-й — год печально известной выставки в Манеже, той самой, на открытии которой Хрущев учинил разнос всему тогдашнему современному искусству и обозвал художников «пидарасами». Работ Сидура на выставке представлено не было, однако в последовавших за выставкой газетных статьях его громили за «формализм» наравне с ее участниками.
Отныне его не выставляли, не давали государственных заказов, имя его не упоминалось в печати. Зарабатывать он мог лишь книжными иллюстрациями и созданием надгробий. Несмотря на это, скульптор никогда не задумывался об эмиграции. «Художник может быть свободным и несвободным в любых внешних условиях, — утверждал он. — Тот, кто уехал без внутренней свободы, тот не сможет ее обрести и на новом месте жительства». Сам он обретал свободу лишь в подвале, выделенном ему МОСХом под мастерскую. В ней скульптор, несмотря на постоянные проблемы со здоровьем, проработал тридцать лет. 100-метровый подвал постепенно заполнялся скульптурами, которые некуда было деть, — Сидур называл их «мои дети». (В конце жизни нехватка места дошла до того, что скульптор, создав несколько новых работ, фотографировал их и тут же разрушал, чтобы освободить пространство для следующих «детей».) Он вырабатывает собственный художественный язык — предельно лаконичный, но в то же время далекий от абстракции. Западные критики позже сравнивали его с Генри Муром.
«Сидур всегда дает возможность узнать сюжет, но, когда начинаешь присматриваться, в его работах обнаруживается какая-то неоднозначность, они призывают зрителя к диалогу, — говорит Карл Аймермахер. — Некое отчуждение, преувеличенность жеста — все это дает каждому возможность интерпретировать их по-своему». Известный немецкий славист, как и многие поклонники скульптора на Западе, впервые познакомился с его творчеством по фотоснимкам. «Впервые я увидел фотографии скульптур Вадима в Праге, у одного моего приятеля — чехословацкого журналиста, и, честно говоря, не поверил, что подобное искусство возможно в СССР. Одна работа называлась “Пулеметчик”: у героя не было лица, только каска. Человек превращался в инструмент! Меня это поразило, и я захотел познакомиться с автором».«Пулеметчик», 1960 г., алюминий
ВЗГЛЯД СО СТОРОНЫ
Приехав по делам в СССР, Аймермахер познакомился с Сидуром через общих друзей. По воспоминаниям самого скульптора, это был первый немец, которого он увидел «не через прицел». Они стали друзьями. Аймермахер писал о Сидуре статьи, устроил около двадцати выставок, хлопотал об установке в Германии памятников по его эскизам.
Увеличенные версии небольших работ, сделанных скульптором без всякой надежды на установку, изготавливались без участия автора: Сидур очень страдал из-за того, что не может лично проследить за процессом, но за границу его не выпускали. В 1974-м на центральной площади Касселя поставили «Памятник погибшим от насилия». В Берлине был установлен монумент «Треблинка», в Дюссельдорфе — «Взывающий», в Констанце — «Памятник современному состоянию», в Оффенбурге — «Памятник погибшим от любви». «Портрет Альберта Эйнштейна» добрался до самого Чикаго. Американцы хотели купить его за 15 тысяч рублей, но сделку не одобрила тогдашний министр культуры Фурцева (по слухам, из-за того, что самая дорогая скульптура Ленина в Советском союзе стоила всего 10 тысяч). В итоге Сидур просто подарил заокеанским поклонникам эту работу.
Выполненные автором модели его знаменитых памятников играют главную роль в новой экспозиции музея. Целый зал на втором этаже отдан антивоенным работам — скульптурам и гравюрам. «Эта тема — главная у Сидура, мне хотелось сделать на ней особый акцент, — признается куратор, — поскольку скоро у вас будут праздновать День Победы, вероятно, будет много героической риторики, которая до какой-то степени оправдана. Ведь и Сидур был убежденным коммунистом, сам бросился в пекло войны. Но, пройдя ее, он понял, что слова о “героизме”, идеология, пропаганда приводят к уничтожению людей. У нас в Германии идеология и наш “героизм” оказались виноваты в том, что было убито так много евреев — и не только евреев».
КОГДА Б ВЫ ЗНАЛИ, ИЗ КАКОГО СОРА
Когда творчество скульптора обрело известность на Западе, в его мастерскую начало приходить все больше иностранцев. Однажды среди них оказался немец, когда-то воевавший в тех же местах, что и Сидур. Они выяснили, что участвовали в бою около одной и той же деревни. Возможно, даже стреляли друг в друга! Встреча бывших врагов закончилась совместными возлияниями и клятвами в вечной дружбе.
«На посетителей подвала, среди которых было немало известных ученых, писателей, журналистов и бизнесменов, работы скульптора производили впечатление буквально шоковое: почти никто из них не предполагал, что в Советском Союзе может быть искусство, соответствующее, по их мнению, лучшим мировым образцам, — писал Михаил Сидур. — Сам того не желая, Сидур придавал малоприятному “лицу” брежневского социализма человеческие черты, в чем, возможно, заключалась одна из причин, по которой ему дозволялось жить и даже работать в своей стране».
За свою жизнь он создал более 500 скульптур, около тысячи гравюр и рисунков, писал прозу и стихи. Условия в подвале мало подходили для творчества: канализацию постоянно прорывало, работать становилось невозможно. В конце концов Сидур начал видеть в ненавистных ржавых трубах и вентилях своеобразную красоту. Сваривая подобранный где попало металлический мусор или укладывая его в ящики, напоминающие гробы, он создавал композиции-ассамбляжи в стиле, иронически названном им «гроб-артом». Несколько подобных произведений, в том числе знаменитую скульптуру «Саломея», можно увидеть в новой экспозиции музея. Недавно она демонстрировалась в московском Манеже вместе с несколькими гравюрами. Выставка эта, впрочем, прошла почти незамеченной. К сожалению, масштабная экспозиция, планировавшаяся в прошлом году по случаю 90-летия со дня рождения скульптора, так и не состоялась: в 2014 году его пронзительно-трагические работы о бесчеловечности войны вновь оказались несозвучны духу времени. Автопортрет Вадима Сидура в стиле «гроб-арт»
Музей Вадима Сидура расположен по адресу: Москва, ул. Новогиреевская, д. 37, стр. 2, станция метро «Перово».