Дитя Холокоста

Художнику Иегуде Бэкону – 90 лет, он живет в Иерусалиме, но до сих пор ежедневно «сбегает с марша смерти в своей голове». Выжив в Освенциме подростком, он в деталях нарисовал газовые камеры – это помогло осудить Эйхмана и других нацистских преступников.

Иегуда Бэкон, при рождении получивший имя Иржи, появился на свет 28 июля 1929 года в ортодоксальной еврейской семье. Бэконы жили в Остраве, Чехословакия, и совершенно ничем не отличались от своих соседей: исправно посещали синагогу и откладывали деньги, чтобы дети могли получить лучшее образование.

Жизнь шла своим чередом вплоть до 1942 года, когда евреев Остравы стали депортировать в транзитный лагерь Терезиенштадт. «Ночами – район за районом – город “очищали” от евреев. Никто из оставшихся не знал, куда девались люди. Когда пришла наша очередь, выяснилось, что всех свозили в специальное место сбора, откуда был один путь – в Терезинское гетто», – вспоминает Бэкон. Как рассказывает художник, детям тогда это не казалось чем-то страшным: они с интересом смотрели на заключенных и охрану, как на «иностранцев в необычной традиционной одежде».

Мальчик, который с четырех лет посвящал все свободное время рисованию, тосковал по любимому занятию, тем более что «сюжетов вокруг было хоть отбавляй». В Терезиенштадте существовали специальные детские общежития, «хаймы», где иногда проводились творческие конкурсы, жюри которых состояло из некогда почитаемых художников. Они-то и заметили, что Иегуда буквально преображается, когда в руки к нему попадают карандаш и бумага. Мальчик подмечал незначительные детали и быстро делал рисунки, на которые у иных профессионалов ушло бы несколько часов.

Чтобы талант не пропал даром, частные уроки рисования подростку стали давать художники Лео Гаас, Отто Унгар и Берджих Фритта. «Я родился под счастливой звездой. Сами посудите: в Терезине многих детей селили в бараки, где жили умирающие от болезней старики, а меня определили в “хайм”, – вспоминает Бэкон. – Моим наставником был потрясающий во всех отношениях Фреди Хирш, а профессиональные художники помогали мне развиваться в деле, которое я любил всей душой. Разве это не удача?»

Иегуда, который со всеми общался одинаково доброжелательно, вскоре обзавелся полезными связями. Евреи, делавшие отчеты для нацистов, доставали для него бумагу, краски и ручки, а колоритные узники с удовольствием позировали для портретов. В Терезинском гетто Бэкон изрисовал целую стопку бумаги, но с тех пор сохранилось не более десяти его работ. А затем «начался Освенцим».

«Поезд смерти», в котором ехали Бэконы, прибыл в лагерь в середине декабря 1943 года, и по словам Иегуды, «там все казалось иным, даже гудок паровоза звучал по-другому». «Было ощущение, что я попал внутрь гротескной картины, на страницы истории о привидениях – куда угодно, но не в реальное место на земле», – вспоминал художник.

Затем вновь прибывших перевезли в Биркенау, узникам которого запретили выходить из бараков, пока «новенькие» шли мимо. Евреев из Терезинского гетто определили в так называемый семейный лагерь – место, где держали заключенных «особого режима». «Особенность» заключалась в том, что через полгода большую часть из них должны были отравить газом. «Вместе с группой других детей я случайно зашел в газовую камеру. Там стояли несколько эсэсовцев, которые стали махать руками: “Нет-нет, вам сюда рано, выходите!” – рассказывает Бэкон. – Я заметил небольшие люки, через которые, как выяснилось впоследствии, засыпали гранулы “Циклона Б”».

Иегуда и еще четыре десятка мальчишек снова оказались под опекой Фреди Хирша. Наставник даже в Освенциме смог создать своего рода анклав, где действовали два главных правила: «соблюдай гигиену, насколько это возможно» и «закаляйся, чтобы не болеть». «У нас всегда было немного больше еды, чем у всех остальных, поэтому мне и другим относительно крепким подросткам велели перевозить дрова и стройматериалы на громоздких телегах, – вспоминает Иегуда. – Для меня преимуществом была возможность перемещаться по всей территории: мы спокойно заходили в квартал Менгеле и женский лагерь. Я даже умудрился подружиться с несколькими людьми из зондеркоманды».

Бэкон утверждает, что, несмотря на происходящие вокруг ужасы, он никогда не боялся смерти в газовой камере, хотя и был уверен: с ним произойдет то же самое. «Меня терзало любопытство будущего художника, я хотел знать больше, чем другие. Я спросил знакомых из зондеркоманды, как именно казнят людей. Они не сразу, но все-таки рассказали. Я тут же в красках представил, как мой труп будет лежать на полу», – говорит Бэкон.

В Освенциме Иегуда рисовать не бросил – напротив, он делал наброски всего, что видел, и не стеснялся задавать членам зондеркоманды уточняющие вопросы. Впоследствии рисунки Бэкона и его воспоминания пригодились во время судебных процессов. В частности, художник свидетельствовал против Адольфа Эйхмана, ответственного за массовое уничтожение евреев. «Сразу после освобождения в 1945 году я в деталях изобразил газовые камеры и крематории. Эти рисунки использовали, когда судили отрицателя Холокоста Дэвида Ирвинга. Мои наброски полностью соответствовали чертежам, найденным в документах СС», – рассказывает Бэкон.

В июне 1944 года, когда семейный лагерь ликвидировали, в газовой камере был убит отец Иегуды, Исраэль Бэкон. Тогда же его мать и сестру депортировали в концлагерь Штуттгоф, где они, сумев побороть тиф, умерли от голода за несколько недель до освобождения. Сам Иегуда в январе 1945 года вышел за ворота лагеря. «Покинуть Освенцим было настоящим чудом. Но тогда я не знал, что самое страшное – марш смерти – еще впереди. Пока мы шли, мне в голову пришла страшная мысль: “Слава Б-гу, отец отмучился. Он не смог бы пройти и треть пути”, – вспоминает Иегуда. – Мы добрались до Маутхаузена, но спустя полтора месяца пошли снова – на этот раз в Гунскирхен. А 4 мая 1945 года лагерь освободила 71-я пехотная дивизия США».

Проведя какое-то время в больнице австрийского города Штайр, Иегуда подался в Прагу и несколько месяцев жил в приюте, организованном педагогом Пршемыслом Питтером в замке Штиржин. Познакомившись с Питтером, который с 1939 года помогал еврейским детям и не скрывал этого даже от нацистов, Иегуда был так впечатлен, что написал картину «Человек, который вернул мне веру».

В 1946 году Иегуда переехал в Палестину и поступил в Академию искусств «Бецалель», а спустя 13 лет и сам стал преподавать в ней. Однако художник, этим летом отметивший 90-летие и почти всю жизнь проживший в Иерусалиме, до сих пор не может отделаться от призраков прошлого. «В Израиле есть День поминовения погибших во время Холокоста, но он создан для людей, которые родились уже после войны. Мне незачем вспоминать, я с этим и так живу каждый день, – говорит Бэкон. – До сих пор удивляюсь при виде пышных похорон, думая, зачем устраивать такой балаган всего из-за одного покойника, а приходя в театр, первым делом подсчитываю, сколько золотых зубов и мешков волос можно было бы собрать с людей, которые сидят вокруг. От Холокоста нельзя отвыкнуть, а марш смерти – выбросить из головы, сколько бы лет ни прошло».