Геннадий Рождественский

Февраль1974 года. Главный дирижер большого симфонического оркестра радио Геннадий Рождественский неожиданно уходит в отставку. Это, а также последовавшие за ним события позже в неофициальных кругах получают название "история с 26 еврейскими комиссарами". О том, что же тогда произошло на самом деле, нам согласился поведать сам Геннадий Николаевич Рождественский — уже в должности главного дирижера Большого Театра России, на которую он был приглашен в самом конце августа 2000 года.

"Я вам скажу, что я, к сожалению, более чем в курсе дела в связи с этой безобразной историей, которая тогда произошла. Но я только не согласен с этой этикеткой "история о 26 еврейских комиссарах" — по моим подсчетам это было 42 комиссара. То есть 42 еврея, которые играли в оркестре БСО.

Дело в том, что в то время, или незадолго до этого, вступил в силу закон, или положение, об эмиграции (по-моему, году в 73-ем). То есть эмиграция была легально разрешена при соблюдении известных условий, в частности внешне эти условия выражались в обязательном клеймлении эмигранта. Как художественный руководитель я должен был в этих акциях принимать участие. Единственное, чем я могу себя как-то успокоить, это то, что на этих мероприятиях я не произнес не единого слова. В семи случаях — эмигрантов было семь. И каждый раз устраивалась такая акция клеймления, вынесения им порицания, так сказать, "проклятия", после чего они отбывали по известному маршруту, что, я полагаю, было для них не так уж легко.

Короче говоря, после этих семи случаев эмиграции я был приглашен председателем государственного комитета по телевидению и радиовещанию Сергеем Георгиевичем Лапиным, который совершенно откровенно и искренне (я уверен, что он так и думал) предложил мне каким-то образом прекратить этот процесс. Он сказал следующее: — "Вот эмигрировало 7 человек, и нет никакой гарантии, что завтра не уедет еще один, а послезавтра еще три, а потом еще четыре, и мы не можем работать в такой ситуации, находясь под дамокловым мечом потенциальных эмигрантов. Поэтому, как это ни печально (так он выразился), по-видимому, хирургический метод в данном случае обеспечит нам спокойную работу, то есть, если мы сейчас сразу избавимся от всех потенциальных эмигрантов. Другими словами, от всех лиц еврейской национальности, играющих в оркестре".

Мне эта мысль показалась забавной и довольно-таки революционной, я бы сказал. Но я никак не мог себе представить, как это можно организовать технически, о чем я его и спросил: — "А как вы себе это представляете технически? Вот я скажу: "вы еврей, поэтому мы вас и увольняем?". — Да нет, говорит, ну что Вы, это совершенно невозможно, антиконституционно — у нас все нации равны (он очень долго мне все это объяснял), но, — говорит, — существуют разные способы для увольнения. Один путь — это, скажем, дисциплинарный: ну, неужели же все музыканты, в том числе и евреи, никогда не опаздывают? Я, — говорит, — в это не могу поверить. Ну, вот Вы наблюдаете за ними (я же не прошу вас это сделать завтра), вот прошла неделя, а вот товарищ еврейской национальности, который сидит, скажем, на пятом пульте, опоздал. Вы нам докладную записочку — такой-то товарищ опоздал.... Ну а потом, — говорит, — я никак не могу поверить, что все так уж одинаково высокого качества профессионалы: кто-то деградировал, кто-то в меньшей степени, возраст — то есть, объективные причины... Вы как художественный руководитель в этом разбираетесь лучше, чем я. Это же такой удобный и верный способ: товарищ не справляется со своими обязанностями. Поэтому по профессиональной линии он должен быть уволен, и на его место объявляется конкурс. И так далее, и так далее.

Ну, я ему прямо тогда в кабинете сказал, что за осуществление и проведение в жизнь этой акции я не возьмусь. Он как-то мягко к этому отнесся, сказал, что он прекрасно меня понимает, что это не так просто, но что он дает мне время подумать, что не надо сегодня принимать этого решения, так как вопрос это государственной важности и так далее. Так мы с ним доброжелательно расстались: каждый — при своем.