Общество
Еврейский волкодав
Сумерки приносили Одессе налёты, убийства и ограбления...
26.12.2019
Марк Зборовский родился в 1908 году в Умани, украинском городе, ставшем в XIX веке важнейшим религиозным центром брацлавских хасидов. Он вырос в состоятельной еврейской семье, которая негативно отнеслась к большевистской революции и в 1921 году эмигрировала в Польшу. Марк, тем не менее, проникся коммунистическими идеями. В 1926 году он вступил в Польскую коммунистическую партию, чем вызвал бешеный гнев своего отца.
Из-за организации стачек в среде польских рабочих у Зборовского возникли проблемы с властями, и в 1928 году он уехал из Польши во Францию вместе со своей женой Региной. Первое время пара проживала в Гренобле, где Зборовский изучал философию и этнологию в местном университете, а по вечерам работал посудомоем при ресторане в отеле. Грязная и тяжелая работа, по признанию Зборовского, помогла ему впервые в жизни действительно осознать правоту учения Маркса.
В 1933 году Зборовский продолжил учебу в Париже, где познакомился с агентом ОГПУ Александром Адлером. Тот, распознав в нем преданного марксиста, убедил его начать работать на советскую власть. В это время в СССР развернулась масштабная антитроцкистская кампания. Вербовщик посоветовал Зборовскому подумать, как бы он мог внедриться в троцкистскую группу в Париже, заверив, что тем самым он сделает себе прекрасную карьеру в органах внешней разведки.
К 1935 году Зборовский под именем Этьен установил связи с кругом европейских троцкистов, среди которых была Жанна Мартин – подруга сына Троцкого Льва Седова. Через нее Зборовский познакомился с Седовым, вскоре стал его секретарем и одним из самых близких доверенных лиц. С помощью Зборовского переписка Троцкого и Седова полностью отслеживалась НКВД. Кроме того, Зборовский получил неограниченный доступ к европейскому архиву Троцкого, часть которого он помог выкрасть и переправить в Москву. Французские троцкисты не доверяли Зборовскому и пытались убедить Седова, что его новый соратник может быть агентом советских властей. На это сын Троцкого отвечал, что знает Этьена лучше других и его преданность «старику» не может подвергаться сомнению.
В феврале 1937 года Зборовский представил Москве отчет о своих беседах с сыном Троцкого. Он передал, что Седов думает об убийстве Сталина как о единственной возможности смены режима в СССР. Об этом немедленно доложили вождю. Сталин пришел в ярость и отдал приказ наркому внутренних дел Николаю Ежову ликвидировать Троцкого и его ближайших сподвижников.
В начале 1938 года у Седова случился приступ аппендицита. Зборовский сделал так, чтобы Седова положили в больницу Мирабо, известную среди русских эмигрантов и, следовательно, хорошо знакомую чекистам. Хирургическая операция прошла успешно, но после Седову – внезапно – стало значительно хуже, и он скоропостижно скончался. Доказательств личной причастности Зборовского к смерти Седова нет, однако в 1956 году во время слушаний в Сенате США Зборовский подтвердил, что связывался с НКВД дважды: при поступлении Седова в клинику и сразу после его смерти, чтобы констатировать случившееся. Это дает основание полагать, что сын Троцкого мог быть отравлен агентами Сталина, которых информировал Зборовский.
После смерти сына Лев Троцкий, живший в то время в Мексике, получил письмо от агента НКВД Александра Орлова, перешедшего на сторону троцкистов. Он сообщал, что в среде его французских товарищей действует провокатор по имени Марк и предостерег от связей с ним. Троцкий воспринял письмо как провокацию Сталина и не стал придавать ему большого значения. В сентябре 1938 года Зборовский как представитель Троцкого, несмотря на протесты французских троцкистов, присутствовал на учредительной конференции Четвертого Интернационала. На ней также побывал богатый бельгиец Жак Морнар – будущий убийца Троцкого, испанский агент НКВД Рамон Меркадер. Именно в Париже он начал проникать в окружение Троцкого, чтобы 20 августа 1940 года в Койокане нанести ему смертельный удар ледорубом.
Марк Зборовский продолжал работать в кругу парижских троцкистов до оккупации Франции гитлеровскими войсками. В 1940 году Зборовский бежал из Парижа на юг страны, был схвачен и отправлен в один из концлагерей режима Виши. Ему на помощь пришла его хорошая знакомая по троцкистской организации Лилия Эстрин, которая, возможно, также сотрудничала с НКВД. Она организовала освобождение Зборовского и помогла ему и его жене уехать в США.
В Нью-Йорке Зборовский возобновил работу на советскую разведку. В его нью-йоркской квартире начали проходить собрания троцкистов и противников сталинизма, разговоры которых передавались в Кремль через агентурную сеть. Александр Орлов, сбежавший в США, на допросах сотрудниками ФБР и ЦРУ рассказывал, что Зборовского так высоко ценили в органах госбезопасности, «что даже Сталин знал о нем».
Жизнь тайного агента не помешала Зборовскому продолжить в Штатах научную карьеру. Один из крупнейших специалистов в области идиша Макс Вайнрайх помог ему поступить на работу в Еврейский научный институт YIVO в качестве библиотекаря. Затем он познакомился со знаменитыми американскими антропологами Маргарет Мид и Рут Бенедикт, которые помогли ему получить исследовательские гранты на изучение еврейской этнографии, а также занять должность научного сотрудника в Гарвардском университете.
В 1949 году вместе с антропологом Элизабет Герцог Зборовский начал масштабный проект по изучению культуры еврейских местечек Восточной Европы, результатом которой стала книга «Жизнь с народом: культура штетла». Благодаря этому научному труду слово «штетл» вошло в английский язык, а еврейская культура местечек, уничтоженная под корень нацистами, стала снова открываться исследователям. Задачей авторов было воссоздать обобщенный образ еврейского местечка, описывая культуру, обычаи и представления о мире его жителей. Книга обозначила собой новый тренд в американской антропологии, так как была ориентирована на изучение не «первобытных» обществ туземцев, а современных культур. Она выдержала более пяти изданий и до сих пор считается одним из важнейших антропологических трудов в иудаике.
Мирную жизнь американского антрополога в 1954 году нарушил все тот же бывший разведчик Александр Орлов, рассказавший о провокаторе из НКВД сотрудникам ФБР. Зборовского тут же вызвали на допрос. Тот признался, что работал на разведку в прошлом, но подчеркнул, что после 1937 года порвал с ней и живет как «лояльный американец». То же самое Зборовский заявил во время публичных показаний подкомитету по внутренней безопасности Сената США в 1956 году. В ответ ФБР предъявило свидетельство двойного агента Бориса Моросса, доказавшего, что Зборовский продолжал получать указания от НКВД после переезда в Америку. Бывшему секретарю Льва Седова пришлось сознаться и начать говорить.
В ходе слушаний он рассказал, что входил в контакт с резидентами НКВД и содействовал их поиску «перебежчиков» и «невозвращенцев», решивших осесть в США. Коллеги-антропологи горячо защищали Зборовского в суде, так как не верили в его виновность и считали, что он стал жертвой политического преследования со стороны властей. Маргарет Мид писала, что Зборовский был «душой нашего семинара», «сочетал в себе опыт жизни в местечках Украины и Польши с квалификацией историка и этнографа». Помощь научного сообщества не уберегла Зборовского от тюрьмы. В 1962 году за дачу ложных показаний под присягой его приговорили к пяти годам лишения свободы.
За хорошее поведение Зборовского выпустили уже в 1965 году, после чего он вернулся к академической карьере. Экс-разведчик поселился в Сан-Франциско и при поддержке Маргарет Мид начал работать в отделе медицинской антропологии при госпитале «Гора Сион». Впоследствии он стал директором Института изучения боли, функционирующем при больнице, и написал книгу «Люди в состоянии боли», где рассказал, как представители разных этнических групп, в том числе и евреи, описывают свою реакцию на боль.
Последующие годы Зборовского были тихими и неприметными. Он вел жизнь не привлекающего к себе внимания профессора и всячески старался, чтобы о нем забыли. В итоге так и произошло. Когда Зборовский умер в своем доме в Сан-Франциско в 1990 году, это мало кто заметил. Даже антропологические журналы не удосужились упомянуть о смерти автора «Жизни с народом».