Москва начала ХХ века

Превращение пореформенной Москвы в соперничающий с Петербургом крупнейший экономический и культурный центр повысило ее притягательность для еврейского населения России. Но и в изменившихся условиях Москва сохраняла особый полуофициальный статус второй столицы — хранительницы традиционных устоев государства, причем к неоспоримым признакам превосходства Москвы причислялась и этническая однородность ее жителей. Вследствие этого практика применения законодательства по еврейскому вопросу приобретала здесь одновременно охранительный и рассчитано показательный характер.

Не могли остаться сугубо локальными и возникавшие в связи с этим на почве обычной для неправового государства подмены законности "целесообразностью" и "усмотрением" противоречия между властными структурами и общественностью (притом, что в составе московской общественности были и влиятельные консервативные слои). Исключения из общего правила могли быть и проявлением произвола, и означать известное "послабление". Многое зависело от индивидуальных качеств администраторов, но в любом случае власть стремилась представить себя высшим арбитром, выражающим общенациональные интересы.

Реальное соответствие государства этому своему назначению стало оспариваться по мере развития капитализма. Два момента, отделенные друг от друга рубежом первой революции, дают возможность проследить и оценить эту тенденцию. Выселение евреев из Москвы, которым ознаменовал начало своего генерал-губернаторства (1891 г.) великий князь Сергей Александрович, вызвало недовольство представителей торгово-промышленных фирм Москвы и Иваново-Вознесенска, не считавших, что тем самым правительство защищает их интересы. Они указывали на ущерб, нанесенный экономической жизни Московского промышленного района и благосостоянию его жителей. Отмечалось также, что осталась незаполненной ниша, освобожденная выселенными евреями-ремесленниками, занимавшимися мелким ремонтом одежды и обуви.

Несмотря на то, что акция по выселению евреев не вполне соответствовала закону. (Он предусматривал выселение в черту оседлости только ремесленников и был обнародован 28 марта 1891 г., в Москве же выселение началось с опережением, в январе). Ходатайство о разрешении евреям-купцам первой гильдии, приписанным к другим губерниям, временно проживать в Москве было удовлетворено далеко не сразу и оформлено как особая милость.

Два десятилетия спустя ту же роль защитника экономических интересов русского населения взял на себя московский губернатор В.Ф. Джунковский, в прошлом адъютант убитого в 1905 г. Сергея Александровича. При этом губернатор, известный своей гуманностью и нетипично уважительным отношением к закону, по существу следовал возобладавшему после революции 1905- 1907 гг. экономическому курсу, который предусматривал отказ от политики стимулирования частнопредпринимательской деятельности, проводившейся С.Ю. Витте. В то же время губернатор был убежденным сторонником аграрных преобразований, связанных с именем П.А. Столыпина. Информация и адресуемые правительству предложения Джунковского, касающиеся евреев, вписывались в рамки этих приоритетов.

В своих всеподданнейших отчетах за 1910 и 1911 гг. Джунковский сообщал, что евреи приобретают все большее влияние в промышленности и торговле, несмотря на узаконения, ограждающие Москву и губернию от их наплыва. Губернатор отрицательно оценивал стремление евреев арендовать землю, перешедшую в личную собственность крестьян в результате проведения столыпинской аграрной реформы, а также входить в число пайщиков товариществ, владеющих недвижимостью вне городов. Закон от 10 мая 1903 г. запрещал лишь приобретать недвижимость в собственность, но поскольку, по мнению губернатора, аренда также была явлением "крайне нежелательным", "глубоко прискорбным" и даже "особенно опасным", "нарушающим в корне цели, преследуемые великой земельной реформой", он во всех случаях отказывал в такого рода просьбах. С этим согласился, прочитав отчет Джунковского, Николай II. Кроме того, губернатор предлагал обязать евреев продавать полученные по наследству паи и запретить приобретение их в дальнейшем, установив для нарушителей "строгие уголовные кары".

Сообщая о ходатайствах предпринимателей по этому поводу, Джунковский признавал, что было бы неправильно тормозить развитие промышленности и что для строительства и расширения фабрик и заводов земля необходима. Судя по всему, губернатору было не вполне ясно, как разрешить возникшее противоречие. Следует также иметь в виду, что сам он предпочитал дистанцироваться от черносотенных кругов, а недруги Джунковского из этого лагеря приписывали ему дружбу с "людьми определенно- кадетской складки". Однако вряд ли они возразили бы против того, что содержалось в его всеподданнейших отчетах.

Современники, а впоследствии и некоторые историки склонялись к тому, что политику по еврейскому вопросу непосредственно диктовали государственной власти правомонархические организации, правящие круги прислушивались только к черносотенному "общественному мнению". "Вожаки "Союза русского народа" суют нос всюду, вмешиваются во все дела, министры с ними обнимаются, государь их благодарит", — так представлялось в 1908 г. положение вещей на вершине властной иерархии директору одной из московских гимназий Н. Высотскому и, вероятно, не только ему. Нельзя вместе с тем не заметить, что правительству никогда не удавалось полностью удовлетворить воинствующих антисемитов. Исследования и документальные публикации последних лет рисуют более сложную картину взаимоотношений между государством и группировками правых, которые отождествляли себя со всем русским населением и от его имени ратовали за крайнее ужесточение антиеврейского законодательства.

В экстремальной ситуации 1905-1906 гг. государство востребовало, говоря словами Столыпина, "дикий патриотизм обывателя", неизбежно обращавшийся против евреев. Московский генерал-губернатор С. К.. Гершельман считал безусловно правильным и полезным использовать "Союз русского народа" в качестве одной из опор власти, вплоть до поддержки организаторов политических убийств, как это было в случае с убийством редактора "Русских ведомостей" Г. Б. Иоллоса. Фактически возглавлял черносотенцев-террористов чиновник особых поручений при генерал-губернаторе А.А. Буксгевден.

Не раз демонстративно подчеркивал свои симпатии к черносотенным союзам и деятелям Николай II, в том числе при посещении Москвы. "Самодержец любит Вас", — писали из Москвы В.М. Пуришкевичу. Позиция монарха была, однако, хотя и важным, но все же не решающим определителем практической политики, ибо с авторитарным режимом и основополагающей установкой правительства на "успокоение" невозможно было совместить экстремизм и претензии лидеров крайне правых на исключительность. По их же словам, они хотели находиться вне стеснявшего их "волшебного круга законности и порядка", а также иметь постоянный прямой выход на верховную власть, минуя бюрократические инстанции. Выпады против бюрократии, не исключая губернаторов и министров, органичные для русского консерватизма и восходящие к славянофильству (но рассчитанные также на привлечение массовых симпатий), обоснованно воспринимались здравомыслящей частью правящей элиты как дестабилизирующий фактор.