Неуловимые горнисты

Судный день подходил к концу, а с ним и молитва «Неила», венчающая самый тяжёлый и в то же время самый священный праздник в иудейской традиции. Молящиеся только успели пропеть традиционное «в будущем году в Иерусалиме…», как нестройный хор их голосов внезапно заглушило пронзительное трубление шофара, раздающееся откуда-то с правой стороны из глубин толпы.

В ту же секунду на звук горна, грубо расталкивая молящихся, рванулись дюжие британские полицейские, спешащие арестовать преступника, нарушившего категорический запрет властей. Но стоило им только схватить за шиворот мальчишку лет тринадцати, как на противоположном конце, словно отзываясь эхом первому долгому трубному зову, взорвал гомон толпы второй шофар. Разнося вокруг короткие резкие звуки, он захлебнулся лишь тогда, когда солдаты и полицейские, расшвыривая на пути людей, добрались наконец и до второго малолетнего нарушителя общественного порядка.

Но будто насмехаясь над нелепыми запретами, третий шофар вознес свой призыв из самой гущи собравшихся. И пока оставшиеся полицейские пробирались к очередному возмутителю спокойствия, тот завершил весь положенный порядок трубления долгим и протяжным звуком – ткиа гдола, гордо разнося над Иерусалимом весть об окончании грозного праздника, к бешенству окрестных арабов, досаде британцев и радости евреев.

***

Всё началось осенью 1930-го. В тот год Судный день выпал на четверг, 2 октября. Узкий коридор между забором частного арабского дома и высокой стеной, сложенной еще по приказу Ирода Великого, был плотно заполнен молящимися евреями. Эта стена, подпирающая с запада Храмовую гору, на вершине которой сияли в древности своим великолепием оба иерусалимских храма, вот уже почти два тысячелетия оставалась самым близким местом к руинам важнейшей еврейской святыни. Глядя со стороны, как молятся, раскачиваясь возле неё, евреи, плачущие по своей истерзанной и утерянной родине, иные нарекли её Стеной плача. Сами же евреи привыкли называть высокую каменную кладку Западной стеной, самим этим уже будто напоминая, что там, к востоку, осталась скрыта вершина Храмовой горы.

Британские власти, отвоевавшие в ходе Первой мировой войны Палестину у Османской империи, как могли, пресекали ростки еврейской независимости. Следуя принципу «разделяй и властвуй», они поощряли радикальные настроения среди арабов, а затем, якобы для снижения межнациональной напряженности, вводили унизительные антиеврейские ограничения.

Прекрасно осознавая символическую важность еврейского присутствия и молитвы возле Храмовой горы, британцы запретили евреям устанавливать в узком проулке возле Западной стены шкафы для свитков Торы, скамейки и даже отдельные стулья для пожилых прихожан. В тот же злосчастный год, «дабы не провоцировать арабов на беспорядки», британцы ввели еще ряд унизительных для евреев запретов: на этот раз им вообще было запрещено читать Тору возле Западной стены, а следовательно, и приносить туда её свитки, и заодно – молиться вслух и трубить в шофар во время осенних праздников: Рош а-Шана и Йом-Кипур. Для соблюдения всех этих ограничений британские власти направили полицейских с приказом немедленно арестовывать нарушителей.

***

Собравшиеся у Западной стены молящиеся евреи, испуганно переглядываясь, шептались, указывая на командующего иерусалимской полицией, лично прибывшего удостовериться в соблюдении нововведенных запретов. Услышать звук шофара на исходе Судного дня – важнейший еврейский обычай, и невозможность его выполнения, да ещё и в таком святом месте, не просто удручала евреев, но казалась особенно символичной и оскорбительной.

Одним из людей, внимающих этим горестным вздохам, был 26-летний Моше Сегаль – хабадник и сионист из Полтавы, пятью годами ранее переехавший в Палестину. За это время он уже успел побывать каменотесом, поработать в сельскохозяйственных поселениях Галилеи, стать абитуриентом педагогического училища, студентом престижной иешивы «Мерказ а-Рав», а также – активным участником молодёжной сионистской организации «Бейтар» и создателем групп еврейской самообороны в Тель-Авиве и галилейских посёлках.

В Судный день в перерыве между молитвами Моше Сегаль подошёл к раввину Ицхаку Оренштейну, возглавлявшему «общину Западной стены», и попросил у него шофар.
– Ты что, не видишь всю эту полицию?! – поразился раввин, отворачиваясь от молодого человека и демонстрируя тем самым бессмысленность дальнейшего разговора. Но прежде он бросил короткий взгляд в сторону небольшого стенда, стоявшего в стороне, будто подавая Сегалю знак.

Тот понял намёк и, потихоньку пробравшись к стенду, обнаружил там лежащий шофар. Накрывшись талитом, Сегаль дождался заключительных строф молитвы «Неила» и в нужный момент протрубил в шофар, провозглашая прощение народа Израиля и могущество Б-га Яакова рядом к важнейшей национальной святыней. Мгновение спустя он был схвачен и препровожден в тюрьму, расположенную тут же, в Старом городе, и прозванную жителями на турецкий манер «Кишле». Невольно продолживший свой уже и без того суточный пост Сегаль был освобождён лишь к полуночи. Как выяснилось, благодаря личному вмешательству главного раввина Эрец-Исраэль Авраама Ицхака Кука, сообщившего властям, что и он сам не прервёт своего поста до тех пор, пока юноша не будет освобожден.

***

В следующие 18 лет трубление в шофар возле Западной стены на исходе Судного дня стало едва ли не в главным символом противостояния унизительным британским запретам. И хотя выполнение этого ритуала превратилось чуть ли не в боевую операцию, он успешно происходил каждый раз вопреки всем усилиям властей. Его организацию продолжал осуществлять Моше Сегаль – к тому времени он стал раввином и одним из лидеров еврейского подполья, возглавлял несколько серьезных акций возмездия против англичан, был вынужден скрываться, а затем снова был арестован. И всё равно каждый год трубление в шофар завершало молитвы Судного дня у подножия Храмовой горы.

Участниками этих акций становились добровольцы из «Бейтара». Моше Сегаль лично отбирал троих, кому предстояло выполнить самую сложную миссию – протрубить в шофар и почти наверняка оказаться в тюрьме. Причем никто из ребят не видел Моше Сегаля в лицо, чтобы не выдать на допросе организатора акции. День за днем на протяжении месяцев эти юноши готовились к своему «выступлению», обучаясь безошибочно, одним движением руки поднести к губам горн и со всей силы протрубить необходимую последовательность звуков.

Полицейские тщательно обыскивали идущих на молитву евреев, но изобретательные подпольщики каждый раз находили новый способ пронести небольшой шофар в проулок возле Западной стены. Власти ограничивали проход мальчишкам, но участники акции, часто едва достигшие 13-летнего возраста, умудрялись пробираться к подножью Храмовой горы по крышам и балконам арабских домов, стоящих в Старом городе так близко, что можно было перешагнуть с одного здания на другое или пройти по узеньким аркам, переброшенным через улицы.

Специально отобранные по росту полицейские и солдаты, возвышаясь над молящимися, высматривали нарушителей, надеясь успеть их схватить. Так как британцы не понимали иврита, подпольщики координировали свои действия, делая вид, что читают нараспев молитву. Иногда, обнаружив полицейского в штатском, стоящего в толпе, они предупреждали людей вокруг, чтобы те в нужный момент плотнее сомкнули свои ряды, помешав ему броситься в сторону горниста.

Наконец переданные под талитами молящихся шофары оказывались в руках главных «заговорщиков», занявших позицию в разных концах толпы. По заранее согласованному сценарию после окончания молитвы первый начинал трубить, и как только британцы добирались до смельчака, второй перехватывал эстафету, а третий завершал, протрубив то, что не успел предыдущий.

Британцы никогда не могли догадаться, кто из молящихся устроит «сюрприз» на этот раз, и им оставалось лишь арестовывать протрубивших. Иногда толпе удавалось создать такую давку, в которой арестованные вырывались и убегали. Те, кому везло меньше, оказывались в тюрьме, проводя в заключении до полугода.

***

Весной 1948 года трансиорданский легион под командованием бывшего британского полковника Джона Глабба занял несколько районов Иерусалима, включая и Старый город. Затем на протяжении 19 лет иорданцы планомерно выхолащивали всякую память о еврейском присутствии в городе, захватив еврейские дома, взорвав синагоги и превратив надгробия еврейского кладбища в строительный материал. Ни один еврей не мог подойти в эти годы к Храмовой горе, прикоснуться к камням Западной стены, не говоря уж о том, чтобы протрубить в шофар. Лишь в 1967 году в ходе молниеносной Шестидневной войны израильские войска вернули под еврейский контроль оккупированные иорданцами части столицы. Среди тех, кто первыми протрубил в шофар у подножия Храмовой горы, буквально в первые часы после освобождения города, оказался Авраам Элькаям – участник последнего трубления во время Судного дня в 1947 году. Правда, теперь ему было уже не 13 лет, он был в форме израильского офицера и трубил не таясь.

Когда он закончил, к нему подошел незнакомый пожилой мужчина и спросил, почему он это делает.
– Я был одним из тех, кто трубил здесь последним, – гордо ответил ему Авраам.
– А я, – улыбнувшись, ответил незнакомец, – тот, кто сделал это первым. Я – Моше Сегаль, чьё лицо тебе нельзя было тогда увидеть.

***

В этом году звук шофара у подножия Храмовой горы, знаменуя возрождённую традицию и возвещая искупление народа Израиля в новом году, прозвучит уже в 50-й раз. Он не прерывался с тех пор больше ни на один год.