Общество
Еврейский волкодав
Сумерки приносили Одессе налёты, убийства и ограбления...
06.01.2023
«Не знаю, помните ли вы еще того долговязого, тощего, уродливого и скучного компаньона, которому вы когда-то позволяли снова и снова гулять с вами по Парижу, слушать Баха в концертном зале консерватории, наблюдать за лунным затмением с паперти Нотр-Дам, спускать на воду Сены бумажный кораблик, одалживать вам пуловер – все еще хранящий запах ваших духов, пусть и неразличимый обонянием». Так Хулио Кортасар начинает письмо, адресованное его возлюбленной и музе Эдит Арон. Именно она стала прототипом Маги – героини его самого знаменитого романа «Игра в классики».
Всю жизнь Кортасар и Арон испытывали взаимное притяжение – но неизменно ускользали друг от друга, как и герои книги. Отложенным получилось даже их первое знакомство: три месяца они провели рядом на корабле, который плыл из Аргентины в Европу – но так и не заговорили. «Не знаю, что увидел во мне Кортасар, – писала позднее Эдит. – Я была всего лишь хорошей, благовоспитанной девочкой».
Эдит Арон родилась в еврейской семье в городе Хомбург на границе Германии и Франции в 1923 году. Родители развелись, когда ей было 11 лет. Отец остался в Германии и впоследствии благополучно переждал войну в Южной Франции, а мать уехала к сестре в Аргентину и взяла дочь с собой. Девочка не хотела терять связь с родным для нее немецким языком и европейской культурой – в Буэнос-Айресе она пошла учиться в престижную школу Песталоцци, где до сих пор преподают на немецком языке. Это учебное заведение создали в 30-е годы специально для детей немецких евреев и антифашистов, бежавших из Германии. «Я не устану благодарить ее преподавателей, – говорила Эдит позднее, – потому что они позволили мне сохранить немецкую идентичность, которой обладали они сами, – предельно далекую от нацистской политики и идеологии».
В январе 1950 года случилось то самое путешествие на корабле. Эдит обратила внимание на «очень высокого молодого человека, который говорил с аргентинским акцентом, но с гортанным французским “р”». Тогда она не решилась к нему подойти, а потому знакомство состоялось позже, уже в Париже. Ей было 23, Кортасару – 32, они случайно встретились в книжном магазине и вспомнили лица друг друга. Потом они так же случайно встретились в кинотеатре, позднее – в Люксембургском парке. Кортасар, который придавал совпадениям большое значение, пригласил Эдит выпить кофе – так начался их роман.
Они провели вместе несколько месяцев. Потом писатель уехал в Аргентину, а Эдит Арон осталась в Париже: она изучала историю музыки в консерватории. Но через год Кортасар получил от правительства Франции стипендию. Он тут же засобирался в Париж и написал Эдит то самое письмо с упоминанием пуловера, пропахшего духами, и просьбой о новой встрече. Отношения возобновились, и вскоре Кортасар предложил Эдит жить вместе. Как ни удивительно, последовал отказ. Эдит позже признавалась, что любила Кортасара как мужчину и восхищалась им как писателем, но хотела учиться, а не превращаться в домохозяйку и жить в его тени.
Надо сказать, что в то время у самого Кортасара на сердце было «все сложно». Он метался между двумя женщинами – Эдит Арон и Авророй Бернардес, писательницей и переводчицей, его давней знакомой из Буэнос-Айреса. «Однажды в Париже он мне сказал, – вспоминала Арон, – что если бы я согласилась жить с ним, то он отказался бы от Авроры, потому что та была влюблена в аргентинского поэта по имени Альберто Хирри. Но, похоже, тот не ответил Авроре взаимностью, так что она приехала в Париж и согласилась быть с Кортасаром».
В конце декабря 1952 года, когда обе женщины были в Париже, Кортасар спросил Эдит, какой праздник для нее важнее: Рождество или Новый год. Эдит сказала: «Новый год» – и сообщила, что собирается его встретить с тяжелобольным отцом. Ответ пришелся не по нраву писателю. Кортасар провел Рождество с Авророй и решил на ней жениться, о чем вскоре сообщил Эдит.
Но и отпускать ее он тоже не хотел и предложил «остаться друзьями». Он настаивал, чтобы Эдит иногда заходила к ним с Авророй пообедать. Арон признавалась, что во время первого визита она встала из-за стола, заперлась в ванной и разрыдалась. «Только потеряв его, я осознала, насколько сильно я его любила», – говорила она и продолжала оставаться рядом, пусть даже на правах подруги. Тем не менее позже она не раз повторяла, что не жалела о своем отказе.
Она продолжала учиться, а со временем начала переводить рассказы Кортасара на немецкий. Именно благодаря Эдит Арон в Германии узнали об аргентинце. Поначалу писатель приходил в восторг от ее переводов. В 1963 году он стал писать «Игру в классики» и взял с Эдит обещание, что именно она переведет книгу на немецкий. По его словам, только она была способна понять все тонкости текста и глубину его замысла. Каково же было удивление Эдит, когда роман отдали другим переводчикам. Мало того, ей перестали доверять произведения не только Кортасара, но и других латиноамериканских авторов – несмотря на то, что раньше она с большим успехом переводила работы Хорхе Борхеса, Октавио Паса, Сильвины Окампо и других писателей.
Эдит терялась в догадках, и только через несколько лет узнала о письме Кортасара от 1964 года, адресованном Пако Порруа, влиятельному редактору и «вершителю судеб» в литературе Латинской Америки. «Мне не нужно объяснять тебе, кто такая Эдит, – писал Кортасар, – ты, думаю, давно уже и сам догадался. Так что наверняка можешь себе представить, как бы выглядела “Игра в классики” в ее переводе. Помнишь, в “Игре в классики” Мага перепутала Фому Аквинского с другим Фомой? Так бы произошло с каждой строкой».
По признанию Эдит, после прочтения письма ее мир рухнул. «Мне пришлось начать сначала, – рассказывала она в одном из интервью. – Я думаю, что он окончательно перепутал меня с литературным персонажем, которого сам же и создал. Вопиющая несправедливость. Он оказался не джентльменом.Это были отличные тексты, я показывала их экспертам. Кортасар поступил очень плохо и позднее раскаивался, но я уже затаила на него неискоренимую злобу».
Заработать репутацию заново и снова вернуться к переводам ей удалось только спустя десятилетие. В то время Эдит уже жила в Лондоне – туда она переехала после свадьбы с британским художником-иллюстратором Джоном Бергином, от которого в 1968 году родила дочь Джоанну. Брак не продлился и года, но после развода Эдит осталась в Англии.
Хуже всего, что Кортасар разрушил переводческую карьеру Эдит вовсе не из-за плохого качества ее текстов. В 1963 году Эдит пришлось уехать из Парижа в Аргентину, поскольку ее мать заболела раком. Спустя годы Кортасар признался, что тот отъезд и стал главной причиной его обиды, результатом которой стало сравнение с Магой и решение «отстранить» Арон от переводов. «Он приехал в Лондон 1977 году, чтобы договориться насчет каких-то своих дел. Тогда-то он мне и сказал, что всего бы этого не случилось, если бы я тогда осталась во Франции», – рассказывала Эдит.
Оправиться от потрясения ей помогло в том числе и осознание еврейских корней. «Один раввин как-то раз мне сказал, что еврейство похоже на вакцину, – рассказывала Эдит аргентинской журналистке Хуане Либедински, – оно дает защиту в критические моменты. Я всегда была очень свободной и нерелигиозной, но мне кажется, что это правда».
Отношения Кортасара и Эдит, даже чисто дружеские и эпизодические, окончательно сошли на нет. По признанию переводчицы, предательство не убило в ней любовь к Кортасару, но она не простила его до конца своих дней. После того как открылась правда, они случайно встретились сначала на Франкфуртской книжной ярмарке, а потом – в лондонском метро в 1978 году. Кортасар ехал со своей официальной второй женой Кэрол Данлоп, но, увидев Эдит, подсел к ней и завел разговор. «Однако он так сильно меня обидел, – говорила Эдит в том же интервью, – что я больше не верила случайности, поэтому на станции “Пикадилли” поднялась, попрощалась и вышла. Тогда я и подумать не могла, что следующей новостью о нем будет известие о его смерти в 1984 году».
Единственным человеком, которому она написала письмо с соболезнованиями, стала первая жена писателя Аврора Бернардес. Та самая, которую когда-то предпочел ей Кортасар.
Сама Арон умерла в 2020 году от пневмонии, став одной из жертв коронавируса. Ей было 96 лет. «Маму увезли в больницу, и через два часа ее не стало, – рассказывала ее дочь Джоанна Бергин, певица и фотограф. – Она была сильной и умной женщиной. Ей приходилось быть сильной, чтобы в одиночку воспитывать меня здесь, в Лондоне, в ее четвертой стране, на ее четвертом языке – английском. Это была ее собственная революция, которая принесла ей независимость».