Песня-бомба

«Смотрю, не летит ли бомба, а сам продолжаю петь», – вспоминал он фронтовые дни. Под песни Владимира Бунчикова сначала шли в бой, а после праздновали победу.

«Горит свечи огарочек, гремит недальний бой. Налей, дружок, по чарочке, по нашей фронтовой» – эту песню и в советское время, и в наши дни перепевали многие артисты. Но она так и осталась визитной карточкой Владимира Бунчикова и Владимира Нечаева – как и десятки других всенародно любимых советских песен. Пожалуй, и по сей день сложно найти лучшее исполнение «Огарочка». И хотя обоих певцов уже нет в живых, блистательный дуэт русского тенора и еврейского баритона до сих пор звучит на многочисленных сохранившихся записях.

Детство Бунчикова прошло в Крыму, куда вскоре после его рождения перебралась семья. Его отец держал в Симферополе галантерейный магазин, но вскоре в поисках лучшей жизни отправился в Аргентину. Везти сразу всю семью в далекую незнакомую страну он не рискнул. Сначала за океан уехал он сам с двумя старшими сыновьями и дочерью – мать с двумя младшими сыновьями осталась на родине.

Дела в Аргентине у Бунчикова-старшего не ладились. Он уже было подумывал о возвращении, но вмешалась Первая мировая – опасаясь, что его призовут в армию, Бунчиков-старший все же предпочел никуда не ехать. Война изменила и жизнь 12-летнего Володи. Школу закрыли. Мальчик устроился в табачный магазин, а одновременно стал завсегдатаем местного театра, где его брат служил рабочим сцены. Из-за кулис Володя пересмотрел все спектакли, и у него появилась мечта самому выступать на театральных подмостках.

Однажды, когда в театре никого не было, он вышел на сцену и спел перед пустым залом в полный голос народную песню «Тройка». Закончив петь, он, к своему удивлению, услышал аплодисменты – оказалось, что в зале был один из режиссеров. «“У тебя в голосе золото, – сказал случайный зритель. – Береги его, оно тебе в жизни пригодится”. И я хорошо запомнил его слова», – позднее писал Владимир Бунчиков в мемуарах.

Вскоре наступила Октябрьская революция, и в городе начался хаос. Но театр работал даже в такой обстановке, и однажды на гастроли приехал Александр Вертинский. Позднее, уже будучи знаменитым артистом, Бунчиков при встрече с Вертинским рассказал, что готовил декорации для его концерта. Но, конечно, маэстро не запомнил незнакомого рабочего сцены.

Когда установилась советская власть, у Володи наконец-то появилась возможность петь. Он учился вокальному искусству сначала в одном из вокальных клубов Симферополя, а после – в музыкальной школе. Эти занятия помогли ему пережить в 1924 году болезненное расставание. Отец смог оформить визы на воссоединение семьи, но Владимира не выпустили из-за призывного возраста. Так что мать с братом уехали за океан, а он остался в Симферополе один. Больше он никогда не видел своих родных.

Вскоре пришла повестка из военкомата: три дня на сборы – и в армию. Но, как ни удивительно, эта повестка стала мостиком к мечте: на голосистого запевалу сразу обратили внимание и отправили поступать в музыкальный техникум. Так Бунчиков и отслужил положенные два года: параллельно занимался и вокалом, и строевой подготовкой.

После армии Бунчиков обосновался в Симферополе, где доучивался в музыкальном техникуме. И вдруг подвернулась удача: в театре заболел тенор, подменить попросили Володю. Бунчиков на лету отрепетировал программу и выступил – да так, что его несколько раз вызывали на бис. Так он стал местной знаменитостью – и по окончании техникума в 1928-м отправился поступать в Ленинградскую консерваторию.

«Там я совершил непростительную глупость», – сокрушался позднее Владимир. В анкете для поступающих в графе «специальность» он написал «артист эстрады», и его не приняли – дескать, зачем артисту учиться дальше? В отчаянии Бунчиков начал обходить музыкальные учебные заведения Ленинграда и слышал одно и то же: «Вы готовый артист, идите выступать». Но в конце концов его все же приняли в Ленинградскую художественную студию.

Однажды Бунчиков увидел объявление, что Музыкальная студия Немировича-Данченко при Московском художественном театре набирает вокалистов. Он решил подать заявку и прошел отбор. Так певец в 1931 году перебрался в столицу. Спустя год Бунчиков уже пел ведущие оперные партии – но пока во втором составе. Так, когда Сталин пришел послушать оперу Тихона Хренникова «В бурю», Бунчикова на сцену не выпустили: пел исключительно первый состав артистов.

В музыкальном театре Бунчиков проработал около десяти лет. В июне 1941 года труппа поехала на гастроли в Мурманск. «Мы пришли в театр – народу совсем мало. Что-то назревало, а мы еще ничего не знали. Идем домой, а на улице – ни души. А в шесть утра нас разбудила хозяйка квартиры и сказала, что началась война», – вспоминал певец. Артисты с трудом добрались до Москвы, где театр вскоре начал организовывать концертные бригады. Бунчиков выезжал с одной из таких бригад в действующую армию: «Стою на грузовике, а сам смотрю в небо. Вдруг слышу звук немецкого самолета. Смотрю, не летит ли бомба, а сам продолжаю петь».

К осени московские театры начали эвакуировать, и часть артистов, включая Бунчикова, отправили в Ашхабад. Но сам театр в итоге не приехал: Московский музыкальный – единственный из всех театров столицы – так и проработал всю войну. Владимир вернулся в Москву в 1942-м, но места в труппе для него не нашлось. Репертуар был сильно урезан, и певцу сказали: приходите после войны.

Бунчиков был вынужден поставить театральную карьеру на паузу и решил пока поработать на радио. Он считал, что устраивается туда лишь ненадолго, но время показало, что певец ошибался. Бунчиков так больше и не вернулся в театр, зато встретил на радио Владимира Нечаева, который стал его близким другом и многолетним напарником. «Он выступал с эстрадным оркестром Цфасмана, – вспоминал Бунчиков о первом знакомстве с Нечаевым. – Голосок, как мне показалось, так себе. Очень музыкален, но певческой школы не чувствовалось». Но потом певец понял, что первое впечатление было ошибочным, и предложил Нечаеву выступать дуэтом.

Дебют оказался успешным, и в итоге дуэт просуществовал целых двадцать пять лет. Примечательно, что два их золотых хита первоначально исполнялись соло: «Вечер на рейде» первым спел Бунчиков, а «Летят перелетные птицы» – Нечаев. Но всесоюзную славу эти песни обрели только после того, как они прозвучали в исполнении дуэта.

А вот «Давно мы дома не были» они сразу же исполнили дуэтом. Композитор Василий Соловьев-Седой и поэт Александр Фатьянов сочинили ее в мае 1945 года прямо в автобусе во время выезда концертной бригады к морякам Балтийского флота. Соловьев-Седой вспоминал, что песня писалась в буквальном смысле на коленке, где лежал лист бумаги. Автобус при этом трясло так, что карандаш то и дело вылетал из рук.

Интересно, что на том самом концерте Бунчикова и Нечаева не было. Первым «Свечи огарочек» спел другой прославленный певец советской эпохи – Ефрем Флакс. Но знаменитой песня стала после того, как прозвучала в исполнении дуэта двух Владимиров. Правда, со временем пришлось чуть подкорректировать текст: «проклятая сторона» Германия стала «далекой стороной». И в этой версии песня по сей день неизменно входит в программу концертов, посвященных Дню Победы.

Хотя творческое сотрудничество Бунчикова и Нечаева началось с военных песен, после войны оно не закончилось, а только окрепло. Репертуар для них писали лучшие советские композиторы и поэты: Никита Богословский, Матвей Блантер, Михаил Исаковский и другие. Блантер, как и Нечаев, стал близким другом Бунчикова. Как оказалось, именно ему композитор посвятил песню «Летят перелетные птицы» – но певец об этом узнал не сразу, а только когда увидел посвящение в сборнике песен Блантера, вышедшем из печати. Примечательно, что, по словам дочери Бунчикова Галины, «Перелетные птицы» были любимой песней ее отца.

Практически сразу после Победы Бунчикова и Нечаева начали выпускать за границу на гастроли. Их первый концертный тур по Европе состоялся в 1947 году: дуэт с большим успехом выступил в Вене и Будапеште, а также сделал запись для венского радио. Планировалось и выступление в Германии, но Бунчиков растянул ногу и почти не мог ходить, а Нечаев слег с тяжелой простудой. Концерт, к большому сожалению обоих певцов, пришлось отменить.

В Германии артисты выступили только в 1950-е во время одной из следующих гастрольных поездок по странам соцлагеря. И тогда выяснилось: возможно, и к лучшему, что их выступление сразу после войны перед немецкой публикой не состоялось. «Нас принимали хорошо, но без энтузиазма, чувствовался какой-то холод», – вспоминал Бунчиков. И неудивительно: жителям страны, проигравшей войну, вряд ли хотелось слушать песни, прославляющие победителей.

Гораздо большее впечатление, чем поездка в Германию, оказал на Бунчикова визит в Польшу. Артистам предложили съездить в Освенцим. Певцы не без колебаний согласились. «Ехать было, прямо скажу, страшно, – писал Бунчиков в мемуарах. – Настроение у всех жуткое. Перед глазами – город смерти. Еще стоят вышки для автоматчиков, бараки. Печи взорваны. Нам показали, где жили узники. Лежат чемоданы, на них написаны адреса. Под стеклом детская обувь, женские волосы. Кошмар! Трудно передать наше состояние в тот момент. Все были убиты этой “экскурсией”. Мы возложили цветы – памятника еще не было, положили у барака». Когда через десять лет Бунчикову вновь случилось попасть в Польшу на гастроли, в Освенцим он больше не поехал: слишком тяжелым оказался опыт.

Вплоть до 1960-х артист не только выступал в дуэте с Нечаевым, но также пел в операх и опереттах – в основном в радиопостановках. Оба также выступали и с сольными программами. Но в 1964-м, в расцвете карьеры, Бунчиков решил уйти на пенсию. «Нужно уходить вовремя, нельзя петь и вызывать у зрителя жалость», – аргументировал артист свое решение.

Исключение было сделано только для выступлений с Нечаевым: с ним Бунчиков продолжал выступать и гастролировать и на «пенсии». К 25-летию совместных выступлений артисты сделали большую концертную программу и показали ее сначала в Москве, а потом в городах Белоруссии. Этот тур стал последним: в 1969 году Владимир Нечаев скоропостижно умер от инфаркта.

Бунчиков не перестал петь и после смерти Нечаева, но делал это уже эпизодически: когда его приглашали выступить на юбилейных концертах или на встречах с ветеранами. Композитор Эдуард Колмановский называл Бунчикова «последним из могикан»: один за другим уходили авторы песен, но их композиции благодаря певцу продолжали жить. Сам Владимир Бунчиков умер в 1995 году в возрасте 93 лет. На его могиле выгравирована строка из его любимой песни «Летят перелетные птицы»: «А я остаюся с тобою, родная моя сторона».