Общество
Еврейский волкодав
Сумерки приносили Одессе налёты, убийства и ограбления...
Звезда или реликвия?
12.04.2001
Всякая смерть великого человека воспринимается как рубеж эпох: до и после. После смерти Иегуди Менухина ситуация повторилась, но чуть иначе.
Когда ушли в мир иной Герберт фон Караян, Святослав Рихтер, Сэр Георг Шолти, Артуро Бенедетти-Микеланджели, Серджиу Челибидахе — сами собою возникал "бум" их дискографического наследия. Открывались шлюзы, возникал (таковы условности эры масс-медиа) "информационный повод", а актуальность некрологов и откликов почти что гарантировала повышенный коммерческий успех новых компакт-дисков с неопубликованными или ранее не разрешенными к публикации звуковыми документами длительного хранения. Бум менухинского скрипичного искусства после смерти последнего из "анархистов" ХХ века не начался и — видимо — уже не начнется... Менухин опубликован почти весь при его земной жизни, каждый из юбилеев, пришедшихся на компакт-дисковые времена потребления звуковых консервов (75-летие 1991 года и 80-летие 1996-ого) вызвал к жизни много новых ремастерингов, римэйков (перемонтированных, улучшенных версий тех же старых и эталонных пластинок, записанных порой еще на восковые валики...) и все это происходило на 90 процентов под одним большим и мощным ярлыком: EMI Сlassics, крупнейшая звукозаписывающая компания Великобритании, гражданином которой Иегуди Менухин стал в середине своей легендарной жизни. Пиратские копии и издания с несоблюдаемыми авторскими правами не меняют картины, лишь прибавляют ей контрастности. А звук скрипки (и даже — почти невероятно — звук разных по уровню мастерства оркестров под управлением Менухина) все равно остается узнаваемым на любом носителе...
Он был на равных с первыми лицами музыкального мира рубежа XIX — XX веков — Бэла Бартоком, Джордже Энеску, Сэром Эдвардом Элгаром, Вильгельмом Фургвенглером... Его родители покинули Россию как еврейские беженцы во время первой мировой войны. Его дебюты 1927 года в Америке и Европе заставили самых придирчивых критиков всерьез обратить внимание на огромную разницу между "скоростными вундеркиндами в коротких штанах" и юным 11-летним человеком, чей интеллект и эмоции всегда удачно опережали ловкость его рук. Разница эта неизменно оказывалась преимуществом Менухина — и карьера сложилась будто сама собой, без каких-либо случайностей или провалов: еще до середины столетия он стал одним из сильных мира сего в области практического исполнения музыки, причем стал честно, по "гамбургскому счету". Конечно, "карьера" музыканта всегда берется в кавычки, поскольку он не правительственный чиновник и не посол по особым поручениям, здесь условности несколько другие. Менухин не восходил по служебной лестнице, он скорее описывал загадочные круги вокруг некоей абсолютной для него музыкальной истины — и в кульминационные моменты почти вплотную к ней приближался, во всяком случае — звучал так, как будто почти находил ее.
Однако одна из скрытых превратностей его артистической судьбы состоит в том, что большинство теперешних жителей Земли знают маэстро скорее как "свадебного генерала", чем как гениального скрипача. Именно в качестве "свадебного генерала" он был в 1965 году возведен королевой Елизаветой Второй в рыцарское достоинство и стал "Сэром Иегуди", потом сделался Лордом, живым символом прогрессивного обучения музыке детей из третего мира, патроном лондонской Школы его собственного имени, худруком фестивалей и мастер-классов, дирижером международных оркестров и прочая и прочая... Но быть "министром иностранных дел" воображаемого государства "Классическая музыка" и осуществлять представительские функции — это много, но еще не все...
Фактически музыкант, активно игравший на скрипке почти 65 лет подряд, (1927-1991 официально) — был единственным, кому удалось сохранить на переполненной европейской и американской концертной сцене дикий, "цыганский" дух скрипичного дела в оригинале, почти в неприкосновенности. В сочетании, разумеется, с немецкой и парижской школой Адольфа Буша и Джордже Энеску, но школа — только оправа или огранка того, что дано изначально и чему его не надо было учить... В игре и записях Менухина с самых юных его лет легко можно найти множество ремесленных несовершенств, шереховатостей, преувеличений и нестыковок. Звукорежиссеры фирмы ЕMI никогда не исправляли для истории его "булавочных погрешностей". Не имело смысла "оттачивать" для вечного консервирования то, что Менухин сам воспринимал как единовременный акт, послание духа здесь и сейчас отправляемое по конкретному адресу — живому слушателю... Прелесть явления в том, что сотни заурядных скрипачей играют без них, без срывов и неровностей, умереннее и аккуратнее, зато у Менухина в каждой неровной ноте был слышен щемящий голос романтического безумства — голос, без слов понятный всем. И этот секрет, так же как секреты "говорящего" смычка, горячей, напористой фразировки или "пылающей" скрипичной вибрации, уже невозможно будет передать никаким ученикам из третьего мира. Он ощущал себя не только гражданином мира, но и "музыкальным кочевником", постоянно говорил о себе как о цыгане и наследнике играющих цыган. Но репертуар — за исключением нескольких игрушек легкомысленно-джазового рода (наподобие "Менухин встречается со Стефано Граппелли" — образца благородного подхода к сиюминутному импровизированному развлечению) — репертуар в остальном был всегда "генеральной линией", классическим мэйнстримом. Ничего авангарднее Шостаковича и Бартока. Образцовые по своей неравноценности в деталях, но обобщенные и захватывающие прочтения бетховенского концерта и сонат. Дважды (1930-ые годы и 1960-ые) записан непревзойденный исполнительский вариант концерта Элгара: первый раз с самим автором, который явно заслушивается игрой мальчишки, стоя за дирижерским пультом в студии на Эбби Роуд...
Когда в 60-ые годы Менухин чуть сбавил темп гастрольной и студийной деятельности, поскольку он стал терять чувствительность правой руки, ему пришлось поехать в Индию и — помимо музицирования перед микрофоном с ситаристом Рави Шанкаром — пройти курс у мастеров йоги. Кстати, один из знаменитых советских его коллег не упустил случая заметить, что "когда он был молодой, публика стояла на голове, а теперь он сам стоит на голове..." — впрочем, ревнивые реплики такого рода всегда Менухина очень радовали, забавляли и только... Как и то, что (цитата с последней пресс-конференции, говорил Менухин по-немецки эту фразу) — "...Zigeuner geiger ein Lord geworden hat" — "цыган со скрипкой стал пэром Англии". Менухин, будучи до мозга костей библейским евреев во всем — от ощущения жизни, времени, пространства до манеры говорить и кланяться на сцене перед беснующейся от восторга публикой — часто называл себя в третьем лице "цыганом" — хотя так мало походил на своего учителя, румынского цыгана Джордже Энеску, чьи секреты "говорящего смычка" он полностью превратил в самую живую и подлинную в ХХ веке еврейскую речь в классической музыке. Он и вправду относился к своему титулу с юмором — так и не научился носить регалии пэра Англии, и хотя достоинство всегда было ему присуще, и не меньшее, а большее, чем у наследственного британского аристократа, никогда не принимал словосочетание "Лорд Менухин" всерьез... Как и десятки призовых игрушек за вклад в дело мира — он просто знал, что таковы меняющиеся условности его скрипичной работы.
Маэстро, торжественно, но поздно объявивший о своей "скрипичной отставке" в 1991 году, продолжал выступать до последних дней жизни с дирижерской палочкой в руке и продолжал считать всякую сыгранную музыкальную фразу скорее "неизъяснимым посланием духа", нежели набором акустических колебаний разной амплитуды и частоты. Неловкий, скованный жест Менухина "зажигал" и давал ощущение исполнительской свободы даже тем оркестрам, которые бы не простили никому другому такой почти любительской техники рук. Он был идеалист мирового масштаба, который сделал все от него зависящее, чтобы музыкальные мечты казались реальностью.
Когда ушли в мир иной Герберт фон Караян, Святослав Рихтер, Сэр Георг Шолти, Артуро Бенедетти-Микеланджели, Серджиу Челибидахе — сами собою возникал "бум" их дискографического наследия. Открывались шлюзы, возникал (таковы условности эры масс-медиа) "информационный повод", а актуальность некрологов и откликов почти что гарантировала повышенный коммерческий успех новых компакт-дисков с неопубликованными или ранее не разрешенными к публикации звуковыми документами длительного хранения. Бум менухинского скрипичного искусства после смерти последнего из "анархистов" ХХ века не начался и — видимо — уже не начнется... Менухин опубликован почти весь при его земной жизни, каждый из юбилеев, пришедшихся на компакт-дисковые времена потребления звуковых консервов (75-летие 1991 года и 80-летие 1996-ого) вызвал к жизни много новых ремастерингов, римэйков (перемонтированных, улучшенных версий тех же старых и эталонных пластинок, записанных порой еще на восковые валики...) и все это происходило на 90 процентов под одним большим и мощным ярлыком: EMI Сlassics, крупнейшая звукозаписывающая компания Великобритании, гражданином которой Иегуди Менухин стал в середине своей легендарной жизни. Пиратские копии и издания с несоблюдаемыми авторскими правами не меняют картины, лишь прибавляют ей контрастности. А звук скрипки (и даже — почти невероятно — звук разных по уровню мастерства оркестров под управлением Менухина) все равно остается узнаваемым на любом носителе...
Он был на равных с первыми лицами музыкального мира рубежа XIX — XX веков — Бэла Бартоком, Джордже Энеску, Сэром Эдвардом Элгаром, Вильгельмом Фургвенглером... Его родители покинули Россию как еврейские беженцы во время первой мировой войны. Его дебюты 1927 года в Америке и Европе заставили самых придирчивых критиков всерьез обратить внимание на огромную разницу между "скоростными вундеркиндами в коротких штанах" и юным 11-летним человеком, чей интеллект и эмоции всегда удачно опережали ловкость его рук. Разница эта неизменно оказывалась преимуществом Менухина — и карьера сложилась будто сама собой, без каких-либо случайностей или провалов: еще до середины столетия он стал одним из сильных мира сего в области практического исполнения музыки, причем стал честно, по "гамбургскому счету". Конечно, "карьера" музыканта всегда берется в кавычки, поскольку он не правительственный чиновник и не посол по особым поручениям, здесь условности несколько другие. Менухин не восходил по служебной лестнице, он скорее описывал загадочные круги вокруг некоей абсолютной для него музыкальной истины — и в кульминационные моменты почти вплотную к ней приближался, во всяком случае — звучал так, как будто почти находил ее.
Однако одна из скрытых превратностей его артистической судьбы состоит в том, что большинство теперешних жителей Земли знают маэстро скорее как "свадебного генерала", чем как гениального скрипача. Именно в качестве "свадебного генерала" он был в 1965 году возведен королевой Елизаветой Второй в рыцарское достоинство и стал "Сэром Иегуди", потом сделался Лордом, живым символом прогрессивного обучения музыке детей из третего мира, патроном лондонской Школы его собственного имени, худруком фестивалей и мастер-классов, дирижером международных оркестров и прочая и прочая... Но быть "министром иностранных дел" воображаемого государства "Классическая музыка" и осуществлять представительские функции — это много, но еще не все...
Фактически музыкант, активно игравший на скрипке почти 65 лет подряд, (1927-1991 официально) — был единственным, кому удалось сохранить на переполненной европейской и американской концертной сцене дикий, "цыганский" дух скрипичного дела в оригинале, почти в неприкосновенности. В сочетании, разумеется, с немецкой и парижской школой Адольфа Буша и Джордже Энеску, но школа — только оправа или огранка того, что дано изначально и чему его не надо было учить... В игре и записях Менухина с самых юных его лет легко можно найти множество ремесленных несовершенств, шереховатостей, преувеличений и нестыковок. Звукорежиссеры фирмы ЕMI никогда не исправляли для истории его "булавочных погрешностей". Не имело смысла "оттачивать" для вечного консервирования то, что Менухин сам воспринимал как единовременный акт, послание духа здесь и сейчас отправляемое по конкретному адресу — живому слушателю... Прелесть явления в том, что сотни заурядных скрипачей играют без них, без срывов и неровностей, умереннее и аккуратнее, зато у Менухина в каждой неровной ноте был слышен щемящий голос романтического безумства — голос, без слов понятный всем. И этот секрет, так же как секреты "говорящего" смычка, горячей, напористой фразировки или "пылающей" скрипичной вибрации, уже невозможно будет передать никаким ученикам из третьего мира. Он ощущал себя не только гражданином мира, но и "музыкальным кочевником", постоянно говорил о себе как о цыгане и наследнике играющих цыган. Но репертуар — за исключением нескольких игрушек легкомысленно-джазового рода (наподобие "Менухин встречается со Стефано Граппелли" — образца благородного подхода к сиюминутному импровизированному развлечению) — репертуар в остальном был всегда "генеральной линией", классическим мэйнстримом. Ничего авангарднее Шостаковича и Бартока. Образцовые по своей неравноценности в деталях, но обобщенные и захватывающие прочтения бетховенского концерта и сонат. Дважды (1930-ые годы и 1960-ые) записан непревзойденный исполнительский вариант концерта Элгара: первый раз с самим автором, который явно заслушивается игрой мальчишки, стоя за дирижерским пультом в студии на Эбби Роуд...
Когда в 60-ые годы Менухин чуть сбавил темп гастрольной и студийной деятельности, поскольку он стал терять чувствительность правой руки, ему пришлось поехать в Индию и — помимо музицирования перед микрофоном с ситаристом Рави Шанкаром — пройти курс у мастеров йоги. Кстати, один из знаменитых советских его коллег не упустил случая заметить, что "когда он был молодой, публика стояла на голове, а теперь он сам стоит на голове..." — впрочем, ревнивые реплики такого рода всегда Менухина очень радовали, забавляли и только... Как и то, что (цитата с последней пресс-конференции, говорил Менухин по-немецки эту фразу) — "...Zigeuner geiger ein Lord geworden hat" — "цыган со скрипкой стал пэром Англии". Менухин, будучи до мозга костей библейским евреев во всем — от ощущения жизни, времени, пространства до манеры говорить и кланяться на сцене перед беснующейся от восторга публикой — часто называл себя в третьем лице "цыганом" — хотя так мало походил на своего учителя, румынского цыгана Джордже Энеску, чьи секреты "говорящего смычка" он полностью превратил в самую живую и подлинную в ХХ веке еврейскую речь в классической музыке. Он и вправду относился к своему титулу с юмором — так и не научился носить регалии пэра Англии, и хотя достоинство всегда было ему присуще, и не меньшее, а большее, чем у наследственного британского аристократа, никогда не принимал словосочетание "Лорд Менухин" всерьез... Как и десятки призовых игрушек за вклад в дело мира — он просто знал, что таковы меняющиеся условности его скрипичной работы.
Маэстро, торжественно, но поздно объявивший о своей "скрипичной отставке" в 1991 году, продолжал выступать до последних дней жизни с дирижерской палочкой в руке и продолжал считать всякую сыгранную музыкальную фразу скорее "неизъяснимым посланием духа", нежели набором акустических колебаний разной амплитуды и частоты. Неловкий, скованный жест Менухина "зажигал" и давал ощущение исполнительской свободы даже тем оркестрам, которые бы не простили никому другому такой почти любительской техники рук. Он был идеалист мирового масштаба, который сделал все от него зависящее, чтобы музыкальные мечты казались реальностью.
Григорий Каплан
