Из своего детства 65-летний канадец Майкл Хартогс помнит немного. Знает только, что родился в Бельгии, что звали его Максом Коном и что в 1948-м, когда ему было десять лет, его усыновила канадская семья Хартогс, забрав из брюссельского приюта. Вот, пожалуй, и все, что сохранилось из детских воспоминаний. Поэтому, вернувшись однажды домой, он был весьма заинтригован сообщением, оставленным на его автоответчике:
«Привет, Майкл! Это Лион Скиппер. Я тот, кто спас тебе жизнь».
«Когда слышишь такие вещи, просто кровь стынет в жилах, — вспоминает Хартогс. —
Он оставил номер своего телефона, и, перед тем как позвонить, я, предчувствуя долгую беседу, налил себе стакан воды». Скиппер, уроженец Бельгии, ныне проживающий в Лос-Анджелесе, больше часа, рассказывал Хартогсу о том, где и как пересеклись их жизненные пути. Как ранним утром 30 октября 1942 года 14-летнего Лиона Скиппера и еще с полсотни детей из приюта Везембек, что под Брюсселем, привезли в огороженный колючей проволокой пересыльный лагерь, откуда специальные составы должны были доставить их в концлагеря. Как детей часами переводили из помещения в помещение, покуда директор приюта Мари Блюм-Альберт умоляла бельгийскую королеву спасти их жизни. Как в ожидании грузовика, который должен был отвезти его назад в Везембек, Лион заглянул в комнату, где ждали отправки в Освенцим четырехлетний летний Макс Кон и еще пять малышей, разлученные с родителями.
«Я увидел в комнате шестерых детишек. Осмотрелся — комната пуста, — вспоминает Скиппер. —
Охранников поблизости не было. Тогда я понял, что это — шанс, которого больше может не представиться. Тогда я быстренько позвал пятерых своих приятелей, мы схватили по одному малышу и вынесли их оттуда». Лиону «достался» маленький Макс, которого он и укрыл вместе с другими детьми…
Не так давно эти два человека встретились вновь. Скиппер — теперь уже 75-летний старик, отец двоих детей и дедушка пятерых внуков — с большим трудом пытается объяснить, что же именно заставило его тогда в считанные секунды принять решение, которое могло очень дорого обойтись ему и которое спасло жизнь Хартогсу:
«Я делал все, что мог сделать назло немцам. Первым инстинктивным побуждением было просто взять их с нами. Я ведь тогда даже не понимал, что спасаю им жизнь. Просто знал, что увожу их от очевидной опасности». Уже через месяц, вспоминает с улыбкой Скиппер, Макс
«держался за меня как за самого близкого человека. Будил меня ночью, когда ему надо было в туалет. Правда, общаться нам приходилось с помощью жестов, потому что он говорил на фламандском, а я — на французском». Опасаясь, что нацисты нагрянут в приют за подростками-евреями, Лион весной 1943 года бежал из Везембека и перебирался из одного приюта в другой вплоть до окончания войны. После освобождения Бельгии войсками союзников он вернулся в Везембек, чтобы разыскать свою сестру и старых друзей. Хартогс, родители и сестра которого погибли в концлагерях, был еще там, но Скиппера уже не помнил.
А лет десять назад Скиппер, вышедший на пенсию специалист по ракетным установкам, попытался выяснить, что же произошло в дальнейшем с его маленьким приятелем. Бывая в Бельгии, он расспрашивал своих друзей, но никто не мог сообщить ему ничего полезного. Тогда его жена Элиз, работавшая в Фонде «Шоа», предложила связаться в центром по розыску жертв войны при Американском Красном Кресте.
«Информации, которую я передал им, было, в общем-то, негусто: старая выцветшая фотография, имя и то, что его, вероятно, усыновила канадская семья, — рассказывает Скиппер. —
Честно говоря, мне не верилось, что из всего этого что-то выйдет, однако пятнадцать месяцев спустя мне сообщили, что Макс нашелся».
Майкл Хартогс владеет компанией, занимающейся распространением фильмов. После недавней встречи со Скиппером в Лос-Анджелесе между ними сразу же завязалась дружба.
«Накануне отъезда в Лос-Анджелес у меня было такое чувство, будто я еду на встречу с родственником, — признался Хартогс. —
Мы едва знаем друг друга, но оба чувствуем, что очень близки… Нет, я не могу передать это словами».