Власть слезам не верит

Его прославила песня «Будет апрель» из фильма «Москва слезам не верит». Но даже в ней нашли насмешку над властью – партийную верхушку пацифист Юрий Левитанский раздражал.

«Мы были дети, воспитанные идеологической системой. Для нас понятие “война” было абстракцией. Ушли на фронт добровольцами, полными восторженных чувств – разбить врага и осенью вернуться в институт. Да к тому же нам обещали: “Мы врага разобьем малой кровью, могучим ударом”. Правда, скоро пришло физическое знакомство с войной – на фронте холодно, голодно, страшно», – вспоминал поэт Юрий Левитанский 1941 год.

Он ушел на фронт со второго курса, хотя студентам Института философии, литературы и истории – ИФЛИ – давали отсрочку. Воевал под Москвой и в Европе – там, на полях боев, обрел то, что одни называли «драгоценной любовью к скорбям», а другие – «вниманием к человеческому горю». «Он был плакальщик и печальник, наш вечный Пьеро, белая ворона среди здравомыслящих и комильфотных московских поэтов», – писала о нем поэтесса Олеся Николаева.

Отпрыск еврейской семьи из Киева, влюбленный в философию, Левитанский начал публиковать очерки во фронтовых газетах. А позже воспоминания о войне стали топливом для первых стихов. После победы над Германией 24-летнего лейтенанта, обладателя орденов Красной Звезды и Отечественной войны, долго не хотели отпускать на «гражданку» – заслали сначала в Монголию, потом в Иркутск.

«Иркутским писателям очень хотелось оставить в своей среде молодого поэта-фронтовика. Сами они на фронте не побывали – всю войну провели в Чите. В 1947 году это кончилось тем, что от московских военачальников пришел ответ: решайте судьбу лейтенанта Левитанского сами. Вызвал меня к себе полковник в кабинет и начал стращать: “Мы тебя туда-сюда”. А я стоял непреклонно: “Все равно буду из армии вырываться всеми правдами и неправдами. Я ушел добровольцем. А теперь нет войны”. И наконец раздалось полковничье присловье: “Твою мать! Катись!” – и я оказался на “гражданке”», – вспоминал он.

Именно в Иркутске, где он оставался еще много лет – по его словам, «снимал какой-то угол, кухоньку с печкой», Левитанский получил первую известность как поэт. Сборники его стихов вызвали интерес у столичных мэтров – в том числе у Булата Окуджавы и Евгения Евтушенко. Но сам он в Москву окончательно перебрался уже в 60-е – занимался переводами, вступил в Союз писателей, писал пародии на стихи известных поэтов – Вознесенского, Ахмадулиной и других. Как говорил он сам, мотивом для этих пародийных сочинений стала детская считалочка «Раз, два, три, четыре, пять, вышел зайчик погулять»: «В меру сил стараясь переделать важные сочиненья своих товарищей забавно, я стремился схватить особенности их интонации, лексики, творческой манеры, стиля. Все пародии написаны на тему печальной истории о зайчике».

В 70-м вышла самая известная книга стихов Левитанского –«Кинематограф». В ней на смену фронтовым воспоминаниям и пародиям пришла лирика. Тогда же поэтом заинтересовался и настоящий кинематограф. Стихотворение Левитанского «Диалог у новогодней елки» стало песней в «оскароносном» фильме «Москва слезам не верит». «Чем же всё это окончится? – Будет апрель. – Будет апрель, вы уверены? – Да, я уверен», – строчки этой песни помнят все, кто хоть раз смотрел эту классику советского кино.

Впервые «Диалог» опубликовали в январском номере журнала «Знамя» в 1970 году. Невинный сюжет вызвал в редакции ожесточенные баталии о политике. В апреле того года страна готовилась отмечать 100-летие со дня рождения Ленина. В руководстве журнала посчитали, что отсылка к этому месяцу в стихотворении Левитанского может выглядеть двусмысленно и даже несет в себе насмешку: «Будто в нынешнем году апрель – обыкновеннейший и с ним дозволено шутки шутить!» Стихотворение в итоге опубликовали, но с апрелем 100-летия Ильича все же решили не шутить. В журнальной версии текста его заменили на слово «капель».

Это был не единственный случай, когда политика вмешивалась в жизнь Левитанского. «Он, невзирая ни на какие неприятности, подписал добрый десяток писем в защиту диссидентов – начиная с процесса Синявского и Даниэля», – вспоминал Евгений Евтушенко. Под «неприятностями» имелся в виду негласный запрет на печать стихов. Журналы брали их у него – и откладывали на полку. Сам Левитанский говорил, что «выживал благодаря переводам иностранных поэтов» – запрос на переводную литературу, особенно если речь шла об авторах из стран соцлагеря, был высок. При этом признавался, что промолчать, когда видел, что человека загоняют под пресс системы, не мог. Сказывалось военное прошлое: Левитанский видел на войне много горя – и с тех пор стал противником любых форм угнетения, пацифистом по убеждению.

Свое самое знаменитое антивоенное высказывание Юрий Левитанский сделал в 1995 году. На церемонии вручения Государственной премии он обратился к президенту Борису Ельцину с требованием остановить боевые действия в Чечне. «Наверное, я должен бы выразить благодарность власти, но с нею, с властью, дело обстоит сложнее, ибо далеко не все слова ее, дела и поступки сегодня я разделяю. Особенно все то, что связано с войною в Чечне, – мысль, что опять людей убивают как бы с моего молчаливого согласия – эта мысль для меня воистину невыносима, – сказал тогда Левитанский. – За моими плечами четыре года той большой войны, и еще маленькая война с японцами, и еще многое другое – думаю, что я имею право сказать об этом. Я понимаю, что несколько испортил нынешний праздник, но если бы я этого не сказал, не сказал того, что думаю и чувствую, я не был бы достоин высокой литературной премии России».

За несколько месяцев до своей смерти Левитанский впервые побывал в Израиле. Он говорил, что чем старше становился, тем больше его увлекала история собственных предков. «Сейчас я начинаю интересоваться иудаизмом и вдруг обнаруживаю, что ко многим его истинам я пришёл самостоятельно. И эта поездка для меня, конечно, не просто поездка за границу: я надеюсь, что она поможет мне кое-что понять в самом себе», – говорил он в одном из последних интервью.

Юрия Левитанского не стало 25 января 1996 года. 74-летний фронтовик скончался от сердечного приступа во время встречи московских писателей. За несколько минут до смерти он вновь говорил о необходимости остановить конфликт в Чечне и призывал к мирным переговорам.